Алексей Леонов - Лёнькин букварь

Дед Андрей протянул мне колотушку, но спохватился и не отдал.

— Э-э, нет. Оружие из рук нельзя на посту отдавать. Ты сбежишь, чего доброго, а я и останусь ни с чем.

— Я не побегу. У нас своя колотушка есть.

— Ну, постучи, коль так, попугай колдунов да воров. Тут, говорят, объявилась колдунья. В свинку обратилась и бегает по деревне. К людям не идёт и корму не берёт.

— А где она сейчас? — спросил я, возвращая колотушку.

— Затаилась где-то. Ну, спи. Пора уж. А я пойду, мне до зари гулять.

— А ты не боишься? — спросил я.

— Кого боюсь, а кого не боюсь, — ответил дед Андрей. — Мой самый страшный зверь — огонь. Этот, если пойдёт палить, всю деревню слижет, как было в двадцатом году. Полный разор на нас свалился. Народу в деревне не было, все в поле, а тут пожар.

— Мне рассказывали. У нас девочка сгорела, — сказал я.

— Ну, я пойду. Ночь светлая. Завтра опять погода будет.

Дед Андрей застучал колотушкой, пошёл на дальний край деревни. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. Украдкой оглядевшись вокруг, я испугался ночного простора. Днём почему-то кажется, что в деревне тесно от деревьев, от изб, погребов и сараев. Теперь же как будто ничего этого и не было. Я нырнул под попонку и стал сопеть носом, чтобы не слышать посторонних звуков. Но как ни силился я нагнать на глаза сон, веки не слипались. И думалось бесконечно о колдунье. И всё же я не дождался брата, уснул и проспал до завтрака, пока меня не разбудили. За завтраком я и сказал всем:

— А по нашей деревне колдунья бегает.

— Что? — спросил брат.

— Колдунья бегает. Свиньёй сделалась — дед Андрей сказал.

— И что? — спросил отец.

— Не знаю что. Бегает, — ответил я.

— Это тебя дед попугал, — сказал отец. — Не верь.

— Никаких колдунов не было и не бывает, — подтвердил Мишка. — Это только может показаться. Ты думаешь, мы где были? Мы у Малахиной избы засаду устраивали. Все говорят, что там огонь горит, она каждую ночь приходит с погоста, а и не приходит. Огонь загорается от луны. Дед проходил, мы камень по траве катнули, так он на всех скоростях понёсся по дороге.

— Ав колотушку-то стучал? — спросила мать, смеясь.

— Колотушил тук-тук-бряк…

Я не совсем поверил брату, что колдунов не бывает. Сколько о них рассказывали! Сам Мишка читал зимой на печке про страшную месть. И вот после завтрака я вооружился палкой и пошёл по деревне, просматривая бурьян. Сначала я сходил в верхний конец деревни, потом пробежал до нижней окраины, не говоря ребятам, что я ищу, и не приглашая их к поиску. Я прошёл над ручьём к плотине пруда, осмотрел овраги, ямы и, не обнаружив признаков колдуньи, направился к конюшне. На плотине появился Лёнька, окликнул меня и припустил во весь дух, обещая что-то мне сказать. Я подождал его.

— А бабушка лапши наварила, — сообщил он. — Пойдём попросим поесть.

— Потом, — ответил я. — Давай сперва найдём её.

— Кого?

— А… одну штуку.

— А какая она?

— На свинку похожая. Только это колдунья, — передал я шёпотом последние слова.

Лёнька замигал глазами, будто хотел заплакать от обиды, и сразу не мог выговорить ни слова. Посмотрев на мою палку, сказал:

— Она кусается?

— Она заколдовывает.

— А мне можно палку взять?

Мы разговаривали шёпотом. Нашли палку и направились обследовать конюшню. Лошадей в конюшне уже не было. Молодняк дед Алексан согнал на пар. В лошадиных стойлах было темно. Под крышей в гнёздах чирикали и пищали молодые воробьи.

— Она тут, — шепнул я и взял Лёньку за руку. — Ты смотри на эту сторону, а моя эта.

Мы шли медленно, бесшумно и почти не дышали. Я представлял, что колдунья лежит под какой-нибудь корягой в холодке, но не маленьким поросёнком, а большой грязной свиньёй с длинными клыками. Лёнька тянул меня быстрее идти. Я поддался ему — и полконюшни мы пронеслись почти бегом.

— Нету тут, — сказал он за воротами.

— Схоронилась. Увидать бы только, — сказал я и прислонился к углу конюшни.

Лёнька взобрался на старую телегу, принялся из задирин таскать оставшиеся прядки длинного волоса от конских хвостов. Я смотрел на тёмный проезд в ригу, соображал, что там-то и может оказаться колдунья, потому что туда никто не ходит, только иногда в жару забегают телята. И вдруг к моей ноге прилепилось что-то круглое, мокрое и холодное. Этот холод пробежал по всему моему телу. Я, не шевелясь, скосил глаз и увидал её. У моей ноги стоял маленький, грязный поросёнок. Я на мгновение зажмурился. Открыв глаза, снова увидал её.

«Надо вскочить на телегу, — подумал я. — Отодвинусь незаметно — и вскочу. С телеги потом палкой её».

Не отрывая от земли подошв, я отодвинулся от поросячьего пятачка. Но «она» заметила моё движение, скакнула от меня и, как мне показалось, нацелилась, приготовилась прыгнуть и проткнуть меня насквозь.

У крайней избы я увидал высокого седого деда с мешком. Он кричал глухой бабке Маше, не видала ли она свинку. Бабка не понимала его слов. Я крикнул:

— Она! Она! Колдунья!

Лёнька вскочил на ноги прежде, чем я оказался на телеге. Свинка засеменила к риге. Бежала она как будто не быстро, но казалось, что ещё миг — и она исчезнет в темноте риги.

— Не укусила? — спросил Лёнька.

Я почувствовал, что то место на моей ноге от хрюшкиного пятачка горит огнём, посмотрел и потёр рукой.

— Хотела укусить. Бежим ей наперехват. Вон дед тоже её ищет.

Мы понеслись к риге. Свинка свалилась в кювет с дороги, замелькала по нему, но вдруг выпрыгнула и направилась на нас. Мы дали от неё стрекача. Она повернула к риге и скоро скрылась там.

— Не она ли мелькнула? — спросил подходивший к нам дед.

— Она, — ответили мы.

— В ригу юркнула.

— Перехватывайте её, — подбодрил нас дед.

Опасливо вошли мы в ригу и направились в правое, более светлое крыло, стуча палками по стропилам и подрешетнику.

Вверху вдруг что-то зашумело, и на нас посыпалась труха.

— Тут она, нечистая сила? — спросил он.

— Тут.

— На самый верх залезла, — добавил я.

— Отсюда она от нас никуда не денется, — сказал дед и пошёл за нами следом.

Лёнька запустил под крышу палку. С шумом, хлопаньем и писком из лиственного подрешетника выпорхнули круглые, пушистые птицы и перелетели во второе крыло риги.

— Тьфу ж ты! — плюнул дед, отряхивая голову от сыпанувшегося сверху мусора. — Сычи ночные. А где ж она-то?

Она появилась из тёмного левого крыла. Я, как мне показалось, первый заметил её, схватил деда за подол рубахи.

— Вон, она, вон, — шепнул я.

Свинка прихрюкнула и метнулась из риги между глубокими ямами, где когда-то, как мне рассказал отец, обжигали кирпич.

— Перехватывай её, — крикнул дед. — Опять скроется, чтоб ей…

Свинка уже скатилась на луг и семенила по луговой дороге к Орешнику. Мы выбрались с бугра, заросшего татарками, на её след и пустились снова в погоню. Дед направился горой к саду, подталкивая нас рукой вперёд.