Бенно Плудра - Остров лебедей

— Пять марок?

— От Губерта. Каждый день пять марок.

Каноист поднимается по ступенькам в вагончик. Там — ведро, вода. Он берет мыло, моет руки, ополаскивает лицо и спрашивает изнутри:

— Каждый день пять марок?

— Каждый.

— Настоящих пять марок?

— Настоящих.

— А у него все в порядке?

— Гангстер он, бандит.

Каноист выглядывает из двери, причесывается, непонятно, правда, зачем — волосы как торчали в разные стороны, так и торчат. Стефан даже слышит, как они потрескивают. Вот-вот искры посыплются.

— Надо торопиться, — замечает каноист. Щелкает замок. Уже на ходу каноист говорит: — Ишь ты! Каждый день пять марок!

Они идут быстро, каноист на три шага впереди. Грохочут два бульдозера — ровняют землю между высотными корпусами.

— На нервы действует — трещат со вчерашнего дня. А ты знаешь, для чего они тут место готовят?

— Не, — отвечает Стефан. — А ты?

— Под детскую площадку.

— Детскую площадку? Ах, да! Мне отец давно еще говорил. — Знаешь, значит.

— Тогда скоро и дерево надо будет ставить. Ты нашел? Знаешь, где взять?

Каноист не нашел, но он говорит:

— А вы? Где ваш бегемот?

— Так скоро его не сделаешь. Но Лариса уже нашла скульптора.

— Вот как, скульптора! — Каноист вдруг останавливается, хотя и очень спешит. — Это вам повезло с Ларисой. Толковая она. Но площадка-то будет совсем другая.

— Как это — другая? Какая другая?

— Другая. Места для бегемота не будет.

— Ты это точно?

— И для старого дерева — тоже.

— Ни бегемота, ни старого дерева?..

— Ничего этого не будет, — говорит каноист. — Все совсем по-другому. Пошли скорей!

Стефан — ни с места. Спрашивает:

— Как по-другому?

Каноисту некогда, да и неохота ему.

— Пошли, пошли! — говорит он, и Стефан идет за ним, ни о чем уже не спрашивая.

Бульдозеры тарахтели два дня, всю территорию выровняли. Потом приехал экскаватор, не очень большой, и выкопал три квадратных ямы. Совсем неглубоких. И укатил. Ребята сразу в эти ямы и давай копать пещеры в боковинах. Бывали дни, когда там несколько десятков ребятишек копошились.

Но только от среды до воскресенья. В понедельник появилось объявление: «Вход воспрещен. Родители отвечают за детей». А во вторник все три ямы огородили дощатым забором, и это место стало похоже на строительную площадку — может, тут детский сад будет или гаражи? На место для ребячьих игр совсем не похоже! А что будет детская площадка — поверить невозможно, разве только кому-нибудь заранее известно.

Но ребята продолжают играть в ямах. Между двумя уже прорыли тоннель, интересно стало там прятаться. Об опасности никто не думает!

— Кто здесь тоннель прокопал? — спрашивает отец Стефана.

— Ты думаешь — я? Я не копал. — Они стоят над средней ямой, оттуда хорошо видны черные дыры — вход и выход из тоннеля.

— Надо ж! — говорит Герман. — В такой сыпучей земле тоннель выкопали! И как он до сих пор не завалился?

— Две бетонные трубы, и всё! Никогда не обвалится, — говорит Стефан.

От удивления отец не знает, что сказать.

— Вы тут все с ума посходили!

— Гаральда надо попросить. Он нам даст бетонные трубы.

— Какого еще Гаральда?

— Дружка моего. Гаральд — вон из того зеленого вагончика.

— Ах, этот. Волосы еще такие…

— Да, да, — говорит Стефан. — Он мой дружок. Он нам даст две трубы. Больших. А то и три.

— Знаешь что! — возмущается отец. — Ты лучше послушай, что я тебе скажу: тоннель незаконный, нелегальный тоннель! Это запрещено, это опасно. Мы не будем укреплять его. Мы его закопаем. Сейчас же!

Вечереет. На другой стороне, там, где дощатая ограда, лазят и карабкаются ребята. Среди них Парис Краузе и Марио Функе. И несколько старшеклассников. Эти-то никуда не лазают — сидят на досках, качаются — как раз напротив того места, где стоят Стефан и его отец. Зрители им ничуть не мешают, парни как-то особенно веселы, качаются усердно. Подняв руку, Герман кричит им:

— Эй, долго вы еще?

Долго ли? Они качаются медленней, один отвечает:

— Поглядим — увидим.

— Сейчас я до вас доберусь! — грозит Герман.

Парни качаются медленней. Совсем остановились. Но все еще сидят на досках.

— Чтоб я вас здесь больше не видел! — приказывает Герман.

Стефану стыдно, что он тут стоит, вроде он слуга и подпевала.

— Оставь ты их! Они ж ничего не делают, — говорит он.

Отец не смотрит на него — только на парней. Но вдруг говорит Стефану:

— Стой здесь, — и сам большими шагами направляется на другую сторону.

Парни слезли с досок, понемногу отходят. Отходят, не спуская глаз с Германа. Но у того и нет намерения прогонять их. Он повернул налево, шагает в сторону недостроенного корпуса. Там стоит покосившийся сарайчик, валяется всякий строительный мусор. Герман исчезает в сарайчике.

Что у нет там? Телефон? И кому это он звонить собрался? Не третьему ли отцу Париса Краузе?

Парни сбились в стайку. Ждут.

Стефан стоит один. Ему бы с ними. Еще лучше — чтоб его совсем тут не было. А теперь еще Марио Функе кричит:

— Эй, иди к нам!

Стефан не отвечает.

— Не позволяют тебе, да? — это уже Парис Краузе.

— Папенька не разрешил! — добавляет еще кто-то.

Стефан и на этот раз не отвечает. Парни оставляют его в покое. Возвращается отец. Только что вышел из сарайчика. В руках — штыковые и ковшовые лопаты.

Лопаты! Что-то будет! Старшеклассники подходят ближе. Отец идет прямо к ним. Стайка отступает. Отец кричит:

— Струсили? Да вам никто ничего не сделает. Тоннель надо засыпать и пещеры эти. Играть здесь не место!

Три ковшовые и две штыковые лопаты Герман выстраивает впереди себя. Стоит и опирается на них, точно каменный Роланд — тот, что поставлен у кирпичной стены на другом берегу канала. Стефан думает: Роланд с лопатой! Да еще живой! Ему делается смешно. Но ненадолго. Большой, сильный Герман со своими лопатами ничего не может сделать — парни все убежали.

— Эй вы, трусы! — кричит Стефан им вслед.

Отец только пожимает плечами. Затем перебирается через штабель досок и съезжает в яму. Стефан стоит, смотрит.

Первый тоннель завалился. Осыпалось несколько пещер. У Германа руки длинные, он работает как хороший экскаватор.

Стефан сверху следит за ним. Ребята собрались около высотного дома и тоже смотрят оттуда: что это дяденька в яме делает? Они даже песенку поют. Измываются над отцом и над сыночком. Громче всех старается Парис Краузе, а Марио Функе все время поднимает руки вверх.

«За этого я возьмусь! — думает Стефан. — Этот первым мне ответит. И за Париса, эту лису, — тоже. На остальных мне наплевать. А Марио и Парис — предатели! Вонючки они!»

Рушится свод второго тоннеля. Герман стоит, отдыхает. Снизу смотрит на Стефана.