Лев Квин - Озорники [1959 год]

Бабушка была очень довольна:

— Все-таки живая душа в доме. Вы все уходите, а я с ней говорю и не скучно.

Вот почему Павлик почувствовал некоторую неловкость, когда он, опустив в карман пальто фотоаппарат «Смену», схватил Музу и сунул за пазуху. Но тут же он успокоил себя тем, что завтра раздобудет для бабушки другую кошку, даже еще получше, и побежал к Андрею.

Андрей не сразу отдал монету. Придирчиво осмотрел фотоаппарат, проверил спуск, все выдержки. Потом потащил Музу в другую комнату — знакомить с Тарзаном, бесхвостым глупым псом, величиной с теленка. Знакомство началось с того, что Тарзан бросился на Музу с громким лаем. Котенок фыркнул, царапнул Андрея, вырвался из его рук и мгновенно забрался на верх книжного шкафа. Отсюда он, жалобно мяукая, с укором поглядывал на Павлика.

— Ах, ты так! — вскричал разъяренный Андрей. — Я тебе покажу царапаться!

Он побежал на кухню за метлой. У Павлика сжалось сердце.

— Не бей ее! Она же не виновата.

— А ты не вмешивайся! Моя кошка!..

Павлик ушел от Андрея с тяжелой душой. Правда, в кармане лежала римская монета, но досталась она дорогой ценой. Дома бабушка ищет, наверное, Музу. Ходит по всем комнатам, кряхтя, заглядывает под кровати. «Кис-кис-кис…» А Музы нет. И не будет. Он ее продал. Продал в рабство, — почему-то пришло ему в голову. Как в «Хижине дяди Тома» негров продавали… И фотоаппарата тоже больше нет…

Музей был еще открыт. Павлик приободрился. В конце концов он ведь не для себя выменял эту монету. Он принесет ее в дар музею. Монету поместят в витрину, чтобы все видели. А рядом положат бумажку: «Сестерций. Старинная римская монета. Передана в дар музею учеником четвертого класса 27-й школы Павлом Малышевым». Точь-в-точь, как у Саши.

Сторож, к которому Павлик обратился, послал его на второй этаж. Павлик, робея, постучал в дверь с надписью «Директор».

— Я принес дар! — выпалил он, едва войдя в комнату. — Сестерций. Вот!

Пожилой мужчина, сидевший за столом у окна, улыбаясь, посмотрел на Павлика.

— Дар принес, говоришь? Отлично, отлично… Но только, молодой человек, это ведь не сестерций, — сказал он, принимая монету. — Сестерций гораздо меньше.

…Как не сестерций? Ведь Андрей говорил… Обманул, значит! Забрал фотоаппарат, Музу — и обманул!

И тут же Павлик почувствовал облегчение. Ну, не сестерций — и не надо. Он отнесет монету обратно Андрею и заберет свою «Смену» и Музу.

Музка, Музанька…

Но как же тогда дар? Ничего, он еще найдет что-нибудь такое, такое…

Почему директор так долго разглядывает монету через стеклышко? Вдруг он ее все-таки в музей заберет? Мало что не сестерций!

Павлик забеспокоился. Он уже не хотел, чтобы монета осталась в музее. Ведь тогда Муза больше не вернется домой.

— Она же золотая! — Директор музея еще ниже склонился над монетой. — Ну да, английская золотая монета начала царствования королевы Виктории. Первая половина девятнадцатого века… М-да… Вот что, молодой человек, забирай-ка свой дар и бегом к отцу.

— Значит, не принимаете? — обрадованно крикнул Павлик. — Значит, не нужна!

К Андрею он ворвался в расстегнутом пальто, потный, тяжело дышащий, но довольный.

— На, бери свою монету, — закричал он с порога. — Никакой это не сестерций, а самая простая золотая монета.

— Что? Золотая? — Андрей выхватил монету. Глаза его жадно блеснули. — В самом деле золотая! А я думал медная. Вот здорово!

— Давай Музу и аппарат.

— Бери, — отмахнулся рукой Андрей, пробуя монету на зуб.

Павлик побежал в столовую. Муза все еще сидела на верхотурье, затравленно озираясь по сторонам. Вокруг шкафа были наставлены стулья, на полу лежала метла.

— Кис-кис! — позвал Павлик.

Муза мяукнула в ответ, но осталась на месте. С большим трудом Павлику удалось добраться до котенка и взять его в руки. Сердце у Музы билось часто-часто. Она все время делала попытки вырваться.

— Сиди, сиди, глупенькая. Ничего тебе не будет, — успокаивал ее Павлик. — Где «Смена», Андрей?

— А я… я ее одному мальчишке подарил, пока ты в музей бегал, — раздался голос Андрея из соседней комнаты. — Хочешь, я тебе лучше другую монету дам? Хочешь?

Он появился на пороге с холщовой книгой в руках.

— Ничего не хочу. Давай аппарат, слышишь?

— Ты что, глухой? Я же сказал, что подарил.

Что он говорит! Павлик только сбегал в музей и обратно, а он уже успел подарить кому-то фотоаппарат?.. Не может быть!

— Ничего ты не подарил — врешь!.. Просто хочешь его себе забрать… Правильно ребята говорят: ты жадный, жадный! Отдавай, ну! А то я папе твоему расскажу. Вот сейчас пойду и расскажу.

— Папе? — Рот Андрея полуоткрылся, из него выглянули по-заячьи длинные передние зубы. — У, фискал! А еще другом называется!

Он побежал в соседнюю комнату и вернулся с фотоаппаратом.

— На, подавись своей «Сменой»! Тоже мне фотик. Был бы «Киев» или хотя бы «Зоркий»… И убирайся отсюда! Пошел!

…Дверь Павлику открыла бабушка. Вид у старушки был озабоченный. Она даже не сообщила ему последних радионовостей, а сразу спросила:

— Не знаешь, куда Муза подевалась?.. Уж я искала, искала.

— Вот она, бабушка, — Павлик извлек котенка из глубин своего пальто. — Я ее гулять выносил на улицу.

И глядя, как старушка обрадованно гладит морщинистыми трясущимися руками свою любимицу, попросил вдруг:

— Дай, бабушка, я мусорное ведро вынесу.

Все началось с того, что в витрине универмага появился велосипед для подростков. Он стоял в подпорках, сверкающий, недосягаемый, равнодушный, как языческое божество на пьедестале. Какое ему было дело до восхищенных взглядов мальчишек, толпившихся у витрины!

Велосипед и в самом деле был великолепный. Весь никелированный, с гоночным рулем, гордо выгнутым, словно шея лебедя, с откидывающимся багажником, с круглым зеркальцем впереди, в которое ездок мог видеть все, что происходит за его спиной. А самое главное — к велосипеду был прикреплен маленький мотор «Спорт». Один его вид заставлял бешено колотиться мальчишечьи сердца. Велосипед с мотором! Да это же почти мотоцикл!

Дима Нартов тоже провел у витрины с велосипедом немало времени. Он оторвался от нее лишь вечером, когда лысый продавец с длинным носом, бесцеремонно растолкав мальчишек, закрыл окно большими фанерными щитами.

Домой Дима шел, обуреваемый мыслями. В голове мелькали самые смелые планы овладения велосипедом. Вот он совершает геройский подвиг. Его вызывают в Москву, и здесь, в Большом Кремлевском Дворце, ему вручают велосипед… Вот он находит портфель, набитый деньгами, бежит в магазин и… Вот он спасает тонущую девчонку и благодарные родители… Вот он…