Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— Стучи, — прошептал Биня, передавая Семе приготовленные деньги, — стучи!

Но Сема не решался поднять руку, он вспомнил слова Фраймана о собаке, в которую нужно всунуть рубли, и волнение охватило его. Смущенный, взглянул Сема на Биню, но в глазах его не было сочувствия.

— Стучи же, — повторил он зло, — пусть будет конец!

Сема дернул дверь. Послышались шаги, и на пороге появился человек в сюртуке военного покроя, распахнутом на мохнатой груди.

— Вам что? — спросил он удивленно.

— Мы с братом от Фраймана, — тихо сказал Сема, отчаянно напирая на «эр» и стараясь как можно красивее говорить по-русски. — У нас дело, ваше превосходительство.

— Какое же у вас дело? — насмешливо произнес человек и, гордо выпрямившись, разгладил усы. — Я слушаю.

— Ваше превосходительство, — взволнованно заговорил Сема, — мой брат ожидает призыва! Их восемь человек в семье…

— Так, так… — задумчиво произнес военный. — И что же?

— И вот он один из кормильцев. Без него им совсем горе…

— Видите ли, — важно вымолвил его превосходительство, — я думаю…

Но ему помешали высказать, что же он думает. Из комнаты выскочил взъерошенный худой человек в длинном халате с тростью в руке.

— Ты о чем думаешь, болван? — закричал он, размахивая палочкой. — Все двери растворил настежь! Мало тебе сквозняков!

— К вам пришли, барин, — смущенно прошептал «его превосходительство» и сразу стал маленьким, как Сема.

Барин сердито дернул плечами и, строго взглянув на пришельцев, кивнул головой:

— Ступайте за мной!

Они пошли. «Мое счастье! — вздохнув, подумал Сема, — Хорошо, что я еще не успел дать взятку этому болвану!..» Биня был угрюм и бледен, он не мог понять, что произошло.

— Ну, слушаю, — сказал барин, выбивая прогоревший табак из трубки. — О чем вы там говорили?

— Мы думали, — осмелев, сообщил Сема, — то есть мы вас не видели. И мы думали, что это он — генерал.

— Да? — важно затряс головой барин и довольно улыбнулся. — А генерал-то вовсе я!

И по тому, как гордо произнес он эти слова, Сема понял, что барину очень хочется стать генералом, но до генерала ему еще идти и идти! «Может быть, — снисходительно подумал Старый Нос, — он писарь. Может быть…» И Сема медленно и степенно, по-прежнему напирая на букву «эр», рассказал о судьбе Бини.

— Хорошо, — буркнул барин, — буду иметь в виду. — И, взяв со стола листок, спросил: — Фамилия, имя, отчество, год рождения, вероисповедание?.. — Сема не знал, как приступить к делу, а на него продолжали сыпаться вопросы: — Семейное положение, грамотность, объем груди…

Сема лениво отвечал, с тревогой размышляя, а куда же деть деньги, если эта проклятая собака, как назло, запропастилась. Неожиданно барин отошел от стола, перед Семой что-то блеснуло, и он едва удержался от радостного восклицания. Собака! Так себе, ничего особенного, даже не живая, но собака. Прямо на Сему внимательными, немигающими глазами со стола смотрел толстый мопс с глупым добрым лицом и надписью, висевшей на лапах: «Жертвуйте героям войны».

Сема облегченно вздохнул и подошел ближе. На голове у мопса была такая широкая щель, что в нее можно было сунуть чемодан с деньгами.

— Разрешите, — обратился Сема к барину, — пожертвовать героям?

— Прошу, — любезно согласился хозяин.

Сема опустил в щель две бумажки, и ему показалось, что мопс подмигнул правым глазом и сморщился, будто собираясь чихнуть.

— Будьте здоровы! — вежливо сказал Сема не то мопсу, не то «генералу» и, взяв Биню под руку, вышел в коридор.

На улице Биня спросил Сему:

— Ну, что ж ты молчишь?

— Не знаю, — честно признался Сема, — что выйдет из этого. Деньги дали, а дальше?

— Что ты кладешь мне камни на сердце? — обиделся сын Лурии.

— Нет, зачем же… Я просто думаю, что теперь надо Фрайману напомнить о тебе. Я думаю, что он с генералом в компании…

Биня задумчиво взглянул на Сему и покачал головой:

— Плохо нам, Сема.

— Плохо, Биня, — согласился Сема, вспоминая все обиды и огорчения детства и наполняясь жалостью к себе и к Бине, — плохо!

— Если б хоть знать точно, что когда-нибудь станет хорошо.

— А кто это знает?.. — рассеянно спросил Сема. — Ты куда?

— Поищу знакомых… Поедем на рассвете?

— Да.

Биня повернулся и зашагал. Сема долго провожал его глазами. Большой парень! Он мог бы уже стать отцом детей, но он даже не знал еще мужской одежды. Интересно, давно он носит эту рыжую кофту? И когда он уже оденется, как подобает мужчине? Сема медленно побрел по улице. Странное дело! Он думал, что на него будут смотреть и даже указывать пальцами. Парень из местечка! Но в городе никто не замечал его присутствия.

По мостовой взад и вперед важно шагал городовой с револьвером на толстом красном шнуре. Сема остановился, посмотрел на него… Слепой нищий с выцветшей шляпой в руках сидел на стульчике возле большого дома. Сема подошел и, с любопытством заглянув в шляпу, бросил копеечную монетку. Нищий поднял голову и запел какую-то странную песню:

Сема внимательно слушал нищего, а он пел еще и еще, без слуха, без мелодий, без голоса, и все его песни кончались одним смешным и жалким припевом:

Сема пошел дальше, заглядывая в богатые витрины магазинов, рассматривая дома, балконы, крыши. «Все железные! — с завистью подумал он. — И хоть бы одна крыша попалась соломенная или черепичная. А дорогу выложили камнем, как будто семечки в землю повтыкали. Тоже выдумка!» И хотя все виденное нравилось Семе, он не переставал фыркать и брезгливо выпячивать нижнюю губу. Он завидовал. А когда Сема увидел несущийся по улице зеленый вагон, запряженный четверкой строптивых коней, он замер от восхищения. Город есть город, что говорить!

Неожиданно Сема почувствовал на себе чей-то взгляд. Он удивленно оглянулся. Никого не было. Только около бакалейной лавки, прислонившись к железным перилам, стоял молодой человек в рваной куртке с худощавым заросшим лицом. Он как-то очень знакомо щурил глаза, веселые и быстрые, и казалось, что все устало в человеке: и руки, и ноги, а вот глаза — нисколько. Сема тихо, как бы про себя, произнес: «Трофим!» И через секунду они уже сидели рядом на бульварной скамье.

— Вы устроили меня на работу, — торопливо заговорил Сема, точно боясь, что им помешают, — и на другой день вас не стало. Бабушка меня спрашивает, где он, а что я могу сказать?..