Вячеслав Килеса - Юлька в стране Витасофии (сборник)

Взрослые решили потанцевать, для чего из комнат подходила масштабами только детская. Тетя Галя попросила детей собрать игрушки в ящик; Поля быстро убрала кубики и удивилась, обнаружив, что Андрюшка по-прежнему сидит на полу и, обращаясь к своей маме, с плачем причитает: «Ты зачем меня работать заставляешь? Я такой маленький: посмотри, как устали мои ножки, как болят мои ручки! Подумай, какой я слабый — и вспомни, какая ты сильная!» — Конечно, конечно, сыночек! — заохала тетя Галя и, встав на колени, занялась сбором игрушек.

— Да-а! — пробормотал наблюдавший эту сцену Полин папа. — Правильно писал Евгений Шварц: детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники.

А Поля, подойдя к лукаво улыбавшемуся Андрюшке, гневно сказала: «Ты не маленький, а хитренький. Сам разбросал, сам и собирай. Мама устала, еду готовила, а ты ее заставляешь по полу ползать. Я с тобой больше играть не буду!», — после чего испугавшийся остракизма Андрюшка принялся за уборку комнаты.

Во время танцев Полина, жалея, что ей не разрешили надеть в гости новые сапоги, кружила по очереди то с мамой, то с папой, а затем, на зависть ничему не умеющему Андрюшке, сплясала выученный в детском саду матросский танец.

Домой возвращались поздно вечером. Уставшая Полина, раскапризничавшись, начала требовать, чтобы ее отвели ночевать к бабушке Даше, поскольку у тети Веры ей надоело, и успокоилась только после маминого объяснения, что завтра они уезжают в Белогорск, где Полина сможет ходить в гости к бабушке Даше когда захочет.

Потом была ночь, был поезд и Поля, сидя на папиных коленях, слушала стук колес, глядела на пролетающие назад деревья и думала о том, как много интересного расскажет она друзьям о поездке в Мелитополь.

Всем неприятно, когда заставляют делать то, что не хочется. По телевизору передают объясняющие смысл жизни воскресные мультики, а тут надо вставать, умываться, садиться за стол, что-то жевать. Представив всю эту суматоху, Поля и Родя начали уговаривать маму принести завтрак в постель и почти убедили ее, что иной тропы для проникновения в детский желудок нет и не будет, — но вмешался папа с разговорами о дисциплине — кому она нужна, если несъедобная? — и пришлось несчастным деткам плестись в ванную и притворяться любителями водных процедур и чистых зубов.

Молочная пшенная каша, которую приготовил дежуривший по кухне папа, оказалась съедобной; быстро проглотив свою порцию, Поля помчалась включать телевизор, тогда как Родя, бороздивший ложкой, словно кораблем, молочную поверхность, с окончанием завтрака явно не спешил.

— Мультик! О Мюнхаузене! — возглас Поли сладким эхом отозвался в Родином сердце и он, грозя затоптать все и всех на своем пути, ринулся в детскую.

— Дела-а! — пробормотал папа, наблюдая неудержимое продвижение Роди.

— А как быть с его едой? Выбрасывать жалко.

— Съешь! — решила мама. — Мне после Поли доедать надоело.

— Как говорил один обжора: «Чем добру пропадать, пускай пузо лопнет!» — весело сказал папа, очищая Родину тарелку, и, закончив этот приятный процесс, удалился в гостиную читать Чейза. А мама занялась чисткой картофеля, собираясь сварить на обед гороховый суп.

Досмотрев мультик, Родя, вспомнив, что собирался завтракать и даже мыл для этой цели руки, вернулся на кухню, сел за стол, придвинул свою тарелку — и вдруг обнаружил, что ее содержимое куда-то исчезло.

— Кто съел мою кашу? — не веря своим глазам, закричал Родя.

— Папа, — хладнокровно объяснила мама. — И кастрюля тоже пустая: все слопали. Вовремя нужно кушать, а не по мультикам бегать.

Распиравшее Родю негодование требовало выхода; поставив тарелку ребром на пол, Родя вытряс остатки каши на недавно вымытый линолеум и искоса взглянул на маму, ожидая потока негодующих слов, размахивания руками и прочего пикантного зрелища. К его удивлению, мама молчала и с интересом рассматривала борющегося за кухонные права ребенка.

Обманутый в психологических расчетах, Родя гордо поставил босую ногу в середину образовавшейся из каши лужи, готовясь замереть в позе американской статуи Свободы, но вдруг поскользнулся и упал попкой на то место, где только что находилась его нога.

— Вставай! — предложила мама, завершая созерцание сына. — Бери тряпку и вытирай.

— Кого? — спросил Родя, сидя на каше. — Себя?

— И себя тоже — согласилась мама. — И побыстрей, пока папу не позвала.

Аргумент был весомый и Родя, поднявшись, взял тряпку, вытер себя и лужу, после чего, продолжая психологические забавы, водрузил тряпку на середину обеденного стола.

— Ты что? — вот теперь мама рассердилась. — Немедленно отнеси в ванную!

Решив не искушать судьбу, Родя схватил тряпку, швырнул в миску с грязным бельем, а затем, расставив руки в стороны, кукарекнул и ощипанным, но непобежденным петушком поскакал в детскую.

Пожарив яичницу, мама все-таки накормила Родиона и позавидовавшую ему Полину, принципиально потребовавшую такую же порцию, как у брата, но проглотившую лишь маленький кусочек, — и маме пришлось вновь звать на помощь прожорливого папу.

Поставив будущий суп на газовую плиту, мама, проинструктировав оставшегося на хозяйстве папу, что и в какой последовательности бросать в кипяток, начала собираться в музыкальную школу на концерт, решив захватить с собой Полину: мастеривший вместе с папой самолетики Родион предпочел остаться дома.

В это недавно построенное здание музыкальной школы Полю привели впервые. В отличие от прежнего, маленького, где Поля изучила все закоулки, новое школьное помещение поражало высотой потолка и обширностью актового зала, легко вмещавшего два Полиных детских садика.

Мама, озабоченная и взволнованная — она должна была аккомпанировать хору, — то и дело куда-то исчезала, поручая Полю заботам полузнакомых теть.

Концерт считался очень ответственным — на нем присутствовало возглавляемое собственными женами местное правительство, — поэтому его участники суетились больше обычного.

Прозвенел звонок, призывая зрителей разместиться в креслах. Поля оказалась вместе с мамой в пятом ряду и, схватив ее за руку, завертела головой по сторонам. Неожиданно ее внимание — и не только ее — привлекли сценические подмостки, на которые выскочила маленькая, плюгавенькая собачонка. Пробежавшись по сцене, собачонка вернулась к ее середине и закрутила носом, вынюхивая чьи-то следы.

— Это Жужа Галины Александровны! — воскликнула мама. — А где, интересно, Галина?

Этот вопрос задавали многие и в первую очередь — собравшийся объявить о начале концерта директор школы, не подозревавший, что в это время Галина Александровна, пробравшись в его кабинет, украшает личную жизнь телефонными разговорами.