Александр Маринов - Детский дом

Филин молчал, не двинувшись с места. Алексей сильными резкими движениями распустил ременный пояс, освободил руки взъерошенного, заплаканного Клея. Кое-кто из ребят быстренько улегся, натянул на голову одеяло, сделав вид, будто спит. С ближнего Роза сдернула одеяло:

— Нечего притворяться!

Клей, хлюпая носом, пробрался на свою койку.

— Может, теперь объясните, что здесь происходит?

Отвечать Розе Клей не стал. Мы тоже молчали, стараясь не встречаться с Розой глазами.

— Дикари! Ну, дикари! — с возмущением всплеснула она руками. — Все живете волчьими законами! Ну вот ты, Борис? Ты же добрый, сильный парень, и я знаю, не раз заступался за слабых! Как ты мог мириться с этим?

Борис Касаткин успел только натянуть штаны и стоял босой, лохматый, смущенно опустив голову. Жил он в семье, на окраине деревни Большое Кузьмино, неподалеку от городских ворот, но учился в нашей школе, дружил с нами и вообще проводил в колонии больше времени, чем дома.

— Уроки сегодня делал с ребятами, — начал оправдываться он, переминаясь с ноги на ногу, — запозднился, они меня и оставили ночевать. Ну…

— Я тебя не об этом спрашиваю.

— А чего я? Я посторонний. Лезть не в свое дело…

— Моя хата с краю? — насмешливо перебила его Роза. — Нет, дорогой, самосуд всегда самосуд, и всякий порядочный человек должен против него протестовать. «Посто-ро-онний»! Ну, а ты, Саша? — обратилась она ко мне. — Ты-то согласен с этим варварством?

«Не пошел против течения», — хотелось сказать мне, но я только ниже опустил голову.

Один Коля Сорокин мог спокойно глядеть в глаза Розе, однако он и словом не обмолвился, что был против расправы над Клеем.

— Клей — ябеда и легаш, — упрямо пробубнил Мишанька Гусек. — Учить таких пользительно.

Роза резко повернулась к нему:

— Что-то мало вы похожи на учителей. Вам лишь бы отомстить, а не научить. А уж тебе, Михаил, и вовсе лучше помолчать. Говорят, пайки даешь под проценты, обираешь голодных? Мы до тебя еще доберемся!

— Поклеп, — глухо буркнул Гусек и тут же улегся в постель.

— С Клеем мы жить не хотим, — вдруг сказал Коля Сорокин. — Не хотим, и все.

— Это дело другое. Но вопрос решать будете не вы, а городской отдел народного образования. О вашем мнении я завтра доложу заведующей. Сейчас же спать, и чтобы без глупостей. Ясно?

Все молчали.

— Даете слово?

— Даем, — выдавил староста спальни.

И как будто прошла грозовая туча: все почувствовали, что избежали чего-то грязного и ненужного. Вовремя нас схватили за руку. И Роза поняла: ее слова дошли до нас, расправы не будет…

Вскоре Клея от нас забрали, перевели в другой детдом.

Все же после этого Роза чаще стала заглядывать к нам в спальню, проверяя, как мы выполняем правила распорядка.

Однажды она пришла к нам вместе с Францем Пупиным. Мы уже разделись, лежали в кроватях и, по обыкновению, рассказывали разные истории.

— Ой, как у вас накурено, — сказала Роза. — Хоть топор вешай,

— Да, дымком в самом деле попахивает, — подтвердил Пупин. — Зря в спальне курите, молодцы.

Вечерами мы действительно курили в спальне. Оправдывали себя тем, что потом открывали на полчасика форточку: ничего, мол, проветрится.

— Ведь курить вредно, ребята, — сказала Роза. — Никотин и алкоголь — это страшный яд.

— Факт, а не реклама, — сказал Петя Левченко.

Воспитанники рассмеялись.

— Чего, вам весело? Иль не верите?

Мы молчали. Аристократ как можно деликатнее сказал:

— Роза Ильинична, мы ведь уже не такие маленькие, как вам кажется. Иль мы не знаем, что сейчас табачком балуется половина нашего города. Ну, а мы что? Берем пример с взрослых.

Роза и Пупин переглянулись.

Роза стала объяснять, что пример со старших надо брать в другом, хорошем. Сейчас-де вам, мальчики, трудно объяснить некоторые вопросы, вырастете, узнаете. Пупин молчал, задумчиво дергал левой светлой бровью, — была у него такая привычка.

…Прошло немало дней.

Мы уже стали забывать о разговоре с пионервожатыми, как неожиданно всех мальчишек собрал в актовом зале школы Пупин.

На сцене вместе с Францем находился человек с пепельными бачками. Перед ним на столе стояла проволочная клетка, в которой сидела белая, в буроватых подпалинах морская свинка. Все мы с любопытством смотрели на эту зверюшку.

— Кто это к нам? — раздавались вопросы. — Фокусник?

— «Счастье» угадывает?

— Где ж его шарабан с билетиками?

— Ребята, — сказал Пупин. — К нам приехал студент-медик. Он проведет интересную лекцию, покажет научный опыт.

— А ну-ка, молодые люди, — живо обратился к нам студент. — У кого есть курево? Попрошу.

Все стали переглядываться. Многие собирали окурки на городских улицах и набивали ими «порт-табаки» — пустые спичечные коробки. Самые «богатые» покупали папиросы «Ира», «Смычка» и другие дешевые сорта.

— Чего застеснялись? — сказал студент. — Выручайте.

«Выручить» его по-прежнему никто не захотел.

— Выворачивай карман, — шагнув к Мишаньке Гуську, сказал Пупин и взял его за плечо. — Тут все свои. Не бойся.

— Чего вы? Чего? — попятился Гусек и хотел было нырнуть за спины ребят.

Пупин не выпускал его.

— Смотри, а то сам выну.

Гусек зыркнул по сторонам своими зоркими зелеными глазками. Ни Легздайн, ни Розы, ни учителей — никого не было. Ребята, смеясь, глядели на него во все глаза. И тогда Гусек сам улыбнулся криво, осклабив крепкие мелкие острые зубы, и достал из кармана спичечную коробку. Она оказалась наполненной еще не выпотрошенными окурками. Гусек снял кепку и достал из нее совершенно целую и лишь чуть смятую папироску.

— Боле нету.

Слова его были встречены общим смехом.

Пупин передал курево Гуська студенту. Гот высыпал табак из папиросы и окурков в какое-то устройство, состоящее из пробирок и трубок, подержал содержимое над огнем спиртовки, а затем образовавшуюся смолистую жидкость набрал в шприц. Ребята следили за ним очень внимательно; кое-кто не скрывал недоверчивой усмешки.

— Теперь давайте сюда свою собаку, — сказал студент. — Я видел, во дворе бегала. Ведите.

— А чего вы с ней сделаете? — спросил Коля Сорокин.

— Скоро увидите сами.

Вид у студента был решительный, и все почему-то притихли.

Свою детдомовскую дворнягу Цыгана все очень любили. Это был черный лохматый сильный пес, верный сторож. Нас он поражал тем, что всегда появлялся на построениях перед завтраком, обедом и ужином и затем впереди всех несся в столовую, оглашая здание громким лаем. Здесь на полу в миске его ждала еда. Если кто пытался обогнать Цыгана, он норовил схватить такого нарушителя за штанину, упирался сильными ногами, не пускал, вызывая общий смех.

— Вы что его, покалечите? — спросил кто-то.