Алексей Осипов - По волчьему следу

Один, два прыжка — зверь вцепится в горло. Володя выхватил из костра горящую головешку и бросил в зверя, но тот легко, словно играя, перепрыгнул ее. Володя поднял, как дубину, ружье, чтобы ударить зверя по голове. Свет костра ослепил его, и он промахнулся, а уж второй раз поднять ружье не успел…

Тяжелые мокрые лапы его Дружка уже лежали на груди. Собака взвизгнула, тяжело дыша, обдала горячим паром его лицо, слизывала с бровей и шапки оледеневший снег.

Володя обнимал собаку, трепал за уши, гладил морду и дрожащим от волнения и радости голосом говорил:

— Друг ты мой, как ты сюда попал? Как же ты нашел меня?

Собака в ответ стучала тяжелым хвостом по снегу и лизала Володины руки. Появление собаки, ее радость придали Володе силы и уверенности. Теперь угрюмый, хмурый лес не казался таким нелюдимым и страшным. И есть меньше хотелось, и ночь совсем не пугала.

Он ласкал собаку, сушил у костра ее шерсть, гладил по спине и разговаривал с ней, как с человеком.

— Дружок, что же будем делать? Здесь ночуем или домой? Домой, говоришь? Ну, веди домой, веди, — говорил Володя, — а сам думал: «Нет, не дойду, силенок не хватит. Лучше провести ночь у костра: и тепло, И не страшно».

Неожиданно Дружок встрепенулся, насторожился и с лаем бросился вперед, Володя, схватил ружье, последовал за псом. Пробежав метров тридцать, собака остановилась, глядя на катящуюся на нее темную копнушку. Зафыркала лошадь, заскрипели полозья саней, и, когда повозка приблизилась, Володя крикнул:

— Дяденька, подвезите!

Лошадь остановилась.

— Не дяденька, а тетенька, — сказала женщина, с любопытством разглядывая маленького полуночника.

Володя прыгнул в сани, а Дружок побежал впереди.

— Кто ж это, думаю, костер развел, — говорила женщина. — Туда ехали — не было, а оттуда — вижу: зарево. С какой деревни, мужичок?

— С Аксеновки!

— Откуда? С Аксеновки? Да ты в уме? И один?

— Один!

— Да кто же тебя, глупого, пустил в такую даль? Да еще в такой лес? Да знаешь ты, голова садовая, что этот лес в тайгу переходит? — Она сняла с себя тулуп и накрыла им Володю.

— Трогай, Зорька, героя везешь!

— Да, герой, — проворчал Володя. — Неудачник. Думал раненого волка добить, а вышло чуть не наоборот. Волк меня, здорового, в лесу было заморозил. Спасибо, собака выручила.

Через полчаса сани остановились. Володя сбросил тулуп и увидел перед собой избу, залитую ярким лунным светом.

— Вот здесь, герой, мы и живем, — сказала женщина, легко и быстро выпрыгнув из саней.

— Какой там герой! — с досадой отмахнулся Володя.

— Смелости у тебя хоть отбавляй, а вот умишко маленько подкачал. Собаку пускай в сарайчик. Я ей хлеба дам. — Женщина проводила Володю в теплую просторную кухню.

При свете керосиновой лампы Володя увидел молодое веселое лицо и ласковые черные глаза.

— Раздевайся, отдыхай. Я лошадь пойду отпрягу…

Володя присел на стул. Не было сил повернуться или встать.

Хозяйка вернулась со двора скоро.

— Чего шубу-то не снимаешь? Боишься, украдут?

Она достала из печи горячих щей, топленого молока и нарезала хлеба домашней выпечки.

— Садись к столу, небось с утра не ел?

Хозяйка неторопливо жевала хлеб и оживленно рассказывала:

— Я вот тебя ругала, а у самой такой же глупый парень растет. В шестом классе учится, живет в интернате. Придет на выходной и весь день с ружьем по лесу путается. Даже вот этот карапуз, — она показала на ноги, свесившиеся с печи, — за ним тянется. Утку осенью сам подстрелил. В отца пошли. Целыми днями на озерах да в лесу пропадают. Отец ушел утром на обход леса и до сих пор не вернулся. Как и ты, видно, по следам каким-нибудь увязался.

Володе нравилось, что с ним, как со взрослым, разговаривает эта добрая женщина.

Он как-то сразу свободно почувствовал себя в ее доме и, желая ей угодить и показать, что достоин такого разговора, сказал:

— У каждого человека есть свои страсти. Особая охота к чему-то…

Женщина насмешливо посмотрела на него.

— Понималось бы тебе: страсти! В каком учишься?

— В шестом.

— Ну как есть мой Толька! Глупости в голове.

И, продолжая думать о муже, сказала:

— Ему, чудаку, давали в областном управлении лесного хозяйства работу, так в городе жить не согласился. Одиннадцатый год здесь обитаем, пням богу молимся, а мужикам моим нравится.

— Я бы тоже тут стал жить: красиво и занимательно.

— Ладно, залезай на печь, там тепло и занимательно, а одежонку твою я высушу… Занимательно! — повторила она и рассмеялась. — Учиться надо, а не ворон пугать…

А что она еще говорила, Володя не слышал. Мертвый сон навалился на него и с трудом отпустил только утром, когда проснулся и заговорил малыш. Хозяйка уже истопила печь, и от горячей разваристой картошки на столе шел пар.

— Это кто? — спрашивал мальчик у матери.

— Не видишь, кто? Охотник, вон и пугалка стоит, и медведь в коридоре убитый лежит.

— Не верю, — говорил мальчик. — Папка вот правда убьет. Папка большой и сильный. Он и меня обещал за медведем взять…

После завтрака хозяйка и ее сынишка вывели Володю на дорогу.

— Шагай, мужичок, этим путем до села. Там спросишь. Будешь еще в наших краях, заходи, теперь мы знакомы, — сказала женщина, улыбнувшись большими цыганскими глазами.

Красив, могуч и важен зимний лес утром. То одно, то другое дерево вздрогнет, словно от холода, встряхнется, и с темных ветвей радужной россыпью посыплется мелкий снег. Даже в бурю лес спокоен. Шумят, поют колыбельные песни его вершины, гнутся и свистят тонкие сучьи, а внизу тихо, тепло. Во всем чувствуется скрытая, величавая таинственность, вечная задумчивость, грусть. След вчерашних саней едва угадывается на запорошенной дороге. Над головой стрекочут сороки, в глубине, в темной чащобе, дятел громко и ритмично долбит вору дерева. Где-то в кустах дзенькает и пиликает синичка… Лес просыпается, оживает, спокойно встречает зимний день.

Дружок искупался в рыхлом снегу, встряхнулся и, добежав до поворота, где ночью вышли на дорогу, остановился. Удивительно, как он узнал это место: от ночных следов остались только неглубокие вмятины на снегу.

— Пойдем, Дружок, ближним путем. Ждут нас теперь не дождутся.

И собака поняла. Звонко залаяла и побежала вперед.

Из-за поворота выскочила крупная вороная лошадь, запряженная в розвальни. Легкой неторопливой рысью бежала она по заснеженной дороге, фыркала, храпела.

Когда сани приблизились, Володя увидел, двух мужчин. На шапках — отличительные знаки работников лесного хозяйства. В санях лежал огромный темно-бурый волк.

Казалось, зверь притаился, в злобе стиснул белые зубы. Два синеватых крупных клыка упирались в верхнюю губу.