Большое сочинение про бабушку

В сундуке моем добро

Бережно хранится.

Когда времечко придет,

Доченьке сгодится.

Ну, я и подумала, что все равно ведь там мое. И пришло уже время, когда мне это сгодится. Внутри же — вышитые льняные полотенца. Они назывались рушники. Два полотенца поскромнее, только с краю вышивка. А на одном, самом старом, — красивые солнца, деревья, цветы по всему полотну. Это потом я узнала, что все узоры волшебные. А тогда мне просто казалось, красиво. Я сделала из рушников сарафан. У нас в доме из украшений были только бусы. Крупные, красные, как ягоды калины. Мне хватило пять раз вокруг шеи намотать. Зеркало у нас было, но маленькое, я смотрелась в окно. Ой, какая же я красивая себе казалась. Как с картинки “пятнадцать республик — пятнадцать сестер”. Стою, залюбовалась. И вдруг дверь открывается, заходит дед Костыль. Фамилия у него Костылин, но он был очень вредный, и все звали его Костыль. Про него родители между собой разговаривали, а я слышала, что давно, еще до войны, он ходил по дворам с наганом и, что у кого хорошее было, отбирал. Не себе, а в колхоз. Это называлось раскулачивание. Все забирали: от коров до последнего мешка пшеницы.

Ох, и напугалась я. Думаю, сейчас ведь отберет рушники. Он не отобрал. Еще хуже. Подманил к себе поближе пальцем, посмотрел внимательно, прищурился и говорит: “Ах вы, немцы недобитые! Свастику вышиваете! Кресты фашистские! Мало вас били! Я на вас управу найду!” И ушел, дверью хлопнул. Я понять ничего не могу. Знаешь, что такое свастика? Фашисты знак себе рисовали — крест с загнутыми концами. Как мы тогда все эту свастику ненавидели, хоть и не знали, что она так называется. Я внимательно на рушник глянула, а ведь правда, один узор, если приглядеться, — как свастика. “Вот так нарядилась, — думаю, — теперь ведь нас всех расстреляют!” Запрятала я обратно рушники, а сама все думаю, почему же мама, и бабушка, и прабабушка, от которых эти узоры сохранились, вышивали такой знак. Они ведь советские люди, а не фашисты. Можно было просто цветы вышивать красивые, птиц.

Вечером, когда мы все ужинали, заходит к нам председатель колхоза — главный человек в деревне — Сомов, а с ним дед Костыль. Я чуть под стол не спряталась. Все, думаю, сейчас всех убьют прямо за столом. Или выведут к яру у горы и там расстреляют. “Боже, пусть мне никогда красивую одежду не носить, только бы все живы остались!” — думаю про себя, а в голове сразу картинка, как я, словно Вася-Маруся, дурачок деревенский, хожу вся в рванье, и жалко мне себя.

— А ну-ка, хозяйка, покажи, где у тебя тут фашистские знаки, — велел Сомов, поздоровавшись.

— Что случилось? — спрашивает папа. — Объясните.

— А не твоего ли старшего братца, Екатерина Семеновна, директора маслобойки, по линии НКВД забрали? — ехидно интересуется Костылин у мамы, а на отца, словно его нет, даже не смотрит. Я ничего не понимаю, только все страшнее становится. И мне стыдно, что Костыль папу словно не видит, поверх его головы на маму смотрит.

— За свастику забрали врага народа! — напоминает маме дед Костыль. — У кого на маслобойне взбивалка была фашистским крестом?

Знаешь, как раньше масло делали? У вас кружка заварочная есть с плотной крышкой и такой поршень, вверх-вниз можно внутри кружки водить. Для масла не кружка, конечно, а узкое деревянное ведро с плотной крышкой нужно. А сама палка-взбивилка — пестик с крестовиной на конце. Сидишь полдня и туда-сюда сливки в ведре гоняешь. В деревне масло себе сами делали. Но в колхозе еще и маслобойня была. Ее до войны построили. И крестовины эти были старые. В войну оказалось, что они походили не на советские знаки, а на фашистские. Власти решили, что дядя Антон — вредитель, и специально придумал такие взбивалки, и взбивает ими фашистское масло. И его посадили в тюрьму. Больше никто из родственников его никогда не видел.

И тут мама встала из-за стола, взяла крестовину и как запустит ее в деда Костыля.

Папка маму скорей успокаивать, братья на полати запрыгнули, я — за занавеску. Председатель Костыля схватил — и в сенки. Тот согнуться не успел, за притолоку головой задел, шапка слетела. Ты не знаешь, что такое притолока? Гляди: два стоят, два лежат, пятый ходит, шестой водит, седьмой песенки поет. Косяки, порог, притолока, дверное полотно, ручка и петли. Поняла теперь? Двери раньше низкие делали, чтобы холоду поменьше в дом попадало. И пороги высокие. Говорят, в древности под порогом предков хоронили, поэтому на пороге не сидели и через порог не здоровались. Так что надо было не забывать нагибаться и через порог перешагивать.

Я выскочила, шапку Костылю подняла. Не захотела, чтобы она у нас в избе валялась, противно.

— Я вам покажу! — орет Костыль. — Все полотенца порасшивали! С волками жить — по-волчьи выть!

Ну, думаю, папка сейчас совсем рассердится. Ведь про волков — это про нас. У нас фамилия немецкая — Вольф, волк, значит.

Но папка промолчал и велел всем садиться дальше ужинать. Потом говорит:

— Запомните: то, что обо мне говорит осел, я не принимаю во внимание, — и еще по-немецки эту пословицу сказал. Мы с братьями тогда хотели, чтобы он этому гаду наподдавал. А сейчас думаю, какой же он все же мудрый был. Ведь его только выдержка и спасла в те годы.

Когда все поужинали, я призналась, что из-за меня все это. Страшно было признаваться, но я все мужество собрала и рассказала, что лазила в сундук. Мама не заругалась. Она достала рушник и стала объяснять:

— Это — “лапки гусиные”. Этот узор “кудри” называется. Меня так бабушка и мама учили вышивать. А это называется “кривонога” или “косматый Ярилко”, — и показывает на свастику. — К любой доброй хозяйке зайдите, у каждой на полотенце он есть. Родители — не гонители, плохому не научат. Это фашисты узор у добрых людей украли и черным цветом раскрасили. А на самом деле это — солнце.

Кто-то в войну спорол такую вышивку, испугался. А моя мама — нет. Не захотела красоту уничтожать. Она ничего не боялась. Никто из русских в деревне во время войны не выходил замуж за немцев. А мама вышла.

— Небо-ось… — сказал папка и повеселел. Он долго серьезным не мог быть. И пока чинил маслобойку, то все посмеивался, что очень выгодно женился. Что эта могучая русская женщина даже из костлявых Костылей может масло жать. Мама у меня была высокая, дородная, на голову выше папки.

Я вышивать тоже научилась. Но свастику никогда не вышивала. Хотя это действительно очень древний знак солнца. Его с каменного века люди рисовали. Когда нашу галактику сфотографировали, оказалось, она на свастику похожа. Вот поищи в своем Интернете. А деревья вышитые были не просто деревьями. Это мировое дерево, три мира, три времени: прошедшее, настоящее, будущее. Женщина с руками большими, вверх поднятыми, не барыня, а богиня Макошь. Видишь, что раньше на одежде носили: рассказ про Вселенную.