Галина Ширяева - Девочка из легенды

Но ничего хорошего в этот день она Женьке не сказала. Когда чуть позднее мать, собираясь куда-то идти, у зеркала повязывала голову шелковой косынкой, Лида сообщила ей, что, оказывается, остров, на котором они с Женькой провели ночь, не простой, а с подземным ходом, который вырыли партизаны, когда здесь были фашисты.

Мать засмеялась:

— Какие фашисты? Их здесь никогда и не было.

— Как не было?

— Вот так и не было! Во время войны здесь глубокий тыл находился.

— Тыл? — растерянно пролепетала Лида. — Глубокий?.. Да! Конечно!

«Обманщица Женька! Не успели еще как следует познакомиться, а она уже два раза так бессовестно надула! Ну, я ей покажу! Я ей покажу!»

Она нашла Женьку во дворе, за сараем. Женька сидела на заборе и штопала носки.

— Здорово ты умеешь сочинять! — дрожащим от обиды голосом воскликнула Лида, стараясь вложить в эти слова как можно больше презрения. — Здорово! Подземный ход! Партизаны! Целый полк перебили! Здорово!

— А что? — невозмутимо произнесла Женька. — Если бы не сочинила, неинтересно было бы. Искали бы… Может, и нашли бы чего. Может, что поинтереснее подземного хода нашли бы!

— Может, и нашли бы! — запальчиво крикнула Лида. — Может, и нашли бы! Только зачем обманывать?

— А ты привыкай, — спокойно ответила Женька. — Тебя еще и не так когда-нибудь обманут.

— Кто?

— Да найдется кто-нибудь… Вон ты про своего Ефимова тоже неплохо сочинила.

Лида чуть не захлебнулась от обиды.

— Я?.. Сочинила?.. Я доказать могу! У меня доказательства! Идем! Докажу!

Лида схватила Женьку за руку к потащила ее к дому.

В комнате у них никого не было — мать была на кухне. Лида вытащила из-под кровати коричневый чемодан и, откинув крышку, достала из него шкатулку из полированного дерева с резной крышкой.

— Вот!

— Ну и что там? — без всякого любопытства спросила Женька.

— Сейчас!

Лида достала из шкатулки маленький сверток. Осторожно развернув шелестящую папиросную бумагу, она положила Женьке на ладонь карманные серебряные часы с кривой царапиной на крышке.

— Вот. Это его часы.

Женька погладила поцарапанную крышку и приложила часы к уху.

— Стоят.

— Стоят. Они сломаны. В них пуля попала. Одна в часы, другая в сердце…

Лида взяла часы у Женьки из рук, снова завернула их в папиросную бумагу и вынула из шкатулки тоже бережно завернутую в бумагу фотографию.

— Это он сам, — сказала Лида шепотом, не сразу протягивая фотографию Женьке, а держа ее у груди. — С женой снимался, когда в отпуск домой приезжал, в сорок пятом. Уже перед самой-самой смертью… Папа потом его жену разыскивал-разыскивал, да так и не разыскал. Замуж, наверно, вышла…

И она протянула фотографию Женьке.

Женька не поверила глазам! Это была точно такая же фотография, как та, что хранилась в маленькой самодельной коробочке из синего картона!.. Точно такая же, как та, на которой Женька большими печатными буквами написала слово «мама»!..

С фотографии на нее внимательно и пристально глядел черными, как уголь, глазами молодой темноволосый солдат в новенькой гимнастерке. Рядом, положив руку на плечо солдата, стояла женщина в пестром платье, с глазами добрыми и ласковыми.

— Только он не похож здесь, — виновато продолжала Лида. — Потому что у него и волосы светлые, и глаза голубые. А здесь он какой-то черный получился. Это уж фотограф виноват, так снял…

Женька разжала пальцы. Фотография упала на пол.

— Осторожно! — сердито крикнула Лида.

Она подняла фотографию, стряхнула приставшие к ней пылинки и снова спрятала ее к шкатулку.

Женька сидела на корточках возле кровати. Пряди русых волос упали ей на глаза.

— Ну? Что? — торжествующе спросила Лида. — Видела?

Женька встала, одернула платье и, направившись к двери, сказала:

— Все равно я тебе интереснее рассказала.

И ушла.

Нет, просто она еще недостаточно посрамлена! Лида бросилась вслед за ней, пробежала по коридору, выбежала на крыльцо — Женьки не было нигде. Лида обошла весь двор, заглянула даже к курам и к козе, которая встретила ее приветливым «ме-е-е», — Женьки нигде не было.

Появилась она только к вечеру. Но поговорить с ней было некогда: мать засадила Лиду чистить к ужину картошку.

За последние два дня Женька сильно переменилась. Похудела, осунулась и почему-то стала избегать Лиду. А Лиду, как нарочно, все время так и тянуло к ней. Все свои новости Лиде хотелось рассказывать не кому-нибудь другому, а именно Женьке.

Сегодня утром Лида получила еще одно письмо от Наташи Лапшиной. В письмо были вложены мягкая веточка кипариса и открытка, на которой были изображены крутые скалы и море. Лида первым делом побежала искать Женьку, чтобы показать ей письмо.

Нашла она ее во дворе за мусорным ящиком. Женька сидела в странной позе: обхватив руками голову, спрятав лицо в согнутых коленях.

— Женька!

Женька вздрогнула и подняла голову. Глаза у нее были красные. Похоже, что только сейчас она перестала плакать.

— Тебе чего? — спросила она угрюмо.

У Лиды сразу пропала охота показывать ей письмо Наташи, и она спросила растерянно:

— Женька, ты в седьмом?

— В седьмом, — глухо отозвалась Женька.

— В «А» или в «Б»?

— А тебе не все равно?

— Так если ты в «А», то я тоже в «А» пробьюсь. А если в «Б», так в «Б».

— Я в «Б», — отрезала Женька. — А ты лучше в «А» просись.

— Почему?

— Там классная руководительница хорошая.

— А в «Б» плохая?

— А, Б! — передразнила ее Женька. — А и Б сидели на трубе. Отстань ты от меня, пожалуйста!

Лида обиделась и хотела уже было уйти, но Женька вдруг спросила тихо:

— И дети, наверно, у него остались?

— У кого? — не поняла Лида.

— У него… у Ефимова.

— Нет, — покачала головой Лида.

Она знала точно, что детей у Ефимова не было, — так говорил ее отец.

— Нет, — повторила она еще раз. — Детей у него не было. Никто не успел родиться.

И, чтобы показать Женьке, что отец доверяет ей не только коричневый чемодан, а даже свои самые сокровенные тайны, она добавила:

— А папа говорит, что он сына хотел. Димку… Мой папа тоже сына хотел, но он не больно расстроился, когда я родилась. Даже сказал: «Это хорошо. Если девочки родятся, войны не будет, примета такая есть», — тут Лида тяжело и глубоко вздохнула. — Только вон, говорят, мальчишек все равно уже больше нас народилось.

Тогда Женька вдруг спросила с обидой в голосе:

— А какого он хотел сына?

— Кто? Ефимов? — Лида с недоумением пожала плечами, подумала немного и ответила: — Ну, конечно, умного, хорошего, храброго. Который обязательно бы подвигов насовершал.

— Димку? — усмехнулась Женька.

— Ага. Димку.

— А почему вы до сих пор часы в починку не отдали? — вдруг спросила Женька.