Виктор Шабалин - Тайна Кара-Ташского подземелья

Бойцы, стиснув зубы, переглянулись: что делать?

Кровью налились глаза Сидорова.

— Что же это, товарищи… — вскочил Шаган, но возглас его оборвался стоном, он схватился за голову и повалился на пол.

Друзья окружили его, осмотрели. Пуля прошла через челюсть и шею. Шаган стонал, отплёвывался кровью. Его перевязали и уложили в угол на дощатый пол.

— Так дальше не пойдёт, — строго сказал старшина, — надо быть осторожнее… Мы должны себя беречь, чтобы отстоять границу… — Он снова прильнул к амбразуре.

Басмач поднялся и, топая ногами, точно пудовыми гирями, рысцой побежал в логово басмачей, увлекая за собой пленницу.

Сосредоточенные лица пограничников потускнели, взгляды потупились, наступила минута тягостного молчания.

В наступившей тишине они уловили звуки частой стрельбы, доносящейся издали.

— Это на заставе Ишик-Арт, — растягивая слова, заговорил Жуков, — на нашей заставе. Значит, помощи ждать неоткуда. Там тоже идёт бой.

— Да, — подтвердил Сидоров, — надеяться пока не на что. Но наша задача ясна: преградить путь противнику…

На плоском камне, укрытом узорчатыми коврами, словно на ханском троне, восседал Джаныбек-Казы, скрестив ноги. Поодаль тесным кольцом стояли его приближённые. Свирепые их взгляды скрещивались на Бакен, которая стояла в центре круга с низко опущенной головой. Руки её были крепко связаны за спиной.

— Красавица, скажи, — заискивающим голосом спросил пленницу курбаши. — Ты с этого поста? А?

Бакен молчала.

— А сколько аскеров на посту? Много у них боеприпасов?

Бакен покачала головой:

— Не знаю.

— Ты не хочешь развязать свой язык? — Джаныбек-Казы нетерпеливо взмахнул камчой. — Заставим!

Два басмача схватили за руки Бакен, подвели вплотную к курбаши. Тот, икая и отдуваясь, поднялся перед ней, большой и страшный, и грозно гаркнул:

— Будешь говорить?!

Бакен вздрогнула. Она медленно подняла голову и ненавистно глянула в сверкающие глаза курбаши.

Джаныбек-Казы отвёл взгляд в сторону и в тот же миг с размаху ударил пленницу в подбородок. Женщина упала, изо рта потекла струйка крови. Протяжный стон вырвался из её груди.

Бакен, поставленная двумя басмачами на ноги, беззвучно усмехнулась:

— Баатыр [5] Баатыр — герой. .

Из ближней палатки вышел охмелевший Копытов.

— Фанатичная коммунистка, — бросил он в сторону пленницы и проследовал к курбаши. Позёвывая, он присел на край камня, склонился над ухом владыки и, ухмыляясь, начал что-то нашёптывать, то и дело кивая на Бакен.

На лице Джаныбека-Казы изобразилась злорадная улыбка, и он быстро закивал:

— Якши [6] Якши — хорошо. ! Хорошо придумал.

Он знаком показал толстому басмачу, который захватил пленницу, подойти к нему. Тот, скрестив на груди руки, подбежал к камню. Выслушав короткую и негромкую речь своего господина, он шариком подкатился к пленнице, взял её за косы и поволок за собой. Толпа басмачей ринулась следом. Не спеша за ними поплёлся и Копытов.

Бакен привязали к гранитной глыбе, торчавшей из стены ущелья в ста метрах от погранпоста.

— Эй, пограничники, сдавайтесь, — крикнул Копытов, высовываясь из-за глыбы, — а то вашей девке конец…

Перекрывая его голос, Бакен закричала:

— Андрей, держитесь! Не уступайте тропы бандитам…

Наступило утро пятого дня обороны. За эти дни басмачи совершили 27 налётов на пост, но пограничники стойко отбивали атаки.

Боеприпасов оставалось на отражение трёх-четырёх атак. Ещё хуже обстояло с питанием: оставалось всего лишь полранца сухарей. На исходе был и запас воды.

Бойцов изнурял голод и жажда, от недосыпания слипались глаза; каждому приходилось отдыхать в сутки не более часа. Они обросли, похудели, но были полны решимости продолжать борьбу до конца.

В это утро впервые опустился плотный туман, что давало возможность незамеченными проскользнуть через открытое место к реке и набрать воды.

Из двери поста выполз с котелком в руке Яков Бердников. Плотно прижимаясь к земле, он медленно продвигался к речке. Товарищи с тревогой следили за каждым его движением. Но вот из тумана раздалась короткая очередь вражеского пулемёта. Котелок выскользнул из рук Бердникова, со звоном покатился по склону к реке.

— Засекли, сволочи, — злобно прошептал Свищевский. — Товарищ командир, разрешите!

— Действуй!

Пограничники открыли огонь. Под его прикрытием Свищевский подполз к раненому и на шинели волоком втащил его в избушку.

— Не повезло, товарищ командир, — слабым, голосом произнёс Бердников.

Рана оказалась опасной — в грудь. Бердникова перевязали и положили рядом с Шаганом, который тяжело дышал и помутневшими глазами бесцельно смотрел в потолок.

— Сколько воды осталось? — обратился к Ватнику старшина.

— Не более двух котелков, — ответил Ватник.

— Котелок — для пулемёта, а остальное — раненым. Дорожить каждой каплей.

— Пить, — глухо простонал Шаган.

— Товарищ старшина, — Ватник вопрошающе посмотрел на командира.

— Дайте, — кивнул Сидоров.

Ватник поднёс к запёкшимся губам Шагана флягу с водой. Тот сделал несколько жадных глотков и отстранил её рукой.

Занимался рассвет. Туман плотным слоем осел на землю, и вдали над ним показалась мрачная стена ущелья с привязанной к глыбе Бакен. Она не подавала никаких признаков жизни.

— Четвёртые сутки мучают, звери… — сквозь зубы процедил Жуков.

У Сидорова сжалось сердце к на ресницах показались крупными горошинками слёзы. Он стряхнул их, достал из нагрудного кармана фотографию. Как наяву, встала перед Сидоровым картина первой встречи его с Бакен…

Был ясный солнечный день. На большой горной лужайке полно народу, гремит воинский оркестр, повсюду развешаны разноцветные флажки.

На трибуне — командиры, почётные гости. Они смотрят на состязания пограничников-конников.

Скачут всадники. Они на полном ходу рубят лозу, поражают мишени.

В группе конников — Сидоров. К нему подъезжает командир заставы. Он говорит:

— Надежда заставы, Вакулов, срезался на последней лозе. Приз может попасть другим.

— Это ещё посмотрим, — отвечает Сидоров.

Наступает его очередь. Старшина вихрем несётся по полю, срезая одну лозу за другой. Точный взмах — и падает последняя лоза. Гремят рукоплескания. Лоза, срубленная лихим взмахом шашки, взлетает и ударяет Сидорова по глазам. Он закрывает глаза рукой, отъезжает в сторону. К старшине подбегает с санитарной сумкой девушка. Она промывает бойцу глаза. Сидоров видит перед собой расплывающееся лицо. Зятем оно становится всё ближе, отчётливее. Наконец старшина совсем ясно видит юное лицо киргизской девушки. Большие глаза её цвета чёрной смородины выражают такое большое волнение, что Сидоров, невольно любуясь девушкой, улыбается.