Алексей Осипов - По волчьему следу

Перед обедом выпустил Володя ястреба в сени свежим воздухом подышать, попрыгать на просторе. В сенях куры зерно клевали. Увидели ястреба, замахали крыльями — пыль столбом поднялась, — закудахтали и разлетелись кто куда. Остановился ястреб на крылечке, взглянул на солнышко, тряхнул здоровым крылом и по ступенькам: в палисадник сбежал. А там, под кустом бузины, сидел самый храбрый на этой улице соседский красный петух. Птицы столкнулись нос к носу и разошлись, чуть крыльями друг друга не задели. Неизвестно, что было у петуха на сердце, но марку храбреца он выдержал. Спокойно перепрыгнул через жердочку и важно зашагал к себе во двор. А потом вдруг сильно и совсем не ко времени прокричал на всю деревню: «Ку-ка-реку».

Ястреб вошел в сад, а там черная наседка с беленькими цыплятами гуляла, учила мошек и червячков отыскивать. Неразумные цыплята завидели ястреба и к нему гурьбой кинулись. Нахохлилась наседка, распушила крылья, взъерошила на голове перья, бегает из стороны в сторону, зовет к себе цыплят, а они хоть бы что. И под нос, и под крылья, и под лапы ястребу лезут, один даже на спину вспрыгнул. Ястреб только недовольно встряхнулся, зашипел, но ни на одного цыпленка даже не взглянул. Видит наседка, что он их не трогает, сама в атаку пошла. Распушилась, как индюк, голову втянула и стала приближаться мелкими шажками. И показалось Володе, что ястреб надменно улыбнулся, чуть-чуть приподнял красивую, сильную голову, выпятил грудь и спокойно посмотрел на курицу. Попробуй, мол, тронь! Еще пуще рассвирепела наседка, еще отчаяннее раскричалась, а подойти не решилась. Созвала цыплят, увела во двор и там уж до хрипоты отчитывала, а некоторых смельчаков и в загривок клюнула.

Принес Володя ястреба в дом, опять в темный угол посадил, всякой еды в баночках наставил, а сам в школу отправился.

— Ну, как? — спросил Колька дружка в перемену.

— Упрямится, ничего не ест.

— Ничего! Голод проймет — и сухарика попросит, — успокоил Колька.

Кончились уроки, ребята бегом к ястребу. Отдернули занавеску, заглянули в угол, а ястреб стоит, не шелохнется. Глаза белой пленкой задернулись, клюв еще больше загнулся. И ни к пище, ни к воде не прикоснулся.

— А если ему свежей рыбки? — предложил Колька.

— Давай попробуем.

Мигом слетал Колька на пруд и вытряхнул из своей верши десяток маленьких, в палец, карасиков. Запрыгали карасики по полу, застучали хвостами, а ястреб только голову выше дерет, никакого интереса к их пляске не проявляет.

— Может, в живот или в грудь ранен? — Сказал Колька.

Осмотрели птицу и никаких повреждений не нашли. Мышцы тугие, жилистые.

Какой же ему еще пищи надо? Не соловьев же жареных на тарелочке подавать!

— Я знаю, что ему надо, — сказал Володя. — Идем!

Отправились ребята в поле. Полдня копались в старых соломенных кучах, и лишь к вечеру удалось поймать мышь. Несли мышь в кожаной рукавице, дорогой останавливались, смотрели — не задохнулась ли, а дома привязали к хвосту суровую нитку и пустили в темный угол, где по-прежнему спокойно и гордо сидел ястреб.

Задернули шторку и ушли, чтобы не мешать птице ужинать. Ночь Володе показалась долгой и утомительной. Он несколько раз просыпался, хотел с электрическим фонарем пойти посмотреть на жалкие остатки мышонка, но сдержался, решил Кольку подождать.

Чуть свет Колька постучал в окно. Володя открыл ему сам: не хотел лишний раз мать беспокоить. Осветил Володя фонариком ястреба, а тот стоит мумией, а у ног его мышонок вертится, поглядывает черными блестящими глазами-бусинками. Привык, видно, за ночь к такой жизни и даже про страх забыл. А жизнь совсем неплохая: воды и пищи всякой сколько хочешь, да еще охраняет такая мощная птица.

— Ах ты разбойник! — заворчал Колька и цепкими пальцами схватил сзади ястреба. — Упрямишься?!

Силой мальчишки разжали ему клюв-клещи, запрокинули голову и влили в рот молока.

— Неправда, заставим жить! — сказал Володя.

Отпустили птицу — молоко назад полилось, только грудь намочило. Видимо, чтобы молоко не попало в желудок, он горло языком перегородил. Выпустили ребята ястреба на свежий воздух, солнцем и небом полюбоваться, о былой жизни вспомнить, аппетит возбудить. С неохотой покинул ястреб темный угол, почти силой заставили его в сени выйти, где мать кур зерном кормила.

На сей раз куры не закричали, не разлетелись, а посмотрев мельком на ястреба, «переговорили» о чем-то между собой и продолжали спокойно клевать.

Как-то боком протиснулся меж курами ястреб, даже одну молодку грудью по нечаянности толкнул, а та и внимания не обратила, головы не подняла, так торопилась клевать зерно. На этот раз ястреб, наверное, осознал свое положение, но сдаваться ему не хотелось… Он изогнул голову и протяжно и звонко запищал. Куры вмиг встрепенулись, застыли в ожидании беды, но скоро поняли, что враг их стал немощным. Петух, который только вчера взлетел со страху на самую высокую перекладину, сегодня с форсом прошел мимо ястреба и даже крылом зацепил обвисший, распушенный хвост хищника.

Вышел ястреб на крыльцо, мельком, небрежно взглянул на пасмурное небо — и отвернулся, закрыл глаза. Он уж давно понял, что не подняться ему в облака, а смотреть из земного плена в голубые просторы обидно для гордого сердца.

— Иди погуляй, — сказал Колька и тихонько толкнул его в спину ногой, но ястреб не в палисадник попрыгал, а вернулся в свой темный угол за печкой.

Колька сокрушенно покачал головой.

— С голоду умрет… Как же его есть заставить?

— Как? Давай мышь ему к шее привяжем. Будет она его тянуть то в одну, то в другую сторону, выведет из терпения, он рассердится и расправится с нею. Главное, чтоб начал, кусочек проглотил, а потом все пойдет.

Поставили в уголок свежей воды и рыбы, один конец суровой нитки привязали к ноге мыши, а другой — к шее ястреба. Рванулась мышь, потащила за собой птицу в угол. Володя задернул штору, пусть, мол, в потемках, без нашего наблюдения действует.

Через некоторое время осветили ребята электрическим фонарем темный угол и поразились: гневом горят ястребиные глаза, голова гордо поднята, а в когтях задушенная мышь зажата. Не мог такого оскорбления ястреб перенести, чтобы его, властелина неба, какой-то мышонок беспокоил. Наступил на него, вонзил железные когти в спину, но клюв и пачкать не стал.

И ни к рыбе, ни к воде так и не прикоснулся. Прошел еще день, а ястреб по-прежнему вел себя гордо, непреклонно. Стал значительно легче, перья порыжели, загрязнились, растопырились, глаза задернуты желтой пленкой. На прогулку уже сам не выходил, Володя выносил его на улицу. Куры совершенно обнаглели. В присутствии хищника весело клевали зерно, пили из корыта воду, говорили между собой все, что только вздумается. А когда увидали, как ястреб однажды шатался от легкого ветра и упал, налетели на него, окружили и в голову клевать стали. Но он вскочил, курлыкнул, и куры разлетелись.