Рене Реджани - Завтра, послезавтра…

— И что же он сделал?

— Три дня отливал понемногу из чайника воды в бутылочку, а на третий вечер сварил яйцо; потом дал мне свой перочинный ножик с черной ручкой, и я ему на плече, на локте и на запястье крестики вырезал и молитву прочитал.

— А потом?

— После этого ночью, еще до рассвета, дедушка взял крутое яйцо, вышел на перекресток и, не глядя, бросил яйцо за спину. Если кто — человек ли, собака ли — подберет это яйцо, то болезнь должна пройти. Но, видать, никто не подобрал, потому что дедушке еще хуже стало. Он слег и больше уж не подымается. Стал желтый-прежелтый, ничего не ест и совсем ослабел.

— А почему же он ничего не ест?

— Сам не знаю. Тереза позвала из Пистиччи на подмогу, тетушку Кончетту.

— A-а, я ее видел.

— Дон Антонио съездил в Стильяно за доктором. Но только тот никуда не годится.

— Почему?

— Он сказал: надо было меня раньше вызвать, а теперь уже, мол, поздно.

— А когда раньше?

— Сам не знаю. Доктор какие-то лекарства оставил, да только дедушка в них не верит. Когда никто не видит, он их в окно выбрасывает.

— Сальваторе, когда в Аччеттуре снова праздник будет, съездим туда?

— Ладно.

— А то ждать больно долго. Кто знает, когда мои сестры обручатся и меня пошлют в Пистиччи следить за ними, чтоб они не целовались.

— Вовсе и незачем за ними следить.

— Как — незачем?

— Очень даже просто. За женихом и невестой надо следить, когда они друг друга не любят, а когда они влюблены, то лучше их одних оставить. Они здорово сердятся, когда за ними следят.

— Это ты точно знаешь, Сальваторе?

— Точно.

— Ну, тогда еще ничего. А то у меня ведь восемь сестер, сам знаешь. Попробуй уследи за всеми.

Ребята подошли к дому. Вокруг мрачная тишина. Вдруг рядом завыла собака — пронзительно и жалобно. Ребята так и застыли на пороге.

Из дверей вышла старая Кончетта Виджано и, прижав к груди руки, громко закричала:

— Винченцо Виджано умер!

Старого колдуна Винченцо Виджано не стало.

— Сальваторе, Сальваторе, иди сюда! Помоги мне. От этого бездельника Пассалоне толку мало.

— Что тебе, Вито?

— Посмотри, правильно я написал? Завтра школьный инспектор приедет экзамены принимать. Не хочется мне дона Антонио подводить.

— Что же это у тебя, Вито, тетрадка такая грязная, вся в кляксах?

— Это не моя, а Рафаэля де Систо. Ему тоже надо подтянуться.

— Само собой. У нас в классе за такую тетрадку никому бы не поздоровилось.

— Не стыдно тебе, папа, в таком простом диктанте столько ошибок насажать?

Аннунциата и Джованни Лоренцо неодобрительно смотрят на отца.

— Давайте позанимаемся еще, — вздыхает Джулио Лоренцо.

— Посмотри, Джулиано, что-то у меня не получается.

— Так вы, Маргарита, ошиблись, вместо вычитания сложение сделали, а если все время будете бегать на кухню смотреть, не подгорел ли обед, ничего у нас и вовсе не получится. Слушайте внимательней: семь минус два будет пять. А теперь считайте сами.

— Кармела, перестань подсказывать, а то Вито ничему не научится.

— Ладно, Сальваторе, но потом ты и меня проверь.

— Хорошо, Кармела. Только ты свою малышку унеси, а то у меня от ее крика голова раскалывается.

— Но я из другой комнаты вас не услышу, а так я вместе с Вито могу готовиться. Мария, возьми покачай Розу, да смотри не урони.

Во всех домах Монте Бруно царят растерянность и беспокойство.

— А, это ты, Рафаэле? Входи. Ну как, кончил пахать?

— Да, Вито. Ну, какие новости?

— Твоя тетрадь в полном порядке, смотри сам.

— Подожди, боюсь до нее дотрагиваться, надо сначала руки помыть. Кармела, дай мне воды.

— Ты прямо к нам пришел?

— А как же. Думаешь, мне приятно будет, если дон Антонио опозорится?

— Молодец! Знаешь, учеников-то не Хватает. В народной школе должно быть не меньше двенадцати, а нас всего десять.

— Можно для счета моего отца привести; посадим его в дальнем углу.

— А если инспектор как раз его и спросит?

— Тогда не знаю, Кармела.

— Это ты хорошо придумал, Рафаэле. Но захочет ли отец прийти?

— Пообещаем пару стаканчиков вина, тогда он непременно придет.

— Верно.

— Мне сейчас некогда, Рафаэле, а вот Тереза ему пирожков напечет. Да таких вкусных, что пальчики оближешь, старики ведь любят поесть.

— Это ты, Кармела, точно угадала.

— Ну, я пошла к Терезе. Не знаешь, Сальваторе тоже домой пошел?

— Надо думать, да.

— Кармела, скажи Терезе — пусть и она завтра на экзамен приходит. Тогда нас будет ровно двенадцать.

— Я скажу, Вито, но…

— Понятно, понятно, все равно скажи.

Кармела вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Можно?

— Входи, входи, Кармела. Как поживаешь, Кармела?

— Что с тобой, Тереза? Отчего ты такая хмурая?

— Ой, Кармела, и не спрашивай! Горе мне, горе! Феличе так меня ругал, так топал ногами, а его отец только смотрел и головой кивал.

— С чего это они вдруг на тебя накинулись?

— Они за мной шпионили и как-то увидели с Антонио.

— Это, наверно, Булыжник постарался. Но тебе-то какое до них дело?

— По правде, мне все равно, я сама хотела им обо всем рассказать по-хорошему. А потом бы уехала на несколько дней в Пистиччи к тете, пока они не успокоятся.

— Ты уже взрослая, Тереза, и можешь поступать как тебе вздумается.

— Жаль, что это как раз перед экзаменами случилось. Дону Антонио тоже неприятно будет. Феличе кричал, что я слово нарушила. А уж как они с отцом меня честили, и передать не могу.

— Не кручинься зря. Моя мать говорила, если хочешь быть красивой, будь счастливой. Не порть себе кровь понапрасну. Держись своего решения, и все уладится.

— Это так, но знаешь, Коланджело люди злые, они способны завтра учинить дону Антонио какую-нибудь пакость, лишь бы опозорить его перед инспектором. Что мне делать, Кармела?

— Пока помалкивай и ничего не говори дону Антонио. А завтра, когда школьный инспектор уедет, посоветуешься с ним, как тебе поступить. Если тебе что нужно будет, то мы с Вито всегда рады помочь. Как-никак соседи.

— Спасибо, Кармела. Не будь вас, плохо бы мне после смерти дедушки пришлось.

— Э, перестань, а то я забуду, зачем пришла. Завтра нас в школе должно быть не меньше двенадцати; двух не хватает. Мы старика де Систо приведем. Задобри его, сделай ему пирожки.

— Хорошо. Сейчас тесто поставлю.

— Смотри ты тоже завтра приходи.

— Я?

— Да, Тереза. Ты молодчина. Сначала с братом занималась, а потом и дон Антонио тебе помог. Ведь правда, Тереза?

— У тебя, Кармела, девять детей на руках, а тебе и горя мало.

— Э, тому, кто хочет поумнеть, и дети не помеха. Ну, будь здорова, Тереза, и завтра непременно приходи в школу.