Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

— Сынок, а сам ты хочешь в Москву? — спросила диса таким тоном, что я понял: опять ничего из этого не выйдет. И все-таки ответил:

— Хочу, диса! Конечно, хочу! Знаешь, учиться в Москве — это… это…

Пока я подбирал нужное слово, диса сказала:

— Не знаю, что и думать… — и вышла во двор, чтобы скрыть, как трудно ей решиться.

Она отогнала от крыльца собаку, обругала ни в чем не повинных кур…

Я подошел к стене, снял фотографию. Отец и Леонид Петрович сфотографировались давно, еще до войны. Кавказец оставался кавказцем: черкеска, на голове папаха, на поясе небольшой кинжал. Москвич во всем белом: и пиджак, и туфли, и брюки. Только галстук в темную полоску. Большие выразительные глаза отца как бы говорили: «Поезжай! У моего друга тебе будет хорошо». И молодой Благонравов поддерживал его: «Приезжай! Я добрый. Всю Москву перед тобой раскрою, многому научу. Человеком сделаю».

На обратной стороне фотографии я прочел давно знакомую надпись: «Кургоко Батыровичу Наурзокову в знак дружбы глубокой, как Волга, и высокой, как Кавказский хребет. Л. Благонравов. 1923 год».

Диса вернулась в комнату. Увидев в моих руках фотографию, она сказала:

— Да, они крепко дружили.

Тотчас вслед за дисой на пороге появился Герандоко. Оказалось, Леонид Петрович и ему прислал письмо с просьбой уговорить дису отпустить меня в Москву.

Не стану передавать разговора, который произошел между Герандоко и дисой. А недели через две после этого, вечером, когда у меня сидел мой товарищ Эльдар, к нам приехала немолодая, быстрая в движениях и очень добродушная женщина.

— Я Анна Сергеевна Благонравова. Мы знакомы по письмам… Здравствуйте! — сказала она матери. Заметив нас с Эльдаром, спросила: — А который из двух мой будущий сын?

Даже если очень захотеть, нельзя было хуже начать знакомство, чем это сделала Анна Сергеевна.

У наших женщин, воспитанных в горских обычаях, принято чувства прятать глубоко, скрывать их, а эта незнакомая женщина сразу: «…мой будущий сын». Вместо того чтобы начать разговор степенно, издалека…

Обернувшись в мою сторону, диса спокойно сказала:

— Подойди же, Ахмед, поздоровайся. Это жена уважаемого Леонида Петровича.

Гостья стремительно подлетела ко мне, поцеловала в лоб, потом вынула из чемодана коробку конфет и какой-то чудной нож со множеством лезвий.

— Это тебе, — сказала Анна Сергеевна.

Она достала сверток в белой бумаге, перевязанный красной ленточкой, и протянула матери. Мама сдержанно поблагодарила.

«Какая она добрая!» — подумал я. А гостья уже распахнула дверь и вышла во двор. Наша большая лохматая собака встретила ее лаем. Нисколько не испугавшись, Анна Сергеевна приласкала пса, и, к нашему удивлению, обычно свирепая, собака ее не тронула.

А когда, привлеченные неожиданным появлением чужого человека, во двор пробрались соседские ребятишки, Анна Сергеевна немедленно разговорилась с ними, как будто они давно были ее друзьями, и даже затеяла какую-то веселую игру.

Диса ничем не выдавала своего неодобрения. У Анны Сергеевны не возникло даже мысли, будто она делает что-то не так.

Но от меня диса не скрыла своего недовольства. Когда гостья уснула, диса подошла к моей постели.

— Ты не спишь, Ахмед? Подумай только, едва появилась на пороге, — назвала тебя своим сыном! Во дворе бегает, как мальчишка, никого не стесняется… По всему видно — в голове у нее ветер. Да разве она сможет воспитать тебя? Разве смогу я быть за тебя спокойной хоть одну ночь?

И утром, со слезами на глазах, решительно заявила:

— Нет, сынок, не могу доверить тебя этой женщине!

А мне все больше и больше хотелось учиться и жить в Москве у Леонида Петровича, и я втайне от дисы рассказал обо всем Герандоко.

Не знаю, какие волшебные слова нашел Герандоко, но уже через два дня мы с Анной Сергеевной сидели в вагоне поезда, стремительно мчавшего нас в Москву.

Вот и сбылась моя мечта: я в столице! Какая же она огромная, и сколько здесь людей! Считай, считай — не сочтешь. А магазины!.. Одна витрина нарядней другой. В особенности по вечерам, когда зажигаются огни. Первое время я только и делал, что ходил по московским улицам и смотрел, смотрел.

Анна Сергеевна водила меня в зоопарк. Вот где здорово! Маленькие лошадки — пони, огромные слоны, медведи, тигры и львы, красавицы косули, всевозможные птицы, змеи, обезьяны. Но больше всего мне понравилась лужайка, где забавно играли друг с другом, кувыркались, перекатывали мяч малыши лисята, щенки, медвежата.

Мы с Анной Сергеевной пробыли в зоопарке почти весь день. Я ничуть не устал и только жалел, что нет здесь моих кожежских друзей.

Все-все в Москве мне нравится. Вот это город! Улицы длинные, дома высокие, а около самого Кремля на Красной площади — Исторический музей. Мы его в первый же день увидели. Это, наверное, самый главный музей, недаром там Анна Сергеевна работает. Конечно, она не говорила, что Исторический музей главный, но я сам все понял: вон он какой большой и здание совсем особенное.

Дом сложен из такого же красного кирпича, как и кремлевские стены. Построен он с фасоном: выступы, узоры, маленькие шалашики по стенам первого яруса, а на самом верху два минарета — такие есть и на кожежской мечети, только эти в пять или в десять раз выше и концы у них острые как стрелы.

Анна Сергеевна рассказывает, рассказывает, когда музей создан да кто его строил, но меня не это интересует. Ума не приложу: как могли по одному кирпичику выстроить такую махину? Как не падают стены? Строить на такой высоте не то, что бороновать кукурузу на коровах. Сорвешься — и костей не соберешь!

Мы вошли в музей.

Анна Сергеевна со всеми меня знакомила и каждому говорила:

— Мой сын, он приехал с Кавказа…

Пришло множество людей. Они поздравляли Анну Сергеевну, жали мне руку.

Потом повели по музею.

Я шел рядом с Анной Сергеевной. Она показывала какие-то древние кости и стрелы, рассказывала, какой народ где жил, но тут я увидел картины, на которых была изображена битва русских с французами в 1812 году. Артиллеристы стреляли, и густой дым клубами вылетал из пушек, конники рубились, падали с седел… Все это было очень интересно.

Но Анна Сергеевна тянула меня куда-то дальше, пока не привела к каменным бабам, какие у нас стоят в степи, и начала объяснять:

— Это знаменитый малокабардинский надгробный памятник. Он привезен с твоей родины.

Мне было обидно, что она увела меня от картины о войне, и я сказал:

— Таких памятников у нас много и на дорогах, и у родников…