Анна Вербовская - Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море

- Ква! Ква! Ква!

- Ура! Ура! Ура!

И появилась невесть откуда балалайка. И забренчала на ней Серафима, запела свою «барыню». А Матрёна – руки в боки - отплясывать пошла. Платочек с головы сдёрнула и ну им махать, такт отбивать. А под платочком у Матрёны была, оказывается, косичка. Маленькая, тоненькая, как крысиный хвостик. Но Матрёне очень даже шла и голову её украшала.

Добрыня – тот всё больше фокусы показывал. В основном, конечно, с мухами. Поймает, в кулак зажмёт, дунет, плюнет, ладонь раскроет, а мухи-то и нет! То ли улетела, то ли ещё куда подевалась – домовой своих секретов никому не раскрывал.

Потом ещё Серафима стихи читала. Не такие, как в первый раз, а нормальные, из книжки. Про царя Салтана, князя Гвидона и царевну Лебедь. Иногда, конечно, слова забывала.

Кто-то что-то там поёт,

И чего-то там грызёт,

А яички не простые,

Все скорлупки золотые…

В общем, путала литературу с действительностью и ни к селу ни к городу приплетала везде свою золотоносную Корябу.

«Ну и пусть, - думал Венька, глядя на бабушку с умилением и любовью, - Сто пять лет женщине, имеет право и подзабыть. Главное, чтобы больше не раздваивалась и всегда такой, как сейчас, оставалась».

Впрочем, она вовсе и не думала раздваиваться! Зачем ей теперь это было надо, когда вокруг расцвела такая красота и гармония.

Да и сама Серафима Ферапонтовна в своём цельном обличии стала несказанно хороша! И всё было при ней – кураж и домовитость, лёгкий нрав и деловой ко всему подход, радость и печаль, хозяйство и праздник, клоунада и уютный быт, в общем полное, можно сказать, равновесие и совершенство. Особенно в смысле полёта.

Взлетала Серафима теперь легко, без выкрутасов и резкостей. И парила плавно. Скользила высоко, под потолком, свободной птицей.

- Я не я буду, если тебя, Вениамин Иванович, летать не научу, – пообещала она торжественно Веньке.

Часть 3. НЕБЕСНАЯ РЕКА, ВЫСОКИЕ ОБЛАКА.

Всё выше, и выше, и выше

Стремим мы полёт…

П. Герман

Глава 1. Уроки волшебного пилотажа.

Поначалу-то у Веньки вообще ничего не получалось.

И подпрыгивал он, часто-часто мельтеша руками. И, лёжа на животе, старательно гудел, перекатывался с боку на бок. И, уцепившись двумя руками за яблоневую ветку, свисал сарделькой, бултыхал в воздухе босыми ногами.

Серафима была терпелива.

- Ты, главное, радость большую представь. Как будто она у тебя вот тут, прямо перед глазами.

Венька зажмуривался и представлял себе море – синее, огромное, до самого горизонта.

- Теперь глаза пошире распахни и стремись к этой радости. Тянись к ней всей душой.

Венька выпучивал глаза, что есть силы. Щёки раздувал. Набычив лоб, вытягивал туловище в струнку.

- Да ты не животом тянись, а душой! Где у тебя душа-то?

Про это Венька ничего не знал. Даже приблизительно не догадывался. Он хлопал себя по бокам, груди, коленкам. Недоумённо пожимал плечами.

- В пятках у него душа, - комментировала происходящее бабка Матрёна, - Совсем ты его своей радостью запугала.

Так уж с самого начала повелось, что посмотреть на Венькины упражнения все собирались. И каждый считал своим долгом помочь Веньке дельным советом.

- А давай я тебя с крыши столкну, - участливо предлагал Добрыня, - Ка-а-ак дам тебе пинка! Ты ка-а-ак полетишь!

- Две простыни между собой надо связать, - озабоченно пищала бабка Нюра, - Так, чтобы длинная верёвка получилась. Потом одним концом к Вениамину Ивановичу прикрепить. Другой через яблоню перебросить. И ка-а-ак ухватиться всем вместе! Ка-а-ак потянуть!

- Ага! – колокольчиком звенела из яблоневой кроны тёти-Груша, - Через себя перекидывай и тяни! А моё дерево не трожь!

Приезжал на своей телеге Пантелеймон. Тоже хотел поучаствовать.

- Вот, - смущаясь, говорил старый возничий и протягивал Веньке огромную связку весёлых, разноцветных воздушных шаров, - Может, так попробуешь?

Венька хватался крепко-крепко за толстый шнур. Пыхтел, подскакивал, семенил и отталкивался ногами. Шары стремились в небо, переливались, шуршали надутыми боками над Венькиной головой. Волочили его вперёд, тщётно пытаясь оторвать от земли.

- М-м-м-да-а-а!!! – Пантелеймон чесал в зелёной голове и задумчиво смотрел в то самое небо, куда никак не удавалось подняться Веньке, - Маловато купил. Сэкономил. В следующий раз сразу сто штук возьму!

Веньке оставалось только горько вздыхать.

- Не печалься! – успокаивала его бабушка Серафима, - Всё со временем придёт. Всё получится. Главное – к радости стремиться и крылья не опускать.

Крылья! Были бы они у Веньки, и разговору не было бы!

Глава 2. Крылья из воска и разбитый нос.

- Хочешь, я для тебя с Корябы перьев понадёргаю? – предложил неутомимый на выдумки Добрыня, - Воском их все промеж собой склею, тебе к спине примотаю…

- Ага! - криво усмехнулась Матрёна, - Сказал ерунду! Воском!

- А что? – с подозрением покосился на неё домовой.

- Что-что! Взлетит Вениамин Иванович к самому солнышку…

- Хорошо!

- Солнышко воск нагреет…

- Ещё лучше!

- Воск-то от нагрева расплавится…, – фыркнула Матрёна, - А ещё учёный…

- Это я знаю! – не желал сдаваться домовой, - Температура расплавления воска три тысячи пятьсот шестьдесят четыре градуса по Цельсию-Фаренгейту. И его переплавление означает переход из полутвёрдой фазы в полужидкую, то есть…

- Бросил бы ты, Вениамин Иванович, вообще это дело, - встрял в Добрынино заумство Пантелеймон, - Разве по земле ходить плохо?

- Хорошо, - согласился Венька, - Только на земле не полетаешь…

- Да зачем тебе летать-то? На твёрдой земле, оно надёжнее. Не упадёшь!

- Не упадёшь… хо-хо-хошь! – засмеялась, закудахтала бабка Матрёна, - Ты на свой нос-то посмотри!

- Это несчастный случай! – рассердился Пантелеймон, - С кем не бывает!

- Со всеми бывает, - неожиданно поддержал Пантелеймона Добрыня, - Вот со мной тоже был случай. Очень несчастный. Шёл я как-то по земле, шёл… шёл, значит, я, шёл… по родной земле, по матушке, шёл я… долго шёл… всё шёл, шёл, шёл…

- Куда шёл-то? – пискнула бабка Нюра, - Чего искал?

- Неважно, - махнул рукой домовой, - Не об этом сейчас речь. Главное, шёл я по твёрдой земле. Не летел! А шёл! Шёл своими ногами. Шёл себе и шёл…

-Ну, шёл ты, - Пантелеймон заподозрил в словах Добрыни какой-то подвох, но пока ещё не понимал, к чему он клонит, - И что?

- И то! Шёл, шёл, а потом – раз! – и упал!!!

- Тьфу ты! – прямо-таки взбесился возничий, - Вечно вы, домовые, с вашими шуточками!

- Это не шуточки, – усмехнулся Добрыня, - а, можно сказать, правда жизни. Иногда и на земле люди себе в кровь носы разбивают. А бывает, в небо взлетают живы-живёхоньки, целы-целёхоньки и парят там себе в полной безопасности.