Алексей Леонов - Лёнькин букварь

Я содрал локоть и был освобождён от работы, шёл до пруда, зажав рану лопухом. Вода в пруду поднялась высоко, была холодная, но ещё мутная, с мусором. Мы выпустили в неё рыбу, понаблюдали, как некоторые, всплыв, побыли на поверхности и ушли в глубину.

— Ни одна не всплыла кверху животом, — сказал Васька.

— Все уцелели. Будут жить, — решил я. — На следующее лето можно ловить…

Появление машины в нашем колхозе было большим-пребольшим праздником. Она въехала в деревню от Спешнева и остановилась у дома Шурки Беленького. Словно в один миг шум её мотора был услышан всей деревней. Ещё Костик Назаров, шофёр, не нажал на сигнал, а уже из-за пруда по выгону, с дальнего края деревни к машине бежал народ. И как всегда, первыми бежали ребята, меньшие, потом взрослее, потом мужики и бабы, а за ними, тоже поспешая и дивясь, брели старики со старухами.

Я оказался с Лёнькой недалеко от Захаровых. Мы добывали на оползнях под Пататанами на ручье глину для лепки. Когда по ручью прокатилось странное урчание, Лёнька сказал:

— Слыхал, лягухи гудуть, как араплан.

Я прислушался, привстав с комом синей глины в руках, и разом понял, какие гудели лягухи.

— Машина приехала! — крикнул я и, бросив глину, вылетел по скользкому глиняному склону наверх. И я увидал её, всю блестящую.

Лёнька закричал подождать его, соскользнул в ручей и побежал искать пологий берег. Я понёсся к машине, сигналившей на всю деревню. Шурка Беленький и Тика были уже в кузове. Подошёл дед Будкин и смотрел на машину как на чудо.

— Давай, дуй скорее к нам, — закричали ребята из кузова. Они прыгали, надувались и краснели от радости.

От машины пахло бензином и краской. Я не успел рассмотреть её, поспешно обежал вокруг и взобрался в кузов. Деды садиться на катание отказались. Шуркина мать перекрестилась и ушла в дом. Костик поддал газ, посигналил и направил машину на тихой скорости по дороге.

Он останавливался у каждого дома, сигналил, звал кататься, хотя всех давно вымело из изб, все были на улице. Костик останавливался перед каждым встречным — и кузов скоро стал полный. Тогда он поехал без остановки по деревне, прокатил нас по выгону, высадил и взял катать остальных. Но потом посадил одних ребят, заставил сесть в кузове и держаться, покатил на быстрой скорости в Село.

Накатал нас Костик и сказал:

— Ну, а теперь никому к машине не подходить, пока сам не позову. Кто не послушается, того никогда больше не прокачу.

Много ещё у нас было разных праздников, общих и семейных. Одни из них повторялись из года в год, другие оставались лишь в памяти. Так было и с автомобилем, как тогда назывались автомашины: все привыкли к нему, стали им пользоваться.

Сначала перед окнами нашей избы появился палисадник. Однажды, когда я ещё не ходил в школу, мать поскандалила с двумя тётками. Одна из них несла от колодца воду, а вторая шла за водой. Тропинка пешеходная была протоптана у самых стен изб, так что могли коромыслом и стекло в окне выбить. Старухи встретились на узкой зимней тропинке, остановились у окна и повели долгие сплетни. О чём они говорили, я не помню, но мать вывели из терпения — она не любила, когда попусту языком болтали. Она вышла на порог да оговорила их. Тёткам не понравился упрёк, возразили матери. С этого и зашёл скандал. Тогда мать и сказала отцу, что она больше не желает, чтобы всяк ходил под окнами, да ещё сплетничал и обзывал её за честное слово. Решили тогда палисадник огородить. К весне отец приготовил несколько осиновых жердей, натесал кольев. А оттаяла земля, нарубили мы с братом хворосту в Орешнике, привезли его и в один вечер обнесли перед избой ограду, перерезали тропинку.

И что было утром, когда все пошли к колодцу за водой и натолкнулись на преграду! Сперва они удивлялись, когда и как взялась у нашей избы ограда, а потом стали упрекать нас, что испортили прямую дорогу, обходи теперь с вёдрами за семь вёрст, хотя весь обход и составлял от силы метра три-четыре. Но те, кто рано ходил за водой, пошумели и ушли, а вот от лодырей, от тех, кто ходил последним, досталось нам по всем статьям.

Тропинка протопталась ниже ограды. У нас в палисаднике появилась цветочная клумба и была посажена яблоня. Потом люди любовались цветами, загадывая и у себя сделать такую же оградку и развести цветы.

Летом в сухую погоду мы устраивались спать под окнами в палисаднике. Отец, когда ложились, рассказывал разные истории, сказки. Я всегда засыпал под его голос, закрывался с головой попонкой и засыпал.

С весны, когда я отучился в первом классе, мы с Мишкой огородили себе постель в углу палисадника под ракиткой и с наступлением летнего тепла стали спать на своей постели.

Однажды мы легли спать сразу после ужина, лишь сходили на пруд, вымыли ноги. Отец закрыл на задвижку сенную дверь, лёг в сенях на свою кровать. Мы поговорили с братом, и он вдруг сказал:

— Мне надо сходить в одно место. Ты лежи и жди меня. Спросят, тут я или нет, скажи, что сплю уже.

Он по-кошачьи выбрался из постели за ограду и скрылся за амбарами. Ночь наступила тёмная. Я сразу стал прислушиваться к ночным звукам. Страх помешал мне заснуть, когда ушёл брат. На деревьях шепталась листва. Под карнизом тюрюкали воронки в своих слепленных из грязи гнёздах, кто-то похрустывал в бурьяне за дорогой. В конце деревни кричала какая-то птица. Если бы я знал, что Мишка уйдёт от меня, я ни за что не пошёл бы с ним спать или позвал бы Лёньку. Я укрывался с головой, но уснуть не мог от духоты. Вдруг на окраине деревни застучала колотушка. От её стука мне стало веселее. В колотушку стучал сторож, дед Андрей, наш сосед. Но скоро колотушка замолкла, и послышались голоса. Сторож с кем-то заговорил. Оказывается, ещё не все спали в деревне, я зря боялся. Стало светлеть, и скоро на небо выбралась луна, осветила крыши изб, амбары с сараями, бурьян, выгон и поля. Дед Андрей стоял на дороге и переговаривался с дедом Яшей. Я уловил из их разговора несколько слов, что кто-то ходил по деревне и спрашивал, не видал ли колдунью. Дед Яша сказал, что он не видел.

Снова застучала колотушка. Дед Андрей остановился у своего дома и постучал подольше, пока бабка Танюха не прогнала его. Я сел, но потом спрятался под попонку, когда дед Андрей поравнялся с нашим тополем. Он подошёл к ракитке и ручкой колотушки потыкал по мне.

— Кто тут ещё не спит? — сказал он. — Сейчас в тёмный амбар посажу.

Я засмеялся и сел. Дед Андрей ткнул в свёрток на месте брата, сказал:

— Старший наработался, спит, а тебя не сморило. Я чуть было не выпалил, что его нет, сбежал куда-то, но вовремя спохватился. У брата какая-то тайна, раз он и меня не взял, говорить об этом никому нельзя.

— А можно мне поколотушить? — спросил я.