Виктор Шабалин - Тайна Кара-Ташского подземелья

— Психической атакой решили взять, — сказал Свищевский безразличным тоном.

Жуков заглянул в ящик из-под лент, со вздохом произнёс:

— Одна лента осталась.

— И у меня усего две обоймы, — добавил Ватник.

— Подпускать врага ближе, — распорядился Сидоров, — стрелять только наверняка. Приготовить к бою шашки.

Далеко в степи, на берегу извилистой и говорливой речушки, расположился небольшой кыштак. В одном конце его находилась базарная площадь, обнесённая глинобитным дувалом, в другом — полувоенная больница-лазарет, укрытая густой зеленью фруктовых садов. Раненый Алымбеков был доставлен в больницу восемь дней тому назад чабаном с джайлоо. В длительной дороге началось гноение раны. Тянулись дни за днями, а рана не заживала. Нестерпимые боли не давали сомкнуть глаз. Но вот наконец настал час облегчения. Впервые за все эти дни Алымбеков уснул крепким сном.

Внезапно в комнату стал проникать дробный стук. Звуки быстро нарастали. И вот уже отчётливо послышался конский топот. Алымбеков, вздрогнув, широко, открыл глаза, приподнялся на подушке, заглянул в окно. Мимо аллюром пронёсся всадник. Ещё мгновение, и топот стих.

В коридоре гулко раздались торопливые шаги, сдержанный говор. Алымбеков поднялся с постели, набросил на плечи халат, вышел из комнаты. С улицы на носилках внесли женщину. В ней Алымбеков узнал Бакен.

Склонив голову на бок, она тяжело дышала.

— Бакен, дорогая, — следуя за носилками, торопливо заговорил Алымбеков. — Что с тобой?

— Басмачи… — еле слышно прошептала Бакен. — Басмачи там… Много… Надо идти на помощь…

Бакен внесли в палату, следом скрылся медицинский персонал.

Взволнованный Алымбеков ходил взад и вперёд по коридору, размышлял: «Что с ней произошло?»

Из палаты вдруг вырвался приглушённый стон, затем короткий крик, и всё смолкло. Алымбеков подбежал к двери. На пороге появился врач.

— Что с ней? Скажите! — спросил тревожно Алымбеков.

— Девочка у неё родилась, — проронил врач и упавшим голосом добавил: — а сама… сама скончалась.

Алымбеков остолбенело поглядел на врача, склонил голову и зашагал в комнату сестры-хозяйки. Через минуту он появился в коридоре уже одетый в военную форму пограничника.

— Куда вы, — приостановил его врач. — Вам нельзя…

— Там люди гибнут, — раздражённо выкрикнул Алымбеков, — а вы — нельзя! — И вышел на улицу.

Отовсюду доносилось ржание лошадей. На окраине призывно трубили сбор. Из дворов то здесь, то там на полном скаку вылетали всадники. Все они устремились на звук трубы.

Из-за поворота на гнедом коне выехал мальчуган. Ударяя голыми пятыми по бокам лошади, он кричал:

— На площадь, на площадь! Скорей!

Алымбеков преградил ему путь, поднял руку:

— Стой!

Мальчуган беглым взглядом окинул фигуру военного.

— Есть стоять, — звонко ответил подросток, натягивая поводья.

— Слазь. На конюшне возьмёшь моего коня… пограничного.

Мальчуган ловко спрыгнул на землю. Алымбеков сел в седло и помчался на сборный пункт.

На площади в окружении отряда всадников и толпы пеших на возвышении стоял Азамат. Он призывал дехкан идти на помощь пограничникам.

К собравшимся подъехал Алымбеков, осадил лошадь.

— Товарищи, братья! — прокричал он. — Басмачи хотят перейти границу. Их сдерживают пограничники. Надо идти на помощь…

Толпа взволнованно загудела. Над головами поднялись ружья, сабли, копья.

— Не пройдут! Не пустим! — слышались возгласы.

Алымбеков направил в ближайшие аилы несколько всадников, поручив им собрать добровольцев-джигитов. Через час отряд в сто пятьдесят человек выехал из кыштака.

К пограничному посту ползли неприятельские цепи. Их головы в белых чалмах и мохнатых папахах мелькали среди камней и валунов. С боковых сторон к домику по крутым отрогам спускались десятки басмачей. Двое из них скользили по верёвке с отвесного утёса.

— Обходят, гады, — прицеливаясь в верхнего басмача, проговорил Ватник.

Раздался выстрел. Басмач оторвался от верёвки и сбил своим телом нижнего, оба полетели на дно ущелья, откуда донёсся истошный вопль.

Ватник переместил винтовку в другое направление, навёл мушку на бежавшего басмача, нажал на курок. Послышался короткий щелчок, выстрела не последовало.

— Усё! Вышла из строя и моя трёхлинеечка, — произнёс он. — Ну, гады, теперь штыка отведайте…

У окна мелькнула фигура. Ватник в стремительном порыве сделал глубокий выпад штыком. Бандит опрокинулся назад.

Басмачи окружили пост со всех сторон, ожесточённо били в дверь прикладами и камнями. В амбразуры просунулись их дула винтовок, и помещение поста заполнилось грохотом выстрелов и сизым пороховым дымом. Смертельно раненные Свищевский и Охапкин один за другим свалились на окровавленный пол.

— Уничтожить затворы! Жуков, разбейте замок пулемёта. Трофеев бандитам не оставлять, — приказал Сидоров. Левая рука его безжизненно повисла, волосы на голове слиплись от свежей крови. — А сейчас напоследок — песню. Пусть не думают, сволочи, что мы боимся смерти. Ватник, начинай.

Ватник выпрямился, вдохнул полной грудью воздух. Сначала неровно, потом твёрже и громче запел:

Подхватили песню Сидоров и Жуков. Певучая мелодия вырвалась из погранпоста и разнеслась по ущелью. Под звуки песни Ватник разбивал затворы винтовок. Жуков вынул замок пулемёта, ударил по нему булыжником, потом поднял с пола обломок стальной пластинки и острым её концом поспешно стал царапать что-то на щите «максима».

Охапкин, опираясь на винтовку, приподнялся на ноги, но тут же опрокинулся.

Из угла слышался приглушённый стон Шагана. Забаррикадированная дверь с грохотом обрушилась.

Сидоров в упор начал стрелять из нагана в озверевших басмачей. Расстреляв все патроны, бросил наган во врагов, выхватил саблю.

В ярости Жуков выскочил из домика, схватился с бандитами врукопашную.

— Назад! — крикнул Сидоров.

Но поздно, Джаныбек-Казы выстрелил в грудь Жукова, тот медленно опустился на колени. Басмачи навалились на него и продолжали терзать.

Клинки Сидорова и Ватника мелькали в проёме двери.

— Поджарить красных дьяволов, — вне себя заорал Джаныбек-Казы.

Домик загорелся сразу с четырёх сторон, вспыхнул факелом. Дверное отверстие и окна поливались свинцом пулемётов.

Глаза пограничников застлал дым.

— Ватник, друг, прощай…

Сидоров здоровой рукой прижал Ватника к груди, поцеловал в губы. Тот молча обнял своего командира.

— Живьём не сдаваться. Вперёд! Хоть умрём на воле, — задыхаясь от дыма, сказал старшина и с шашкой в руке бросился к двери.