Бенно Плудра - Остров лебедей

— И ты там жила?

— Да.

— Интерфлюгом летала?

— Летала. Но там, пока летишь, все время море.

— Какое? — спрашивает Стефан и сразу выдает себя: он не только не знает, где Багдад, он и моря не знает. Но Рита не расслышала его вопроса.

— Когда мы первый раз туда прилетели, я чуть не умерла — такая жара.

— А во второй?

— Там всегда жарко. Только зимой не очень. Месяца полтора. Зато дождь. Желтый дождь. Ты видел когда-нибудь желтый дождь?

— Не. А почему он желтый?

— Пустыня кругом. От песка из пустыни.

— А я читал про красный дождь, — говорит Стефан. — Правда, это когда-то давно было. И люди думали — это кровь, не дождь. А потом была чума. Болезнь такая, когда все умирают.

— Да что ты! — говорит Рита и тихонько вздыхает.

Вода плещется о камни, покачиваясь, проплывают утки, мимо проходит баркас с красными и зелеными огнями…

— Куда это они? — спрашивает Рита.

— Никуда. Патрулируют. Водная полиция.

— Ищут кого-нибудь?

— Кого им искать?

— Не знаю. Но может, правда ищут?

— Ясно, что могут и искать. Такое всегда может быть.

Снова они молчат, вокруг тоже тихо, хотя по мосту то и дело с грохотом проезжает трамвай, и люди под фонарями проходят, но это все там, где начинается лестница…

Рита ждет. Чего-то ей надо. Стефан это хорошо чувствует. Она же хотела с ним говорить?

— Ты ж хотела со мной поговорить?

Она стоит у парапета и словно бы спряталась в свой пушистый воротник.

— Если что-нибудь важное — говори!

Ни звука. Только вода плещется, шуршат автомобили наверху.

— Если это тайна — спокойно можешь мне сказать. От меня никто ничего не узнает. — При этом Стефан смотрит на Риту, а Рита на него, лицо у нее совсем белое, а глаза черные и большие. Светлые волосы обрамляют щеки. Что ж случилось?

Что-то похожее на страх овладевает Стефаном. Рита наступает на него, тихо так, все ближе, ближе, он уже слышит запах пушистого воротника, теплый запах корицы. Багдад, что ли?

Багдад, Багдад! Губы у Риты холодные и щека — холодная. Это воротник теплый…

— Вот ты и знаешь всё, — сказала Рита и убежала. Только светлая куртка мелькнула на лестнице…

Поцеловала и бежать? Стефан трогает свои губы. Смотрит на руку, снова трогает… Это Рита из Багдада поцеловала его…

— Ты? А я думала… — встречает его Сабина дома. — Мамочку не видел?

— Вот она — в сумке спряталась, — отвечает Стефан и тут же слышит, как из комнаты отец спрашивает:

— Не мама, нет?

— Только я, — говорит Стефан и проходит мимо двери в гостиную, не обращая внимания на Сабину. У себя в комнате он садится за белый столик. Так. Здесь хорошо. И стены на месте. И небо над городом светлое — не надо лампу зажигать…

Ох уж эта Рита из Багдада!

Поцеловала и корицей от нее пахнет!

И что она в этом Багдаде делала? Там, что ли, она этому научилась? Подошла и сама поцеловала…

Стефан сидит с сумкой на коленях, ничего не видит, будто торговка на базаре под зонтиком. Вот сумка скатилась на пол, и Стефан, поднявшись, достает с полки атлас. Нажал на кнопку, включил лампу, раскрыл атлас. А где ему искать?

В Европе? Нет.

В Америке? Нет.

Может, в Африке? Правда, может быть, в Африке? Там пустыня, там и жара.

Палец его путешествует по континенту, похожему на голову лошади, омываемую двумя океанами и Средиземным морем. Сказала же Рита, что в Багдад все время над морем лететь? Может, это она про Средиземное море говорила?

Палец двигается по южному побережью — Алжир, Тунис, Каир. Большие города! Вообще-то они все незнакомы ему, но слышать он о них слышал. Да и про Багдад он слышал. Но Багдад он никак не найдет…

Может, Багдад и не в Африке? Рита же ничего определенного не сказала. Будто все знают, где Багдад! Ох уж эта Рита! Поцеловала, а сама корицей пахнет, и кепочка у нее осталась. Как же быть?

Кепка ведь не его, а каноиста, завтра он должен отнести ее. Если Рита не отдаст? Нет, должна отдать. Должна. Но кто же пойдет к ней?

За спиной открылась дверь. Стефан подумал, что это Сабина, но ведь сестренка обычно влетает как вихрь. А тот, кто сейчас вошел, ступает тихо, даже осторожно. Стефану не надо и оборачиваться, он и так знает: отец вошел, Герман. Он садится на койку, справа от стола, бережно опускается — он же больной. Руками опирается. Но вот, вытянув шею, хочет заглянуть в атлас.

— Африка? Вы что, ее сейчас проходите?

— Это я искал один город.

— Дай-ка я посмотрю, — говорит отец, и Стефан пододвигает ему атлас. — Раньше я любил карты рассматривать. Реки, города… Придумаю себе какой-нибудь маршрут и путешествую по карте. Один раз так всю Африку поперек прошел.

— Может быть, ты знаешь, где Багдад находится?

— Багдад? Нет, это не в Африке. Вот здесь он должен быть, немного правее и выше. Видишь, вот он! Но недалеко от Африки.

Палец его остановился на красном кружке. А Стефан ведь был здесь совсем неподалеку, но так и не нашел. Да и не в Африке Багдад, и от моря довольно далеко. Посреди большого желтого поля. Неужели это все пустыня?

— Ближний Восток, — говорит отец. — Все это нефтеносные районы. Самый богатый — чуть ниже, Саудовская Аравия. А Багдад — это столица Ирака. Ну, что тебе еще надо знать?

Отец, правда, все еще болеет, но уже может двигаться, только забывает, что надо осторожно, и тогда то стонет, то ругается или и то и другое вместе. Во время приступа он и пальцем пошевелить не может, часами стоит на одном месте, словно памятник.

— Как твоя спина? — спрашивает Стефан.

— Немного полегче. Иногда и совсем хорошо.

— Думаешь, еще долго болеть?

— Это твоя мать так считает, я-то — нет. Еще с неделю, не меньше, говорит она.

— Ты и радуйся, — говорит Стефан. — Спи сколько хочешь.

Отец не улыбается. Смотрит на сына. Маленькие, как у белого медведя, глазки спокойны.

— Спать, говоришь. Разве мне охота спать? Спать хорошо, когда ты здоров, а так, как сейчас со мной, — спать значит болеть.

— А говорят, сном лечат.

— Не меня. Я заболеваю, когда долго сплю.

Взгляд его останавливается на большом плакате с четырьмя дикарями. Герман спрашивает:

— У бабушки этих дураков ты тоже на стенку вешал?

— Нет, только здесь. Я нарочно припрятал.

— Ты этот ансамбль знаешь?

— Откуда мне знать!

— В мое время мы роком увлекались…

Неожиданно Герман поднимается, подпирает спину руками и так стоит, как будто это сейчас самое главное — так стоять.

— Скучно, — говорит он, — день стоишь, второй — стоишь! Три дня, как я болею, а кажется — уже целая неделя. Скучно! — Он подходит к двери, все еще подпирая спину руками, и говорит оттуда: — Мама что-то опять не торопится. Пойду ужин приготовлю. Можешь мне помочь.

Стефан уже засыпает, когда слышит, как щелкает замок наружной двери, и сразу же голос мамы Сусанны. Она говорит с отцом. Говорит торопливо, спрашивает что-то и только изредка, когда ей, очевидно, надо передохнуть, слышатся басовитые нотки — значит, отцу удалось вставить слово.