Юлия Кузнецова - Первая работа. Возвращение

Мама развернула кофту с кнопками внизу. Она была нежно-голубого цвета, а на груди красовалась надпись: «Подрасту – стану чемпионом!»

– Отгадай от кого? – фыркнула мама.

– От Кати?

– Конечно. Она юмористка.

– Но она же голубая. Для мальчика.

– Я ей тоже так сказала. Она говорит: пригодится. И ведь права оказалась!

Мне вся эта одежда, честно говоря, казалась довольно дурацкой. Скажем, вот кнопки на этом… как сказала мама, бодике. Зачем они нужны? Бестолковая штуковина. Но я так давно не грелась в лучах маминого хорошего настроения! Ноги затекли, я поднялась и села на кровать.

– Осторожнее, не смешай вещи. В той стопке не детские, а мои, – предупредила мама.

– Твои? Зачем? Ты куда-то уезжаешь?

– В роддом! – засмеялась мама.

– Как в роддом?! – запаниковала я. – Когда? Ты сказала, ещё больше месяца…

– Ну, надо ведь заранее подготовиться. Вдруг всё начнётся раньше.

– А я думала, наоборот, – медленно сказала я, – нельзя ничего готовить заранее из… как это…

– Суеверных соображений? – помогла мама. – Когда я представлю, как бедный папа мечется по квартире в поисках резиновых тапочек для меня или разыскивает по аптекам одноразовые пелёнки подходящего размера, суеверия разом вылетают из головы. Ну а если серьёзно, я верю, что всё в наших руках. И того, кто сверху. А всякие «постучи по дереву», «обойди кошку» и «поплюй через плечо», или куда там надо плевать, отношения к делу не имеют.

– А у нас перед контрольными многие так любят. Стучать, плевать. Елфимова на все итоговые в одной и той же блузке приходит. Говорит, она у неё счастливая.

– Мы с папой не любим перекладывать ответственность на чёрных кошек, – серьёзно сказала мама. – И на блузки.

– А кстати, зачем тебе две ночнушки?

– На случай, если одна испачкается. И тапки на тот же случай резиновыми должны быть. Чтобы отмыть.

Мне немного поплохело.

– Отмыть? – шёпотом повторила я. – От чего?

– Машк, ты что? – снова развеселилась мама. – Роды никогда по телику не видела?

– Ну, – я еле говорила от смущения, – там кричат: «Тужься! Тужься!» – и лоб вытирают полотенцем. Но пот вроде не пачкается…

– Лапочка ж ты моя! – расхохоталась мама.

Она потянулась ко мне и схватила меня за ладони. Я вспыхнула и вытащила руки, но она снова поймала их и прижала к своим щекам.

– Роды – это сложный процесс. Ребёнок плавает в животе в воде.

– Да знаю я!

– Куда, по-твоему, тогда эта вода девается? Она должна как-то выйти!

– Но это же вода! Она не пачкается!

– Это только так говорят – вода. На самом деле там могут быть…

– Фу! – Я снова выдернула руки и зажала уши. – Не хочу! Не хочу знать, что там может быть.

Маму моё поведение только смешило. Она подождала, пока я утихомирюсь, и заявила с лукавой улыбкой:

– Машутка! А ведь тебе тоже придётся с этим столкнуться!

– Нет! – завопила я. – Я никогда не буду рожать! Я выйду замуж за мужчину с пятью детьми и буду их учить испанскому!

– А чего с пятью? Давай с десятью! Нет, с тридцатью! Это удобно, у тебя будет целый класс.

– В любом случае я не собираюсь быть беременной, вынашивать там кого-то не пойми кого, терпеть боль, страдать, а самое главное – делать перерыв в карьере. Я стану переводчиком-синхронистом и буду ездить по разным странам. Или фильмы буду переводить. В любом случае в моей жизни не будет всей этой гадости! Шлёпки какие-то резиновые, которые отмывать надо не пойми от чего… Ф-ф-фу! Нет уж, я слишком умна для того, чтобы рожать детей. А шлёпки пусть отмывают люди менее благородных профессий.

– Маша! – загремел вдруг папа, который неожиданно возник на пороге. – Что ты говоришь матери?! Что ты несёшь? Как ты смеешь так оскорблять её?!

– Коль, – начала мама.

– Подожди, Анна. Я не слышу извинений от этого существа, после рождения которого точно так же отмывали шлёпки.

– Извини, – выдохнула я, давясь от горечи, которая заполнила рот.

– Выйди из нашей комнаты, – велел отец.

Я поплелась в прихожую, и он захлопнул за мной дверь.

Вообще-то это была моя комната. Вообще-то это была моя мама. Вообще-то она прекрасно понимала, что я валяю дурака и шучу про «менее благородные профессии», а иначе сама оборвала бы меня. Вообще-то раньше папа присоединился бы к веселью.

Есть такая сказка у дамы, которая написала «Путешествие Нильса с дикими гусями». Никак не могу научиться произносить её фамилию. То ли Лагерфёльд, то ли как-то ещё. Так вот, сказка называется «Подменыш». Про то, как у одной крестьянки троллиха украла ребёнка, а вместо него подсунула страшного злого троллёнка.

Кто же утащил моего доброго, весёлого, понимающего папу?

Внутри у меня всё булькало от подступающих слёз. Уйти от них, хотя бы на сегодняшний вечер! Но куда?! У бабушки – Катя с Гусей. Будут приставать с расспросами. Поскорей бы стать взрослой, выучиться на переводчика и уехать в командировку вокруг света на пару-тройку лет!

Кому: Любомиру Радлову

Тема: Разбитое сердце

Ого! Вот так тема для переписки. У Карлоса Сантаны есть такая песня. «А-а-а-а! Сердце в шипах!» А если серьёзно, ты прямо как в воду смотришь. По моему сердцу каждый день кто-нибудь да стучит молоточком. У кого-то побольше молоток, у кого-то поменьше. Но осколки – каждый день. Больнее всего получать молоточком по сердцу от того, кого любишь. Однако получать от того, с кем дружишь, не меньшая боль. Как я себя чувствую? Уныло! Я скорблю. Хожу как в воду опущенная. Печалюсь. Злюсь.

«Зачем, зачем… на белом свете… есть безответная любовь!» Это уже русская песня. Старая. Пройди по ссылке, послушай.

Твоя Меланхоличная Маша

Кому: Марии Молочниковой

Тема: Потрясающе

Мария, привет!

Каждое твоё письмо – открытие для меня! Я часто вспоминаю, как мы ели мороженое на пляже. А помнишь, как та барменша задала нам трёпку? Я правильно употребил выражение? Она задала нам трёпку? Я чувствовал себя так неловко… Как в тот раз, когда Богдан привёл к нам в гости девчонку, а я ел хлопья на кухне. Они заходят, приветствуют, знакомятся со мной. И вдруг я чихнул! С полным ртом. Девочка вся была в хлопьях. Я думал, что умру со стыда. С тобой такое бывало?

Рад встрече с тобой,

Любомир

Когда тебе хочется убежать из дома, а некуда, то забиваешься в свой угол и ночуешь без ужина. Лучше всего нацепить наушники и спать под звуки испанской гитары, отключившись от реальности. Иногда это единственный способ пережить неприятное время.

Правда, утром накатывает зверский голод. Приходишь на кухню и обнаруживаешь там беспорядок «восьмидесятого левела», как говорит Катя. Пахнет горелым. Стол завален грязной посудой, какими-то пакетами, на плите следы сбежавшей каши, даже табуретка опрокинута. В раковине стоит противень, с которого стекает жир. Точнее, не стекает, а застыл мутными каплями.