Эсфирь Цюрупа - Теплый берег

— Ой, ма Аля, когда ты смеешься, ты как девочка. Только гораздо лучше. Ты такая красивая! — сказал Лесь.

— Да ну? — весело удивилась мама Аля. — Наверно, что-нибудь натворил и подлизываешься?

— Не-а, — сказал Лесь, — правда! А знаешь, мама Аля, мы на Чертову скалу лазали с Антоном, там пещеру видали, в ней партизанский госпиталь был. Там жила Маленькая девочка…

— Ой, — вскрикнула мама Аля, — камешек! Помоги, Лесик, — и постояла на одной ноге, пока Лесь вытряхивал ее босоножку.

— А знаешь, — оживленно говорил он, застегивая на ее ноге ремень, — нас с Вячем Антон на стапеля возил, на Судостроительный! Мы видели, как корабли строят. Только Антон не велит называть «корабли». Корабли только военные, а которые пассажирские, или торговые, или промысловые — это знаешь, ма Аля, всё «суда». Мы видели самый главный, большой, океанский сухогруз, его будут звать…

Опять она не дослушала, опять, как раньше. Даже такое важное. Сказала:

— Да ну? — и спросила: — А верно, я загорела? — и на ходу положила легкую руку ему на затылок. — Ну-ка, скажи, у тебя славно получалось: «Никогда прелестней дамы…» Забыла я дальше… — Она засмеялась нежными круглыми ямочками на щеках, милая его мама Аля, которая до поездки редко улыбалась.

И он засиял ей в ответ худеньким мальчишеским лицом, двумя конопушками на носу, синими, как у нее, глазами.

— «Никогда прелестней дамы не встречал я в Сегидилье!» — Закрутил воображаемый ус и счастливо выпалил: — Ма Аля, он приехал!

Мама Аля остановилась. Улыбка сошла с губ.

— Кто?..

— Дон Кихот! Ма Алечка, он к нам потому не зашел, что болен, я его в катере видал, в Сосновке.

Растерянно спросила:

— Господи, зачем ты туда попал?

— Я ж тебе объяснял: нас Антон-моторист возил! Мы по пути встретили Дон Кихота… то есть Полудина!

— Что он тебе сказал? Ты спросил, как он устроился?

— Да нет. Он меня не узнал. Я ведь очень вырос, у меня даже бицепсы…

— Не говори ерунды. — Тревога погасила смех в синих глазах, стерла добрые ямочки. — Болен! Что ж толком не узнал? Ему надо помочь… Сосновка… Где там его найдешь…

— Я знаю, знаю! — успокоил ее Лесь. — Морская, двадцать четыре! Он там без этого… — ему не удавалось поймать ускользавшее, чужое слово, — без комфорта…

Но мама Аля не успокоилась, она рассердилась:

— То — ничего не сказал, то — все знаешь. Семь пятниц на неделе. Да переложи баул, все ноги истолок…

Лесю обидно. Но не очень. Он привык. Когда мама Аля волнуется, слова из нее выскакивают обидные и несправедливые.

Лесь взял баул в другую руку, и молча они пошли на свою улицу.

Можно было не стараться, не убирать квартиру. Мама Аля даже не заметила, какую он навел к ее приезду ослепительную чистоту. Мама Аля металась по квартире, каблучки стучали, занавески на окнах раздувались. Лесь поворачивал ей вслед встревоженное лицо, не зная, как ей помочь.

Наконец, она села на диван.

— Все. Решила.

Вытряхнула из сумочки себе на колени бумажные рубли и монеты, пудреницу, расческу. Монеты раскатились по полу. Лесь подобрал их.

— Беги, сынок, в магазин. Купи молока, хлеба, мяса, творожка обязательно. И поедем за ним. Привезу его к нам. Такой талант! И болен, и живет кое-как.

Она взглянула в лицо сына. Он ничего не отвечал. Она вдруг подумала, что, наверно, она делает все не так, неправильно, и, может быть, сын это понимает. Погладила его по руке. Он сразу улыбнулся в ответ на ее летучую ласку.

— Ненадолго, Лесь, — сказала она, — пока получит путевку. А тогда сразу перейдет в санаторий. Правда, сынок? Только вот стол твой… — Она поглядела на сооружение Антона, которое было очень нужно Лесю. — Мы его на время вынесем. Тут для тебя раскладушку поставим, а я буду на диване. А он уж пусть живет в маленькой комнате. Там ему спокойней.

Лесь взял вязаную сумку, зажал деньги в кулаке. В дверях обернулся:

— Мама Аля, значит, мы не поедем на Ладонь-гору?

— Да нет, Лесь, ты же видишь, как дела поворачиваются, — твердо ответила мама Аля.

В Сосновку можно добираться не только морем, но и автобусом. Поехали автобусом. Недалеко, всего полчаса. Разыскали дом № 24 на Морской. На улице пахло кофе, в маленьком саду тоже. На террасе, завитой глициниями, сидел Полудин в красивом халате и варил кофе в электрической кофеварке.

Наверно, во времена Дон Кихота тоже были кофеварки, только не электрические.

— Здравствуйте, Ипполит Васильевич, — робко и радостно сказала мама Аля и остановилась у нижней ступеньки. А из-за ее спины на Полудина глядели, готовые вспыхнуть улыбкой, такие же синие, как у матери, глаза Леся. Они говорили: «Попробуй меня теперь не узнать!»

— A-а, о-о-о, какие гости… — зарокотал Ипполит Васильевич Полудни, делая округлый приветственный жест. — Один момент! — Он застыл над кофеваркой, выжидая, когда нужно выключить кофе, и Лесю показалось, что они с мамой Алей уже долго, целый час стоят у ступеньки.

Полудин вытащил вилку из штепселя.

— Вот теперь я готов! — сказал он. — Входите, прошу! Не ожидал! Польщен! Друг мой, Алевтина Николаевна! Сейчас будем пить отличный кофе. Меня научили его варить в Италии…

Он говорил, пододвигая стулья, и усаживал маму Алю и усаживал Леся.

— Просто чудо, что вы меня нашли! Я так благодарен…

Мама Аля спросила тревожным, звенящим голосом:

— Почему вы так долго не писали? Хотя бы словечко!..

Полудин огладил выбритый подбородок:

— Друг мой, разве я себе принадлежу? Разъезжал, выступал, гастроли… — И задал встречный вопрос: — О, кстати, как поживает ваш верный оруженосец толстый моторист Санчо Панса? Все глядит на вас преданными глазами, как верный пес?

Лесь удивленно взглянул на мать. Он не обиделся за Антона, потому что любил и уважал верных псов, но разве Антон так глядит?

Мама Аля с отчаянием взмахнула рукой.

— Да боже мой! — сказала она. — Это не имеет никакого значения. Вы приехали слабый, больной. Почему не к нам? Не вспомнили, что вас ждут друзья?

Полудин приподнялся, красиво наклонив голову, поцеловал мамы Алину руку.

— Не гневайтесь, дорогая. Прямо с теплохода я на крыльях полетел на Абрикосовую улицу, дом номер четырнадцать. Туда, где растет старая айва, в тени которой, на скамье, мы с вами репетировали стихи…

Лесь сосредоточенно думал: как же так он летел на крыльях в их старый дом, когда носильщик сразу погрузил его вместе с желтым чемоданом на катер? И катер пошел в Сосновку?

— Я поднялся по знакомой наружной лестничке. Но я тщетно стучался в закрытую дверь, и какая-то сердобольная соседка мне наконец объяснила…

«Конечно, — подумал Лесь, — соседка ему объяснила, что мы переехали в новую квартиру. Но как же так? Ведь он перегнал нас на катере, и мы с Вячем кричали ему вслед!»