Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

— Нет, Ахмед, не тем, не тем, дорогой мой мальчик, ты занимаешься! — выслушав меня, сказал Герандоко.

— Как не тем? Разве я не должен кормить мать?

— Еще бы! — улыбнулся Герандоко. Обняв меня за плечи, он пристально посмотрел мне в глаза: — Ты не понял, Ахмед. Это я виноват: не так объяснил…

Мне трудно передать, как говорил Герандоко. Он горячо убеждал меня, что дорога, по которой я пошел, не ведет к добру. Своим поведением я оскорбляю память отца. Ведь ему так хотелось, чтобы я стал настоящим человеком!

— Подумай сам, — говорил Герандоко, — вспомни, было ли хоть одно отцовское письмо с фронта, в котором он не спрашивал бы о твоей учебе, о твоих успехах и не высказывал бы желания видеть тебя отличником?

— Конечно, нет.

— Вот что, — решительно сказал Герандоко, — с завтрашнего дня — за парту!

— А на что мы будем покупать хлеб? — возразил я.

— Похвально, что ты беспокоишься о доме, но пусть это будет не твоей заботой.

— А кто же…

— Вот… — перебила меня диса, показывая на два туго набитых мешка. — Из колхоза привезли сегодня.

— Из колхоза? — удивился я. — Но мы же не колхозники! Мой отец был учителем.

— Народ не забывает тех, кто заслужил его уважение. И об их семьях не забывает, — сказал Герандоко.

Я подбежал к мешкам. В одном была кукурузная мука, в другом — картошка…

— Диса, свари, пожалуйста, картошки, испеки чуреков!.. — закричал я, радуясь, что наконец смогу досыта наесться.

Мать всплеснула руками и, охая, что до сих пор не накормила меня, принялась хлопотать у очага.

— Теперь мы и пенсию будем получать, Ахмед, — говорила диса. — Герандоко помог оформить ее. Не пропадем, только учись, сынок, учись…

— Не беспокойся, Наго: он будет учиться, — заверил ее Герандоко и приказал мне каждый вечер приходить к нему домой на дополнительные занятия.

До чего же ярка и солнечна у нас весна! Немолчным говором наполняют воздух скворцы, быстрокрылые ласточки неутомимо носят в клювах комочки глины и, как искусные строители, лепят гнезда — полукруглые балкончики — над окнами нашего дома.

Воскресный день. Я сижу за столом и с увлечением наблюдаю в окно за крылатыми хлопотуньями. У меня уже нет ни сил, ни желания заглянуть в учебник арифметики. Тут же на столе чистая тетрадь и чернильница-непроливайка с торчащей в ней ручкой. Но мои глаза не хотят смотреть в учебник, а пальцы отказываются прикоснуться к ручке, хотя я знаю, что вечером должен пойти к Герандоко с выполненным уроком.

А ласточки все носят и носят свой «строительный материал»… Уцепившись лапками за стенку, птица прикладывает комочек и совсем по-человечьи, быстрым взглядом окидывает постройку, словно радуясь своей работе. Прощебетав что-то веселое, ласточка проворно улетает за новым комочком.

Я смотрю на крылатых тружениц и невольно восхищаюсь. Сколько в них прилежания, упорства! Наверное, уже тысячи километров пролетели они без отдыха, а все работают и работают. А я?..

Но сразу же нахожу оправдание: целый месяц занимаюсь — с утра в школе, вечером у Герандоко. Разве я не имею права на передышку? Мне становится очень жалко себя.

Тик-так, тик-так… — стучат ходики. Заглядываю в конец учебника — в ответы. Нет! Не сходится… Тик-так, тик-так… Маятник словно издевается надо мной. «Нет, не так, нет, не так!» — со злостью отвечаю я ему и снова яростно принимаюсь за решение… Но опять: не так, не так…

А на дворе весна. Греет землю теплое солнышко. Речушка наша забурлила, и до меня издалека ясно доносится ее шум. Сейчас мои товарищи, наверное, гоняют по поляне мяч. И все это — ребята, речка, теплые лучи солнца — неудержимо тянет к себе.

Последний раз бросаю взгляд на резвых ласточек и… ухожу из дому, оставив на столе учебники и тетрадь с нерешенным примером.

— Ахмед, в ворота! — едва завидев меня, кричат ребята, надеясь, видимо, что я спасу их от полного разгрома.

Я бросился на поле и стал между двумя валунами, изображавшими ворота.

Настоящего футбольного мяча у нас не было. Играли самодельным. Он то и дело проскакивал мимо меня и оказывался в воображаемой сетке.

— Вратаря вон из ворот!.. Позор! — с негодованием кричали болельщики.

И надо же было случиться, что все это видела и слышала Марзидан! Длиннокосая Марзидан — ученица нашей школы, та самая Марзидан, в чьих глазах я стремился прослыть лучшим футболистом, непобедимым героем. Почему? Кто знает… При виде ее я всегда терялся, краснел до ушей. Однако делался нарочито озорным, даже дерзким. И, конечно, смешным! И все для того только, чтобы обратить на себя ее внимание.

И вот теперь она слышит, как мне кричат со всех сторон: «Вон из ворот!» Разумеется, это не прибавляло мне ни сообразительности, ни ловкости. Я играл все хуже и хуже. Во втором тайме пропустил в свои ворота два мяча и один загнал сам. Матч закончился с позорным для нашей команды счетом — 0:5.

Я страшно переживал. Дело было не только в том, что Марзидан видела мою скверную игру. Я уже не чувствовал себя таким быстрым и точным игроком, каким был раньше. Обиженный на самого себя и на весь мир, я направился домой.

— Ахмед, пойдем с нами в лес, нарвем черемши! — остановили меня ребята.

В лес за черемшой?.. Отец очень любил ее. Он говорил, что в ней много витаминов.

Я подумал, что стоит только появиться черемше в нашем доме, как снова почувствую рядом отца, съем черемши и снова стану сильным и ловким.

Какой пьянящий запах царит в нашем лесу в мае! Распустившиеся фиалки, белые колокольчики ландышей, выглядывающие из глянцевито-зеленых листьев. На кустах волчьих ягод шапки нежно-розовых лепестков и черемша, чудесная черемша! Аромат исходит от самой сырой земли, подогретой лучами весеннего солнца, от прошлогодних плодов диких яблонь, груш, кизила, мушмулы, листьев деревьев и трав.

Словно завороженные этим чудом весны, мы остановились и замолкли. Но только на мгновение. Затем мы устремились дальше в лес. И скоро вышли на небольшую поляну, усеянную множеством цветов.

— Нарвем? — крикнул я.

— Ты что, девчонка? — презрительно фыркнул один из товарищей и тут же предложил помериться с ним силой.

Бороться мне совсем не хотелось, но не принять вызов считалось у нас позором. Затянув потуже пояс, чтобы противнику не за что было ухватиться, я двинулся ему навстречу и тут вдруг увидел, что над невысоким деревом в беспокойстве кружилась горлица. Она отчаянно взмахивала крыльями и тревожно кричала.

— Что с ней? Смотрите, ребята! Носится как ошалелая…

Мы заинтересовались странным поведением птицы и подбежали к ней.