Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— Крупное родство! — не удержался Пейся.

— Так вот, — продолжал Сема, — как помочь?

— Он здоров? — деловито осведомился Фрайман.

— Не очень.

— Язвы у него нет?

— Чего нет, того нет! — вздохнул Пейся.

— А деньги?

— Немного.

— Что же вы хотите, — удивился Фрайман, — язвы у человека нет и денег тоже нет! Что же у него есть? — Он помолчал с минуту, — Как-нибудь особенно помочь я не могу. Но все-таки… Я дам вам одно военное лицо, и пусть ваш родственник пойдет к нему с кем-нибудь, кто знает по-русски, и скажет, что от меня. Военное лицо запишет фамилию. Гарантии я дать не могу, но может быть… Придется всунуть в его собаку рублей двадцать.

— В собаку? — встревожился Пейся.

Но Фрайман не удостоил его ответом. На маленьком листке маклер написал адрес.

— Это в городе? — спросил Сема.

— А где же?

Они простились. Выйдя на улицу, Сема спрятал в карман листок и посмотрел на Пейсю:

— О чем ты думаешь?

— Я думаю, что можно взять собаку и всунуть ее в трубу, или в колодец, или в яму. Но как это всунуть в собаку двадцать рублей — понятия не имею. Если б хотя бы было благородное животное, но собака?..

— Довольно! — прервал его Сема. — Сын Лурии едет в город, и я еду с ним. Я знаю по-русски.

— Кажется, я еду тоже, — медленно произнес Пейся, с тревогой глядя на товарища.

Но Сема уже не слышал его. В город! В город! В настоящий город, с улицами и с конкой. Хоть на один день, хоть на один час!..

Взрослые люди не бегают. Но в этот день Сема как-то забыл, что он взрослый человек. Только что его видели возле базара, а через пять минут он уже сидел дома у Лурии. Удивленный сапожник не верил своим ушам: неужели этот мальчик сумеет сделать дело? Но Сема так рассудительно и спокойно рассказывал о беседе с Фрайманом, что Лурия уже видел своего сына Биню навеки освобожденным от военной службы. Один лишь Биня, молчаливый и малоподвижный, недоверчиво смотрел на Сему, уверенный, что мальчик хочет поживиться возле чужого горя. Говорил он медленно, растягивая слова, припевая, и Семо казалось, что он спит стоя.

— Папа, — спрашивал он, — так вы хотите, чтоб я ехал ним?

— Попробуй, — отвечал отец.

— А в чьем кармане будут деньги? — тревожился Биня, сердито глядя на Сему.

— В твоем, в твоем! — успокаивал его отец.

Но Биня опять недоверчиво качал головой и щупал Сему испуганными глазами. Он был уверен, что Сема — жулик и обязательно обманет его… Сема вздохнул и обиженно отошел в сторону: он и раньше слышал, что у Бини нет лишнего ума. Но сегодня Сема убедился, что у него и на самого себя ума не хватает.

Оставалось еще получить разрешение «мамаши» на поездку в город. Приняв кроткий, смиренный вид, Сема вошел в контору. «Мамаша» стояла у окна и, подняв на свет кредитку, рассматривала водяные знаки.

— Что еще? — строго спросила она, увидев Сему.

— Еще, — пустился на хитрость Сема, — я хотел попросить два рубля взаймы.

«Мамаша» испытующе взглянула на Сему и, молча подойдя к столу, протянула дне бумажки:

— Отдашь и среду с полтинником.

«Она с ума сошла, — подумал Сема, глядя на худой клюв «мамаши». — Целый полтинник! Где это виданы такие сумасшедшие проценты?» Но спорить нельзя было — покорно поклонившись, он пошел к дверям. У самого порога он остановился и вновь повернул к старухе.

— Что еще? — повторила она удивленно. — Ты хочешь сказать спасибо? А разве я не понимаю? Я тоже была молодая…

«Ну, положим, — улыбнулся Сема, — это было очень давно».

— А молодости, — продолжала «мамаша», — всегда нужны деньги.

— Я имею к вам еще одну просьбу, — покраснев, торопливо заговорил Сема, — отпустите меня на два дня в город. Там моего дедушки сестры дочери сын… — Он остановился, подыскивая нужные слова и не зная, что же все-таки сказать о сыне дочери дедушкиной сестры.

— Хорошо, — неожиданно согласилась «мамаша», — я тебе дам пакет, и ты его занесешь. И, если тебя спросят, как мое здоровье, скажешь, что я еле дышу.

— Черта с два, — прошептал про себя Сема, забирая у «мамаши» письмо, — такие тощие сто лет живут…

Он вежливо поклонился и вышел из комнаты. Два рубля Сема завязал в платок и спрятал — тратить он их не собирался и занял только для того, чтоб умилостивить «мамашу». Но… Но, коли в какой-нибудь городской лавке продается черный шарф, он не пожалеет денег и купит бабушке подарок. Черный кружевной шарф — какая это красота! Семе казалось, что во всем смете нет вещи более нарядной и более дорогой. Но бабушка, о которой только что он так тепло думал, встретила его сурово:

— Что это еще за поездка в город? Ты посмотри на меня, я когда-нибудь уезжала из дому? А тебя несет!

— Я еду с сыном Лурии, — оправдывался Сема.

— Даже с самим Лурией, — не сдавалась бабушка, — даже с его дедом и его прапрадедом… Нет, вы подумайте, — обратилась она неизвестно к кому, — пускать мальчика одного в город! Чтобы, не дай бог, попал под конку, или отравился, или упал в воду!

— А мост? — искал спасения Сема. — А колокольчик на конке?

Но бабушка не слушала его, и Сема с обидой думал: «Кричишь на меня, а я еще собирался тебе шарф купить!» Собственное великодушие казалось Семе таким огромным, а бабушкина строгость такой невыносимой, что он чуть не заплакал. Но бабушка не могла долго сердиться. Через полчаса, видимо решив что-то, она подошла к Семе:

— Хорошо. Если ты поедешь, что ты возьмешь с собой?

Услышав это «если», Сема мгновенно ожил, он готов был согласиться на суп, и на кашу, и на пышки, и на что угодно.

— Эх, — вздохнула бабушка, — если б ты мне сказал о поездке раньше на день! Я поджарила бы котлетки, испекла пирожки с капустой… Только ты, — неожиданно загорелась бабушка, — только ты не прыгай, пока лошади не остановятся! Понял? Еще не хватает мне внука под колесами!

И вот они едут. Трясется телега по пыльной дороге, скрипят колеса, лениво бегут непослушные кони.

— Вье! — кричит возница, размахивая кнутом. — Куда вы едете, проклятые!

А «проклятые» сворачивают то влево, то вправо, и телега трясется еще больше.

— Вье! — кричит возмущенный возница. — Чего вам не хватает, проклятые, — боли в животе?

Кони молчат, и возница опять спрашивает их о чем-то.

На сене сидят пассажиры. Сена мало, то и дело кто-то вскакивает — это неожиданно обнаружился гвоздь в телеге или крючок.

— Что вы лошадей пугаете? — обрушивается на пассажира хозяин. — Подумаешь, какой-то там гвоздик! Вам надо ехать на дутых шинах!

Все умолкают потому, что возница опасен в своем гневе. Он ругается с ошеломляющей быстротой, проклятия его страшны и неожиданны: «Чтоб у вас под ногами трава не росла! Чтоб вы забыли вкус чистой воды! Чтоб ветер разнес тепло вашего крова!..»