Михаил Штительман - Повесть о детстве

— Я вижу, что ты хочешь стать фельдшером. Пожалуйста! Можешь даже стать дантистом [34] Данти́ст — зубной врач. . Но при чем тут я?

— Ой, Сема! — вздохнула Шера и задумчиво покачала головой.

— Что — ой?

— Ничего — ой! — Шера вдруг сердито вскочила. — У тебя опять сажа под носом! И все обязательно должны видеть, что у тебя есть локти. Тебе поверят на слово! Можешь уже зашить эти дыры.

— Легко сказать — можешь!

— Скидывай рубашку! — строго приказала Шера.

— Что, что? — ужаснулся Сема.

— Ничего, — спокойно повторила она, — скидывай и садись. Мы поставим две латки.

Сема покорно принялся стягивать рубашку. В это время послышались тяжелые шаги, и в комнату ввалился Доля.

— Хорошее дело! — сердито пробурчал он. — Мало того, что этот воробей не даст прохода девочке, он еще является, когда нет отца, и сидит без рубашки.

— Так она же зашивает, — смущенно ответил Сема.

— Знаю, знаю, — загудел Доля и засмеялся. — Она хочет, чтоб ты выглядел франтом… Глупая! — обратился он к дочери. — Ему уж ничего не поможет. И что ты нашла в нем — не понимаю! Посмотри, ты имеешь пару ушей. Хороший кусок мяса потратили на эти уши. А мускулы? А ну, Сема, покажи свои мускулы.

— И покажу, — рассвирепел вдруг Сема, всерьез принимая шутки Доли. — У мужчины главное, чтоб тут были мускулы — в голове.

— Ой, воробей, — протянул к нему руки Доля, — ты таки прав! Я уже сто раз думал об этом…

— Обожди, — вдруг прервала его Шера. — А ну, повернись, Сема, сюда… Так я и знала. У него на штанах тоже дыра. И куда смотрит бабушка? И где ты сидишь, я не понимаю!

— Ни за что! — крикнул Сема и отошел от Шеры.

— В чем дело? — удивилась она.

— Я, — твердо сказал Сема, — штаны снимать не буду.

— Здравствуйте! — насмешливо улыбнулась Шера. — Кто тебя просит? Я только хочу, чтоб перед сном ты снял свой костюм и хоть раз сам посмотрел, где там нужна иголка.

— Хорошо, — угрюмо согласился Сема. — Даже если всё зашьют, ты что-нибудь откопаешь.

— Воробьи! — опять вмешался Доля. — Кажется, я сейчас беру вас обоих и забрасываю на ту крышу.

— Я не боюсь… — засмеялась Шера. — Сема, не размахивай так руками!

— Почему?

— У тебя на рукаве слабенький шов — он может полезть.

— Ох, — тяжело вздохнул Сема, — Шерочка, я пойду домой, лягу в постель и не буду двигаться.

— Хорошее дело! — одобрил Доля. — Говорят, что в нашу сторону пылят красные.

— Красные? — встрепенулся Сема. — Откуда?

— Я должен знать? — пожал плечами Доля. — Может быть, тебе еще сказать, сколько сабель и кто у них старший начальник? Иди домой, и пусть бабушка не пугается.

— А это наверняка?

— Я знаю? Или да, или нет. Говорят!

— Я иду. — Сема решительно встал и оправил рубашку. — Я иду.

— Никуда ты не идешь, — спокойно сказала Шера. — Обожди минутку. Папа, ты там был? — обратилась она к отцу.

— Был.

— Достал?

— А как же? В два счета!

— Обожди, Сема, — повторила Шера и вышла из комнаты.

Сема ждал с недоумевающим и нетерпеливым лицом. Через несколько минут Шера возвратилась с какими-то двумя мешочками в руке.

— Вот это, — сказала она, — передашь бабушке. Тут пшено на котлеты, а тут отруби. Если будет еще что-нибудь, папа занесет. Только не рассыпь!

— А вам остается что-нибудь? — краснея, спросил Сема, пряча мешочки в карман пальто.

— Остается! — успокоила его Шера. — И не забудь, пожалуйста, про рукав. Там слабенький шов!

— Хорошо! — кивнул головой Сема и побежал.

Он знал, что бабушка будет очень рада. Шутка сказать — достать пшено и отруби в такое время. Ведь это готовые котлеты и пышки. Сема начинал уже разбираться в хозяйстве.

Ночью бабушка разбудила Сему:

— Там кто-то стучит!

— Вам кажется, — недовольно пробурчал Сема и повернулся на другой бок.

— Что — кажется? — возмутилась бабушка. — Дверь уже рвут.

Сема вскочил с постели и прислушался. С улицы доносился грохот, в дверь стучали.

— Сейчас я пойду, — сказал он, натягивая штаны. — Проведите дедушку на кухню!

Сема пошарил рукой под кроватью и, вытащив топор, направился в коридор.

— Зачем ты берешь это? — испугалась бабушка. — Ты думаешь, топор — это игрушка?

— Ничего я не думаю, — хмуро ответил Сема и, сжимая в правой руке свое оружие, пошел открывать дверь.

Кто-то поднял фонарь, и Сема увидел человека в измятой шинели, застегнутой на одну пуговицу сверху, и в голубоватой студенческой фуражке.

— Что вам? — спросил Сема, пряча за спину руку с топором.

— Ничего, — ответил человек улыбаясь. — Можете положить на место вашу секачку.

— Трофим! — крикнул Сема, бросаясь ему на шею. — Трофим!

— Тише! — остановил тот Сему. — Ты можешь нечаянно отрубить мне голову.

Сема сконфуженно опустил глаза и, положив топор на ступеньку в коридоре, провел гостя в комнату. Трофим низко поклонился бабушке и, поставив в угол винтовку с истрепанным ремнем, присел к столу.

— Вы узнаете его? — тихо спросил Сема бабушку.

— Нет. — Бабушка задумчиво посмотрела на Трофима. — Кто это?

— Он же папе посылку делал. Помните?

Бабушка подошла ближе и, улыбаясь, протянула гостю руку.

— Вы будете богатый, — сказала она, — это самый верный признак!

Трофим кивнул бабушке головой, хотя не понял ее слов, и подозвал к себе Сему:

— Передай бабушке, что она может открыть ставни и даже окна. Передай, что бояться нечего.

Сема перевел. Бабушка удивленно пожала плечами:

— Откуда вдруг такой покой?

— Мы здесь, — сказал Трофим, окидывая взглядом комнату.

— А надолго? — поинтересовался Сема. — И что значит — мы?

— Надолго, — ответил Трофим и, положив на стол плотный исчерченный лист, показал Семе: — Ты видишь — это карта. А вот эти кружочки с флажками — города, занятые красными.

— А где же наш уездный город? — недоверчиво спросил Сема.

— Вот!

— А где же наше местечко?

— Вот! — сказал Трофим и, подойдя к окну, открыл ставни. — Видишь? Это идут наши!

— Куда?

— Они идут на фронт. Я с отрядом остаюсь здесь, Сема. Будем жить вместе.

— И кто вы здесь будете? — не унимался Сема.

— Я? — Трофим хлопнул Сему по плечу. — Я, брат, военный комиссар района.

— Это самый главный?

— Да, — кивнул головой комиссар, — главней нет.

Сема встал, внимательно осмотрел Трофима с ног до головы и, повернувшись к бабушке, сказал:

— Вот, видите вы его? Он теперь самый главный в местечке.

— Хорошо, — согласилась бабушка и, смеясь, прошептала что-то Семе на ухо.

Сема расхохотался.

— Бабушка, — сказал он, обращаясь к Трофиму, — не понимает, что делается с вашей головой: то на ней желтая панамка, то, еще хуже, — голубая фуражка.

— Кто на это смотрит? — улыбнулся Трофим. — Передай бабушке, что эта рука, — он протянул свою широкую руку с короткими, словно подрубленными пальцами, — недавно держала руку ее сына!