Вячеслав Килеса - Юлька в стране Витасофии (сборник)

Речка, медленно перекатываясь через камешки и ныряя в небольшие омуты, лениво разлеглась между двумя невысокими, поросшими кустарником, берегами. Родя, превратив шпагу в гарпун, занялся охотой на головастиков, Поля принялась сооружать из камышинок «фазэнду» для куколки, а бабушка… Она уселась на пригорок и, всматриваясь в волны, задумалась о том, что когда-то на этих берегах прошло ее детство, потом детство ее сына, а сейчас та же Карасевка воспитывает тишиной и спокойствием новое поколение: такое маленькое, непослушное…

— Бабушка, можно, я к гусям сбегаю? — уронив гарпун в речку, Родя решил поменять вид деятельности и, заметив метрах в ста задремавшее на солнышке гусиное семейство, ощутил неодолимую потребность нанести непрошеный визит.

— Хорошо! — согласилась бабушка.

Вооружаясь — какой же мужчина согласится пойти в опасную даль без острого меча?! — Родя подыскал подходящий прут и замахал им по воздуху, проверяя, легко ли будет рубить гусиные головы.

— Ты, Родя, с палкой не расстаешься: словно и родился с палкой, — засмеялась бабушка.

Но разве станет отважный рыцарь обращать внимание на недалекость дамского мышления?! Оседлав горячего коня — для этой цели иве пришлось пожертвовать одной из своих веток, — Родя помчался, держа над головой меч, прямо на вражеский лагерь. Путь был трудный и к его концу всадник устал, да и конь начал хромать то ли на задние, то ли на передние копыта: к тому же врагов, пока еще не подозревавших о своей неизбежной гибели, оказалось неожиданно много и выглядели они вблизи сильными и упитанными: поэтому вместо намечавшейся атаки в центр гусиного стойбища рыцарь, смалодушничав, повернул на скаку коня и ткнул остриём меча в спавшую неподалеку от стаи молоденькую гусыню.

— Га-га-га! — закричала в ужасе гусыня, бросаясь под защиту родителей.

— Спасите!

Обижать женщину?! — этого гусаки оставить безнаказанно не могли.

Размахивая крыльями и грозно шипя, они со всех сторон ринулись на одинокого кавалериста, спеша захватить его в плен и подолбить клювом.

Осознав грозящую ему участь, Родя, намочив от страха штаны, повернул обратно, оставив неприятелю коня и меч, но гуси, презрительно переступив через добычу, продолжали преследование.

— Бабушка, там Родю бьют, — забеспокоилась Полина, увидев, как мчится за ее братом разъяренное гусиное войско.

Поднявшись на ноги, бабушка резво поспешила на помощь ребенку.

Обнаружив новые неприятельские силы, гуси, негодующе гогоча, остановились и, возмущаясь, отправились назад, на родину, предоставив бабушке возможность утешать мокрого и плачущего внука.

О продолжении прогулки не могло быть и речи, и бабушка, взяв детей за руки, повела их домой. Поля, достав карандаш и бумагу, сразу занялась рисованием, переодетый в сухую одежду Родя, успокоившись, отловил бабушкиного кота Рыжика и начал приучать его к поводку, решив выдрессировать из Рыжика ученую собаку, а бабушка взялась за приготовление обеда, гадая, как совместить вкусы детей и обещавшего заглянуть на обед их папы.

Через полчаса, решив, что дети достаточно наигрались, бабушка в рамках курса будущего хозяина возложила на Полю обязанность подмести пол, одновременно поручив Роде протереть обеденный стол. Полечка послушно взялась за веник, тогда как Родя, поупрямившись и попробовав улизнуть от задания под предлогом тяжкого пчелино-гусиного травматизма, а также ответственности перед обществом за своевременную переподготовку Рыжика, нехотя подцепил пальцем тряпку и в обнимку с котом удалился в столовую. Пообещав проверить результаты работы, удовлетворенная бабушка занялась довариванием борща, как вдруг забежавшая в кухню Поля заговорщицки зашептала: «Бабушка, посмотри, что Родька делает!».

Взволновавшись, бабушка заторопилась в столовую и остолбенела, увидев, как Родя, положив смирившегося со своей судьбой кота на стол, вытирает им мокрую клеенку. Обнаружив непрошеных зрителей, Родя пробурчал: «Нельзя, что ли?!» и нехотя отпустил Рыжика на пол, после чего, к своему тайному удовольствию, был немедленно изгнан по двор, где залез на шелковицу и вместе с присоединившимся к нему Ваней, спешившем поделиться подробностями произведенной над ним экзекуции, принялся изображать Тарзана.

Папа пришел, когда дети сидели за столом и обедали.

— Привет, поросенок! — крикнул он выскочившему из-за стола Роде.

— Привет, карапузик! — ответил на бегу Родя и, вцепившись в папину левую руку, начал карабкаться по ней наверх.

— Здравствуй, крыса! — улыбнулся папа Полечке, мчавшейся к его правой руке.

— Здравствуй, папулечка! — воскликнула Поля, стремясь опередить Родю в гонке к папиной макушке.

Приподняв детей, папа в соответствии с семейной традицией спросил: «Как живете, караси!» и, услышав единодушное: «Ничего себе, мерси!», обчмокал юных альпинистов и отнес к загрустившим без них стульям.

— Ты знаешь, что Родька делал со мной, когда тебя не было? — поторопилась наябедничать Поля. — Он брал линейку и бил меня по голове: вот сюда бил, где больше всего мозгов!

— Она первая начала! — сердится Родион. — Карандаши не давала рисовать и ногой драться лезла.

— Дети балованные — просто ужас! — не удержавшись, бабушка выдвинула свои претензии. — В огород к соседке залезли, что-то с велосипедом ее сделали и между собой никак не помирятся!

— Ладно, пообедаем, потом разберемся, — дипломатично подытожил информацию папа. — Мне через полчаса уходить нужно. Я уже понял, что всех придется в угол ставить: за то, что сделали, и за все, что сделаете.

— И бабушку тоже? — осторожно поинтересовался Родя.

— Бабушку нет, — серьезно ответил папа.

— Конечно, бабушка сама тебя в угол поставить может, потому что она — твоя мама, — догадалась Полина.

— Правильно, — согласился папа. — Кушайте, пока еда не остыла.

Обед, несмотря на неприятные папины намеки, протекал весело. Родя, успешно вымазавший борщом не только колени, но и голову, хвастливо рассказывал, какой урон он нанес сегодня гусиной армии, и как она бежала за ним, чтобы попросить пощады, Поля жаловалась на пчелиную неблагодарность, а бабушка поведала о неравном поединке с соседкой, — и лишь папа молча ел, слушал и улыбался. Работа у него такая: всех слушать, все запоминать и ничего напрасно не говорить.

После обеда, по требованию бабушки, в угол был поставлен только Родион. Амнистированная Полина на радостях помыла посуду, а затем, дождавшись ухода папы, начала уговаривать бабушку выпустить несчастного узника на свободу. Нашедший такое интересное дело, как незаметное отколупывание от стен штукатурки, Родя из угла согласился выйти не сразу, гордо заявляя, что будет стоять здесь, пока не умрет, — и пришлось бабушке, никак не могущей понять, кто наказан — она или внук? — пообещать невинно осужденному мальчику испечь пирожки с картошкой.