Владимир Добряков - Не родись красивой…

— Нет, золотая, — сказал он, — уважь старика. Не откажись выпить за компанию чашку чая. Вот только-только заварил. У меня и смородинное варенье имеется.

— Дедушка, мама ждёт. Я всего-то за укропом побежала, а времени прошло…

— Зинаида меня простит, она добрая душа. А чайник — вот он, на столе, не задержишься. У меня ещё новое соображение насчёт вредителя имеется. Тебе же интересно?

Я сняла туфли и прошла в комнату.

Дедушка налил в чашку пахучего чаю, а на блюдечко положил варенья.

— Пей, дорогая гостья… А соображение, как говорится, следующего порядка: вот ты спросила давеча — в рубашке он был или в куртке. Вспомнил: в рубашке. За это ручаюсь. Пёстрая вроде такая.

— В клеточку? Зелёная? — живо спросила я.

— Может, и в клетку, может, и зелёная. Но чтобы точно — грешить не стану, не заметил.

Я отпила немножко из чашки, пригубила варенье.

— Спасибо, дедушка.

— Мне-то за что? Это я, золотая, тебя должен благодарить.

— И меня не за что. Правда-правда.

— Я так понимаю, — улыбнулся дедушка Леонтий, — решила взять надо мной шефство.

— Не знаю, — смутилась я. — Просто мне нравится. Приятно, что помогла. Не верите? Честное слово, я не вру, на душе так хорошо становится.

— Анюта, — дрогнувшим голосом и неожиданно строго сказал дедушка Леонтий, — ты сама погляди и матери передай: если кран течёт или там засорится раковина — сразу ко мне. Может, на днях поднимусь к вам, батареи прочищу. Не помешает.

Можно было легко представить, какими словами меня встретит мама. И потому, едва открыв дверь, я громко сказала:

— Мамусь, извини, пожалуйста, не ругай, не бей. Повстречала Наташу и заболталась. А дедушка Леонтий обещал прийти к нам и прочистить батареи. Чаю заставил выпить с вареньем. Вот и задержалась. Зато укроп купила — самый лучший. И дешёвый. А запах! Понюхай. Только сначала сядь, а то упадёшь.

Понятно, что никаких неприятных слов мама и не сказала. Более того, рассмеялась.

— Тебе, дочка, в театре сатиры выступать.

— В театре? Не отказалась бы. — И я тут же вошла в роль. — А про Наташу расскажу — точно, со стула свалишься. Отец её выпустил указ — назначить Наталью Сомову министром финансов. Представляешь, Наташку! Сидит перед компьютером, считает, планирует семейный бюджет — что и сколько купить и вообще всякие расходы, доходы.

Мама падать не собиралась и чуть грустно сказала:

— Домашние игры. А Илью Сомова, отца её, знаю давно. Талантами Илья не отличался, попивал. Любил погулять, компании весёлые любил. Да видишь, в люди выбился. Теперь — старший экономист в какой-то фирме. А главное — семья сохранилась.

Мама совсем запечалилась. Ясно: вспомнила о своём муже, то есть о моём отце. Я поторопилась отвлечь её от мрачных мыслей:

— Обожди, это не всё: Наташа зарплату получает.

Мелко нарезав веточки укропа, мама велела мне вымыть руки и садиться к столу. Уже потом, разложив по тарелкам салат, она заметила:

— Игры играми, а наверно, и польза в них какая-то есть. Кто сейчас разберётся: как жить семье, что делать, кого слушать. Как он создаётся, этот микроклимат в семье?

— Мам, — с почтением сказала я, — ты у меня умная. Недаром когда-то в газету писала. А вот не хочешь и сама какой-нибудь важный указ издать и назначить меня…

— Тоже министром?

— А что, не справлюсь? Только финансовым не хочется. Если бы каким-нибудь другим… Хотя подсчитать, спланировать я бы, наверно, могла. Деньги платить мне не надо. Не хочу. Я и так бы с удовольствием… Вот, например, какие-нибудь украшения из бисера делать. Я и других девочек могла бы научить. А если захотят мальчишки участвовать…

— Обожди, госпожа министерша, — вдруг вспомнила мама, — пока ты ходила по укропным делам и чаи распивала, Серёжа тебе звонил.

— Серёжа? — У меня застучало в груди. — И что он сказал?

— Анют, ты, похоже, испугалась? Ай-ай! А ещё министром хочешь стать.

— Вовсе не испугалась. С чего ты взяла? Просто интересно узнать.

— Он ничего не сказал. Обещал позвонить позже. Кстати, очень вежливый. Извинился, что побеспокоил.

И правда, из-за чего разволновалась? Он ведь должен был позвонить. Обещал. Я знала об этом.

Мы о чём-то говорили с мамой, я согласно кивала головой, отвечала, а думала о Серёже. И прислушивалась. Телефон молчал.

Острым зубцом вилки я наколола кусочек редиса и подумала: «Но почему Серёжа? Будто один Серёжа на свете».

— Вкусно. Больше не хочется, — сказала я маме и пошла в переднюю. Сняла трубку, набрала Митин номер. Длинные гудки. Раз, два, три… до семи досчитала. Никого.

— Анют, — с укором сказала мама, — наберись терпения. Ты должна понимать…

— Да вовсе не ему. Я Митьке звоню. Наверно, на садовый участок уехали.

— Ах, Ми-итя… — протянула мама.

— Да, Митя, — с вызовом сказала я. — Очень хороший мальчик. Видела, какой лимон подарил? И своим зеркалом его освещает. Специальный механизм изобрёл — зайчик всё время в моё окошко глядит. Жалко, что небо сегодня в тучах.

— А косички, смотрю, так и не заплетаешь.

— Ну, мама, имею же я право! Мне больше нравится, когда волосы распущены.

— Имеешь, дочка, имеешь, не спорю. Взрослой становишься.

— Тебе это неприятно? — спросила я. — Неприятно, мама, да?

— Отчего же, всё правильно. Жизнь идёт.

Мне передалось мамино настроение. Прижалась к её плечу.

— Не грусти. Ты у меня ещё молодая. И красивая. Можешь удостовериться, погляди в зеркало — ни одного седого волоса. Не пожалей денег, сделай модную причёску.

— Анюта, прекрати! Нашла молодую! И о причёске ли думать! Вон Клава. Почти на два года младше меня, а какая жизнь. Кто позавидует?

— Мам, — сказала я, — у нас салат остался. Можно, я отнесу тёте Клаве? Вдруг она из дома не выходит? А на Юрку надеяться… — Я махнула рукой, повторила по-маминому: — Ветер в голове. И глупости…

Моя забота маме понравилась.

— Хорошо придумала. Сейчас переложу в банку… Да, — опять вспомнила она, — что у тебя за банка под кроватью стояла? Вроде как мел разведён.

— Босоножки подбеливала, — не моргнув глазом, ответила я. Как хорошо, что заранее придумала.

Эти же босоножки я и надела. И куртку с вешалки снимать не стала — подъезды рядом.

Первое, что сделала, — оглядела потолок у Юркиного лифта. Слава Богу, беленький. Не напрасно поработала. Затем подошла к батарее. Газеты там не оказалось. В мусоропровод выбросили? А что же я сама не догадалась? На втором этаже немножко постояла у двери бабушки Марьи. Даже ухо приложила к щели. Но тотчас отпрянула, что же в пустой квартире можно услышать? Бабушки нет. И больше никогда не будет. Я тупо посмотрела на банку в своей руке и тихонько пошла наверх.

На мой короткий звоночек (боялась, что тётя Клава лежит в постели, может заволноваться) дверь неожиданно быстро открыл Юрка. Да так широко, будто автомобиль собирался пропустить. Я удивилась, покрутила пальцем у виска.