Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— Работаешь? — спросил Трофим.

— Сбивщик я, — с гордостью ответил Сема. — А вы?

— Я очень устал, — тихо сказал Трофим.

Долго сидели они молча друг подле друга, и Семе очень хотелось сделать что-нибудь хорошее своему любимцу, но он не знал, с чего начать. Одежды у Семы лишней не было, вот, может, деньги? Сема вспомнил, что в кармане у него запрятаны два рубля, взятые у «мамаши».

— Трофим, а Трофим, вам деньги нужны? — спросил он, стесняясь своего вопроса.

— Нужны, — просто ответил Трофим.

Сема протянул ему две бумажки. Трофим встал, сосредоточенный и угрюмый.

— Вот и простимся, — сказал он и улыбнулся. — Как папин кусочек?

Сема молчал, ему не хотелось расставаться.

— Парень ты взрослый, — продолжал Трофим, — понимаешь. Дома нет у меня. Мать не считает живым… — Лицо его стало строгим и даже злым. — А вот выживем, Сема. Нет нам никакого резону умирать!

Он потрепал Семин чуб и, хитро сощурив глаза, спросил:

— Что, работник, не пьешь?

— Нет, — испуганно ответил Сема.

— Держись! — предупредил его Трофим шепотом. — Отец придет!

Трофим ушел, а Сема все сидел на бульварной скамье и задумчиво повторял его последние слова: «Отец придет». Значит, жив? Значит, это может быть? Он встал и побежал к реке так быстро, как будто погоня неслась за ним.

— Отец придет, — повторял он на разные лады, жалуясь, спрашивая, угрожая кому-то. — Отец придет!..

Он лег в траву на берегу реки и сразу уснул. Когда Сема открыл глаза, спускались сумерки, тихие и осторожные, и казалось — им тоже было жаль уходящего дня. Сема оглянулся, привстал и потом вновь опустился на траву, удивленный и испуганный. На берегу реки стоял монастырь — большой, загадочный и молчаливый. Высокие каменные стены с бойницами окружали его. Они были так высоки, что из-за них едва-едва виднелся золотой купол.

Сема прошелся по монастырской насыпи, подошел к старым стенам монастыря и услышал несущийся откуда-то издалека торжественный голос органа. Шумно и тягостно-однотонно вторили ему, гремели и замирали тяжелые колокола. Стоя у этой большой стены, Сема почувствовал себя таким одиноким, беззащитным и маленьким, что ему захотелось молиться богу. Взглянув на купол, такой далекий, уносящийся к небу, Сема снял шапку и тяжело вздохнул.

Красные стены, бойницы, из которых когда-то глядели угрюмые жерла пушек, тяжелые мраморные доски с надписями на чужом, непонятном языке, люди в коричневых рясах, выходившие из широких ворот монастыря, рождали в Семе какие-то смутные мечтания о далеких, неведомых землях. Ему вдруг мучительно захотелось уйти навсегда из-под низкой крыши местечка.

Неожиданно кто-то тронул его осторожно за локоть. Рядом стоял Пейся, запыхавшийся и утомленный.

— Весь город обегал, тебя искал, — сказал он, вытирая пот. — А я на базаре был. Ужас! За курицу, как за быка, дерут.

— Молчи, — попросил его Сема, — молчи, ради бога!

Он продолжал смотреть на замок удивленными детскими глазами. Кто эти люди в рясах? Кто воздвиг эти стены? О чем думали люди, строившие монастырь сто или тысячу лет тому назад? Только сегодня, здесь Сема узнал, что мир уже долго жил до него, что мир стар. Ему хотелось припасть ухом к высокой мокрой траве и услышать, что происходит там, под землей.

Ему хотелось узнать, кто раньше ходил по этому берегу, кто взбирался по его крутым холмам, кто первым сидел у этой шумной роки. Спрашивать было не у кого. Они молча побрели на заезжий двор, спотыкаясь о камни, пугаясь больших и тяжелых теней монастыря.

После поездки в город Сема стал молчалив и угрюм. Шутки Пейси не веселили его. Все реже появлялся Сема на улице, и бабушка с тревогой всматривалась в его похудевшее лицо. «Может быть, ты болен?» — спрашивала она, но Сема знал, что болезни нет никакой, а было что-то другое, большое и неспокойное, чего он сам не мог объяснить себе. Роясь в книгах, Сема нашел рассказ о беззащитной принцессе, глупой и доверчивой. Но принцесса не вызвала в нем сочувствия, потому что она была вялая, хворая, милостивая к своим недругам. Она их прощала, а они смеялись над ней. «Ну и дура!» — пробурчал Сема, отбрасывая в сторону книжку. Не этого искал он в рассказах.

Жил в местечке чудак учитель Мотл Фудим. Он готовил молодых людей к экзаменам на звание аптекарского ученика. Но так как будущих провизоров было мало, он часто голодал, не имея заработка. В свободное время Мотл придумывал замысловатые конструкции дверных замков, и воры, пользуясь их несовершенством, таскали у него последнее. Но это не пугало Фудима. Узнав о происшедшей краже, он возбужденно потирал ладони и кричал:

— Интересно, интересно! Посмотрим, как они открыли мой замок!

Учитель прибегал домой и внимательно изучал дверь; что похитили в его комнате, он не хотел знать.

— Вы мне говорите — рубашки, рубашки! — тяжело вздыхал он. — Разве это лезет мне в голову? Третий замок выдумываю — и все не то!

Он был чудак, этот Фудим, худой, маленький, большеголовый, с тяжелой гривой священнослужителя. Глаза его, всегда выпученные, придавали лицу удивленное выражение, и, когда учитель смотрел на человека, всем казалось, что сейчас он должен обязательно спросить: «Что вы? Не может быть!» — или еще что-нибудь в этом роде. Сема пошел к Фудиму за книгами для чтения. Учитель был действительно удивлен просьбой молодого сбивщика и так выкатил глаза, что Сема испуганно подумал, а вдруг они выпадут. Но все обошлось благополучно. Фудим, порывшись в ящике, вынул какие-то две книжки и протянул их Семе.

— Читайте… — рассеянно сказал он и указал на дверь: — Я сейчас сделаю такой замок, что даже святой дух не войдет без ключа!

До позднего вечера сидел Сема, склонившись над столом, и встал, когда почувствовал, что силы покинули его и сон охватывает тело. Утром Сема тщетно пытался вспомнить прочитанное. Слова, люди, поступки — все смешалось в его памяти, и он просто не мог понять, что к чему.

Вторая книга оказалась легче, но, читая, он пугался ее желчных слов, ее угроз и прорицаний.

«Я господь бог ваш, — читал Сема, — вывел вас из земли Египетской, сокрушил шесты ярма вашего и повел вас с поднятой головой. Если презрите уставы мои и законы мои отвергнет душа ваша, то я с вами поступлю так: пошлю на вас ужас, чахотку и горячку, томящие глаза и мучающие души, и будете сеять напрасно семена ваши, и съедят их враги ваши. И будете поражены перед врагами, и будут властвовать над вами неприятели, и побежите вы, хотя никто не гонится за вами».

Сема переводил дыхание, вытирал выступавший на лбу холодный пот и читал дальше:

«И сломлю гордыню вашего могущества и сделаю небо ваше, как железо, и землю вашу, как медь… И вселю робость в оставшихся из вас, и погонит их шелест свеянного листа!..»