Вячеслав Килеса - Юлька в стране Витасофии (сборник)

Подъезжает троллейбус. Мужчина схватил кошелку — вместе со мной — и ринулся в распахнутые двери. Поскольку его примеру последовали многие, то толпа сдавила нас, как творожный пирог. Возмутившись, высовываю из кошелки мордочку, и слышу вопль кондуктора: «С собаками не положено!».

Мужчина продолжает взбираться на троллейбусную площадку, и тогда сердитая кондуктор начинает его выталкивает. Мужчина сопротивляется и кричит, что собак у него не водится, и кондуктору пора носить очки, чтобы не путать жареную курицу с собакой. Словесная баталия перешла у них в схватку, причем опытная в таких делах кондуктор разбила мужчине пенсне.

Что было дальше, не знаю: оказавшись третьим лишним, выпрыгиваю из кошелки и троллейбуса, оставив мужчине на память обглоданные косточки.

Если, конечно, их у него не отберет для ужина драчливая кондуктор.

Будьте здоровы! Член клуба «Гав-Гав» Тяпусь.» Вот и поставлена точка в истории о храбром щенке, который, хотя и страдал избытком аппетита и любил прихвастнуть, в трудную минуту всегда был готов прийти на помощь другу, не уклоняясь от сражения с более сильным противником. До завтра, читатель: этого волшебного завтра, где никогда ничего не заканчивается — в том числе и наша жизнь.

Взвивавшееся вверх пламя колыхнулось под порывом ветра, выхватывая из темноты бородатые лица сидевших у костра вооруженных мечами русичей. Осыпавшие небо звезды, отражаясь в водах реки БиюкКарасу, суетились, перескакивая с волны на волну, подталкивая приткнувшуюся к берегу новгородскую ладью.

— Напрасно в Карасубазаре не остановились, — продолжая разговор, сказал Федор. — Село маленькое, грязное, и все же не на земле ночевать.

— В лесу спокойнее, — пожал плечами Иван, поправляя кольчугу. — Тем более с ужином повезло: Афанасий вовремя свинью подстрелил.

Тот, о ком шла речь, привстав, покрутил лежавший на вкопанных в землю рогатинах огромный вертел с нанизанными на него кусками свинины.

Аромат жаренного мяса заставил всех встрепенуться в ожидании близкого ужина.

Четверо расположившихся у костра мужчин были братьями, везущими из Новгорода меха, кожу и мед на продажу в Судак.

— Если б от каравана не отстали: были бы уже на месте, — вздохнул младший брат, Никита, рассматривая лежавший у него на ладони желудь. — А так еще дня два пути, и не столько по воде, сколько по земле на катках.

Мелеют реки: видно, дождей долго не было.

— Зато обратно вместе с караваном пойдем: обещали нас подождать в Судаке, — рассудительно заметил Федор. И, обращаясь к Никите, произнес:

— Что ты этот желудь баюкаешь? С начала пути как с дитем с ним возишься.

— Мечта у меня: посадить на крымской земле новгородский желудь, — объяснил Никита, пряча семя в прикрепленный к поясу мешочек. — Дед говорил, что дуб больше тысячи лет живет. Представляете: нас давно не будет, а память в веках останется.

— Дуб — великое дерево, — согласился Иван. — Не зря Перуну посвящено.

Там, где дубовые срубы колодцев, вода никогда не «цветет», всегда студеная и чистая. Дуб и в воде не гниет, и шашель его не «берет». Солнце, мороз — ему все нипочем!

— Дед говорил: чем больше живет дерево, тем выше качество древесины, — вспомнил Афанасий. — Ободья и полозья гнут из дуба в возрасте сто пятьдесят — двести лет. А какие из него бочонки! Молодец младшой, хорошо придумал!

— Ужинать пора! — поднялся с земли Федор — и, бросив взгляд в сторону кустов орешника, с криком: «Разбойники!» прыгнул к лежавшим возле костра щитам. Мгновенье — и братья, закрывшись щитами и ощетинившись мечами, стали спиной друг к другу, отбиваясь от выскочивших из кустов двух десятков человек с кривыми саблями и ножами.

Крепка новгородская кольчуга и остра сталь: шесть нападавших лежало убитыми вокруг умело сражавшихся братьев. Заколебались разбойники, надумали отступать, — и сделали братья ошибку: разомкнули круг, решив преследовать врага. Тотчас каждый оказался в окружении. И вот, взмахнув руками, упал Иван от удара в бок, уронил щит изнемогший от ран Афанасий.

— Беги! — крикнул Федор, придя на помощь младшему брату. — Спасайся: я отвлеку!

Замешкался Никита, — и потерял мгновение. Нырнул в кусты, но поздно: догнал его, пробив кольчугу и ударив в спину, нож, брошенный разбойничьим предводителем. Недолго бежал младший брат — и опустился, захлебываясь кровью, на траву. Было слышно, как, в последний раз выкрикнув: «За Русь! За Новгород!», замолчал Федор, и стихли звуки битвы.

Послышались голоса: оставшиеся в живых разбойники приближались в поисках младшего брата. Выхватил кинжал Никита, быстро выкопал ямку и положил туда вытащенный из мешочка желудь. У него еще хватило сил засыпать ямку землей и встать, чтобы встретить смерть так, как встречают герои: лицом к лицу. Изрубленный саблями, он упал, и его кровь, пропитав землю, стала той влагой, которая пробудила дремавшую в желуде жизнь.

Прошли годы, сложившиеся в века. Вырос из желудя громадный дуб.

Десять человек не могут его обхватить, восемнадцати метров достигла его вершина. Именуется дуб Суворовским: под ним в 1777 году вел русский полководец перед битвой переговоры с посланником султана. Но чаще, глядя на ствол, из основания которого отходят четыре больших сросшихся ветки, напоминая стоящих друг к другу спинами мужчин, называют дуб: «Четыре брата», — в память о русских купцах, привезших желудь из далекого Новгорода.

— Папа, почему эти пещеры называют «Сарматскими»? — требовательно спросила четырнадцатилетняя Полина, стоя рядом с отцом у подножия Белой скалы (Ак-Кая).

Был май: время пионов. Солнце ползло к полудню, усиленно доказывая, что лето все-таки наступит.

— «Сарматами» назывались кочевники, обитавшее в этих местах восемнадцать веков назад. Археологи нашли в пещерах сарматские «тамга»: высеченные на стене знаки, свидетельствующие о праве собственности рода на эти жилища, — взяв дочку за руку, папа повел ее в тень ближайшего дерева.

— Остатки керамики, пепла и прочего мусора, обнаруженные в земле перед пещерами, объясняют, что сарматы жили здесь лет двадцать, не меньше.

— А что это были за люди? Красивые? — продолжала любопытствовать дочка.

— Очень! Они были высокие ростом, бородатые, светловолосые, с правильными чертами лица. Греческий историк Геродот пишет, что сарматы появились в результате слияния амазонок и одного из скифских племен. Это был кочевой народ, вытесненный гуннами с Азии в Крым.

— И что: от них ничего не осталось? — погрустнела Полина — Почему же? Остались названия рек: Днестр — или Данастр, Днепр — или Данапер, Дон — по сарматски «вода». Да и слово «тамга» породило наименование «таможня». А еще с давних времен блуждает по Белогорью одна история. Вот она. …От погони уходили долго. При переправе через реку пришлось бросить телегу с кибиткой, а вместе с ней необходимые для обихода вещи: огромный железный котел, плоскодонные тарелки со скошенным бортиком, невысокие чашки, кувшины с узким горлом. Амига втайне жалела о своих украшениях — зеркале, бусах, цепочках, серьгах, — но молчала, понимая, что ей, воину и жрице богини солнца, не предстало говорить о безделушках. К счастью, сохранились сменные лошади, позволявшие сарматам, перепрыгивая с лошади на лошадь, скакать, не останавливаясь, сутками: к седлу трех из них были приторочены кожаные тюки с запасным оружием и набором утвари для приготовления пищи.