Клеопатра Гайлит - Крылья

Валерьян Петрович вспомнил, как он, взволнованный, сидел в райкоме комсомола и требовал хотя бы двух комсомольцев для пионеррааботы.

— Пойми, товарищ, ведь у меня в школе всего 7 пионеров! Райком требует, чтобы я привел школу в порядок. Но что же я поделаю один? Я ничего не сделаю, если у меня не будет организован актив.

— Вот и организуй. Где же нам набраться комсомольцев? Воспитывай своих в школе.

Но, в конце концов, все-таки командировали одного пионервожатого — серьезную Валю Можову.

Замелькали в коридорах и классах красные галстуки. Появился в учительской на шкафу горн и нарядный барабан. Стал расти — вытягиваться список пионеров в школе.

Жизнь пошла в ней ровнее, без больших перебоев. Только стал замечать как-то Вася Орехов, что авиомодели плодятся не по дням, а по часам. Как председатель учкома, потребовал от производственного сектора проверить — так ли усердны в науках моделисты, как в строительстве новых автожиров да монопланов, и забил тревогу.

В дни, последовавшие за битвой бандар-логов, он настойчиво потребовал, чтобы неуды в шестых и седьмых группах по математике и физике были сняты ребятами.

— Не мне доказывать вам, что это никуда не годится, — сердито взмахивал он рукой на заседании учкома. — На что это похоже? Бурченко — здоровый парень, а вчера на уроке чем занялся вместо геометрии? Модель в классе пускал! А на переменах Шурка Парометов что делает? Тоже с моделями носится. Модель моделью, ребята, а учебы тоже нельзя забывать. А то выходит так, что из-за моделей опять к нам хулиганство и дезорганизация возвратятся. Драка-то давно ли была? Да еще и неуды растут. Посмотрите на таблицу!

В зале висела таблица, испещренная черными и красными квадратами — «удочками» и «неудами».

Неуды опять увеличились, — продолжал Вася, — а ведь у нас конец года.

— Что ж ты думаешь, это из-за моделей? — улыбаясь, спросил Толя.

— А то из-за чего?

— Ты сам не моделист, вот и говоришь так.

— А что у моделистов, скажешь — все хорошо? Вон у Шурки сколько неудов?

— Ну, и что? — беспечно перебил его Парометов. — У меня только два неуда и есть.

— А ты — пионер? Хорош, нечего оказать, пионер с двумя неудами! Мы вот так и перед крайосо поставим вопрос, чтобы ни на слет, ни в лагери с неудами моделистов не допускать. Раз ты моделист — изволь и по учебе быть ударником.

— А я считаю, что у нас вообще ребята возжи распустили, а не моделисты. Ты бы проверил лучше, тогда бы увидел, что только у Парометова и есть неуды, а у всех остальных моделистов ни одной даже «удочки». Потому что крайосо и так все время у нас отчета по учебе требует, — возразили Толя; — а если у Шурки неуды, так я ему помогу их ликвидировать. Вот и все. А модели тут не при чем.

Валерьян Петрович сидел тогда на задней парте, не вмешиваясь в собрание, и огромная радость заливала ему сердце. Влажный блеск глаз он скрыл от ребят, опустив ниже голову.

Эти ли ребята всего год-полтора назад громили из рогаток двери его учительской?

И вот осенью, начав новый учебный год, Валерьян Петрович, старый, заслуженный педагог, медленно обходит обновленное, разбогатевшее здание такой буйной в недавнем прошлом школы. Заложив руки за спину, он стоит у окна, мечтательно глядя в далекое бархатное небо.

Да, долгие 28 лет тяжелой работы позади. Как мечтал он в начале работы, тогда еще совсем молодой учитель, вот о такой именно школе, где учитель и ученик связаны крепкими, неразрывными узами, где ученик — активнейший творец сегодняшнего дня, где он — полноправный, мыслящий, живой человек, а не единица в футляре.

Старая школа не знала этих буйно растущих кружков, старая школа не пестовала столько талантов. Старая школа не знала в своих стенах таких чудесных ребят.

… Тук-тук-тук… Тук-тук…

Валерьян Петрович вздрогнул от неожиданности. В нижнее стекло окна тихонько постукивали чьи-то смелые пальцы.

Распахнул окно.

— Кто здесь?

— Это я, товарищ заведующий, — Алеева. Ученица.

— Что тебе, дружок?

— Можно с вами поговорить? Я только не из вашей школы.

— Конечно, можно. Заходи.

— Меня ваша сторожиха не пускает.

— Иди, я скажу, чтобы пропустила, — улыбнулся Валерьян Петрович и пошел к выходной двери.

— Давайте лучше вот тут, на порожке поговорим.

Валерьян Петрович опустился на ступеньку. Перед ним белело серьезное лицо под шапкой густых кудрей. На лице широко распахнулись глаза.

— Ну, что у тебя стряслось?

— Вы хоть не наш заведующий, но я все-таки пришла к вам.

— Ну, ну, — ободрял Валерьян Петрович.

— Это я устроила драку с вашей школой.

— Ага. Помню теперь. Ты на линейку к нам приходила. Ну, ну. Что ж у тебя опять случилось?

— Товарищ заведующий, Паня-то ведь до сих пор не пришел! — с отчаянием произнесла Жеся. — А ведь прошло четыре месяца, даже больше. А вы знаете — у него модель была замечательная. Ее даже в Москву требовали. И потом — ведь сейчас полетят в стратосферу, а как же Панька? Он же не узнает. И его уже дядя Володя искал и не мог найти. А мать даже говорит, домой не пущу, если придет. Они его, товарищ заведывающий, очень били. Я даже на аэродроме тогда говорила, чтобы его нашли.

— Подожди, Алеева, — улыбаясь, мягко остановил девочку Валерьян Петрович. — Я только слышу два слова: «даже» и «уже», а понять ничего не могу. Ты говоришь о мальчике, которого после вашей драки побили дома и он ушел. Так?

Жеся в темноте кивнула головой.

— И его до сих пор не нашли. Так?

Опять кивок.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Жеся схватила обеими руками плечо Валерьяна Петровича:

— Найдите его! Мне кажется, что он живет около собачьего питомника. Я проследила один раз, как он туда шел. Но было темно и я побоялась. Я его уже два раза видела, бежала за ним, а он убежал. Оба раза. Позавчера я взяла его модель и пошла туда, думала — он увидит ее и придет ко мне хоть поговорить. Но его не было. Я у беспризорников даже у всех спрашивала, только они такого не знают.

И совсем тихонько сказала:

— Мне ваши ребята — Костя Волкомеров сказал, что вы никогда не ругаете ребят. А Паню всегда наш заведующий ругал. И дома ругали. Вас бы он послушал.

— Давай, девочка, условимся так, — сказал тронутый учитель — я тебе обещать ничего не буду. Я только попытаюсь найти его. А что из этого выйдет — ничего сказать пока не могу. Ладно?

— Я буду наведываться к вам, хорошо?

— Конечно, конечно. Вообще, заходи в школу, у нас хорошие ребята, хорошие кружки. Вместе можете работать.

— Спасибо. Я пойду теперь. И вы не беспокойтесь, что ему жить будет негде: дядя Володя его примет к себе. Ну, пока.

— До свиданья, девочка.

Жеся ушла, а Валерьян Петрович долго еще сидел на ступеньках, вслушиваясь в шорохи городской ночи.