Валерий Попов - «ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении)

— Ну вот, — сказал Сергей Иванович, некоторых невидимок ты теперь знаешь. А еще у нас есть «видимки», — которых видно или слышно. Тут мы имеем три основных фигуры.

Ведущий.

Комментатор.

Диктор.

— Какое у телевидения первое дело? — продолжал он. — Первое дело, я считаю, — показать, какие у нас замечательные вокруг люди. Правильно?

— Правильно.

— И раскрыть, так сказать, их богатство.

— Какое богатство?

— Духовное.

— А-а-а!

Надо в каждом человеке найти то, что в нем особенное. И показать. И кто это, по-твоему, должен сделать?

— Не знаю.

— Ведущий.

— Можем посмотреть, — сказал он, — как раз сегодня передача «Клуба интересных людей». У нас там три ведущих: Шиняев, Баш и Плужник.

Сергей Иванович включил телевизор в углу комнаты. Сейчас на включенном экране стоял стол, а за столом сидели двое, один из них военный.

— Это знаменитый испытатель Мосолков, — сказал Сергей Иванович, — а это ведущий наш, Шиняев.

— Итак, — неестественно улыбаясь, заговорил Шиняев, сегодня у нас в гостях знаменитый летчик-испытатель Георгий Иванович Мосолков.

При слове «знаменитый» Мосолков вздрогнул. Видно, это слово ему не понравилось.

Неправильно ведет себя. — забормотал Сергей Иванович. — Первое, что должен сделать ведущий, — это снять с собеседника напряжение, чтобы тот забыл и о камере, и о лампах, уютно себя почувствовал, среди друзей. Пошутить. Посмотреть друг на друга. Даже полюбить, если можно.

А вы вообще-то кто? — неожиданно спросил Мосолков.

— Я? — Шиняев растерялся. — Я вообще-то здесь этот... ведущий...

— Эх, не получается! — вздохнул Сергей Иванович. — У ведущего реакция должна быть, как у летчика. Чтоб при любых оборотах не теряться. За словом в карман не лезть.

— Ну хорошо, — сказал примирительно Мосолков. — ведущий. Буду знать. Вы ведущий, а я, значит, ведомый. — Мосолков засмеялся.

— Все, — сказал Сергей Иванович, — забивает он нашего Шиняева!

Шиняев молчал, бледнел, шевелил губами.

— Что вы сказали? — наконец спросил он.

— Это в авиации у нас так называется, — объяснил Мосолков. — Летчик, летящий впереди, — ведущий, а за ним, в следующем самолете, — ведомый.

На экране была пауза.

— Георгий Иванович, — наконец сказал Шиняев, — расскажите, пожалуйста, о ваших последних испытаниях.

— С удовольствием, — ответил Мосолков, — только о каких именно? У меня ведь их было очень много. Не могли бы вы сказать конкретнее?

Шиняев что-то пробормотал.

Они вяло переговаривались еще минут пять, и оба заметно мучились.

Сергей Иванович крякнул.

— Не смотри, — сказал он. — Самый плохой ведущий тот, который не знает, о чем спрашивать.

Следующим в этом «Клубе интересных людей» выступал знаменитый гимнаст Гончаров.

Беседовал с ним Плужник.

Плужник совсем-совсем не походил на Шиняева. Взгляд у него был решительный, движения властные. Гончаров сидел рядом, сложив руки на коленях и потупя глаза. Видно, Плужник перед выступлением чем-то его сильно напугал. Здесь все шло гладко, как по нотам.

Скажите, — спрашивал Плужник, — вы, кажется, пятого июня уезжаете на соревнования в Цюрих?

— Да, — отвечал Гончаров, — я пятого июня уезжаю на соревнования в Цюрих.

— Это будут личные соревнования? — спрашивал Плужник.

— Да, — отвечал Гончаров, — это будут личные соревнования.

— И там, вероятно, будут разыгрываться бронзовые, серебряные и золотые медали чемпионов Европы?

— Да, — отвечал Гончаров, — там, вероятно, будут разыгрываться бронзовые, серебряные и золотые медали чемпионов Европы.

— Тот ведущий был слишком плохой, — сказал Сергей Иванович, — не знал, что спрашивать. А этот, наоборот, слишком хороший. Даже чересчур. Не только знает, что спрашивать, но и заранее знает, что ему ответят.

Последним выступал повар ресторана «Метрополь» Цыпленков. Он был маленький, но лицо у него было важное.

Беседу вел Баш.

— Ну, как дела, Николай Сергеевич? — спросил Баш.

— Да спасибо, все хорошо, — улыбаясь, сказал Цыпленков и в подтверждение своих слов развалился в кресле.

— Хочу я вас спросить, Николай Сергеевич, — не спеша начал Баш. Цыпленков сидел в кресле, улыбаясь, и, казалось, говорил: «Ну что ж, спрашивайте, спрашивайте, что там у вас».

— Вот мне приходилось слышать, — продолжал Баш, — что некоторые называют кулинарию, приготовление там обедов, ужинов, искусством. Я, извините, этого не понимаю. Вскипятил воду, бросил мясо, посолил и ешь! При чем здесь искусство, не понимаю. Ерунда, по-моему.

— Ах, что он вытворяет! — зашептал Сергей Иванович. — Да. Разозлить человека, завести, как говорится, это он умеет! Молодец!

Цыпленков больше не сидел развалясь, теперь он сидел в кресле прямо и смотрел на Баша, вытаращив глаза. Потом он еще раз глянул на Баша как на сумасшедшего и вдруг начал говорить торопливо, как молитву:

Один килограмм мяса, один стакан нарезанного репчатого лука, один зубчик чеснока, два ломтика свиного сала. Сто граммов грибов. Мясо нарезать на куски и натереть солью и перцем. Положить на мясо слой репчатого лука. Положить второй слой мяса, на него слой грибов. И наконец — третий слой мяса покрыть ломтиками сала, поставить в духовку и печь все это минут сорок — сорок пять!

— И есть? — закричал Баш.

И есть, — ответил Цыпленков. — А вы говорите, не искусство. Для ума книги, для глаз — картины, для ушей музыка, для языка — вкусная еда — вот четыре основных вида искусства!

Он достал еще одну бумажку и стал читать ее, как призыв:

— Возьмите яичную скорлупу, из которой предварительно, из дырки, проколотой иголкой, вами же выпито яйцо! Залейте туда крепкий мясной бульон с желатином. Поставьте на холод. Когда заливное застынет, разбейте и уберите скорлупу и украсьте заливное листочком зелени. По-вашему, это некрасиво? Или невкусно? Вы сознательно грабите себя, если пренебрегаете этой стороной жизни!

Он рассказал еще много вкусного. Баш бил себя по колену, глаза его горели.

— И есть?! — спрашивал он после каждого раза.

— И есть! — гордо отвечал ему повар Цыпленков.

Передача кончилась, и мы погасили экран.

Многое можно рассказать о работе ведущего, — заговорил Сергей Иванович, — но для начала я тебе назову три вещи, которые совершенно недопустимы на экране. Это: