Сардана Ордахова - Балаган и его обитатели

– Ну, я так не говорил, – смутился Абашикка. – Может быть, у тебя богатая фантазия. Скажи, как ты рассчитала разницу во времени между Австралией и Якутском, где ты сейчас находишься? Это очень трудно! К тому же мы переходим на зимнее и летнее время! Не знаю, переходят ли с летнего на зимнее время в Австралии – кажется, да. Но не обязательно в один и тот же день с нами. К тому же я точно знаю одно – зима там наступает тогда, когда у нас наступает лето, и наоборот! Попробуй рассчитать! И еще – есть ли разница во времени между востоком и западом Австралии, это же большая страна?

– Да-да, насколько я знаю, в Австралии три часовых пояса, – поддакнул Левушка.

Коала выглядела удрученной.

– Я… я… я не знаю, – наконец выдавила она из себя, убитая их аргументами. – Но коалиная почта здесь работает.

– К тому же, Якутия так огромна, что в ней тоже целых три часовых пояса, – решил добить бедную коалу Левушка. – Может быть, наш Балаган находится не в той точке Якутии, с которой ты считаешь.

– Это уж слишком! – возмутилась коала. – Я живу в Якутске!

– Хорошо, а как ты узнаешь время? – улыбнулся Левушка, очень довольный своей шуткой.

– Ну вот, запутали меня совсем, – проворчала коала. – Узнавала же я как-то время, и точно выходила на связь в назначенный час. А сейчас даже не знаю…

Коала задумалась, почесала в затылке, отчего ее прическа чуть помялась, и объяснила:

– Когда я здесь делаю утренний туалет, они там уже завтракают, – по привычке быстро, украдкой посмотревшись в зеркало, чтобы поправить прическу, она продолжила. – Я же коала, мы живем немного не так, как вы, люди. Потом завтракаю я, это занимает немного времени, и мы выходим на связь. Все. Так было всегда. Больше ничего не знаю про ваши пояса.

– Аааа, – с невольным уважением протянул Абаашикка – Значит, когда мы думаем, что ты опять спишь после завтрака, ты входишь в коала-почту?

– Именно, – ответила коала, облегченно вздохнув.

– Может быть, – задумчиво протянул Абаашикка, с новым интересом разглядывая коалу.

– Может быть, может быть, – вслед за Абаашиккой повторил Левушка, снимая и быстро протирая свои очки. – Но кто же тогда разговаривает нашими голосами?

– Да, кто же? – вмешался наконец разделавшийся со своим молоком Кусеныш, прибегая, как всегда, под самый занавес.

– Я знаю, кто это! – страшным шепотом поведала невероятно оживившаяся коала, заблестев глазками. – Это одеяло!

– Ой, да брось ты! Опять за свое – одеяло, одеяло! Одеяла не говорят! – отрезал Левушка.

– Вы все думаете, что это я! Это не я! – замахала лапками коала. Казалось, она вот-вот заплачет от обиды и огорчения. Всем ее опять стало жалко. Она взобралась обратно на облюбованную ножку стула и показала почтенной публике свою возмущенную сутулую спинку, покрытую красивой сероватой шерсткой. Это означало, что она больше не хочет разговаривать.

Балаган, кроме тех двух этажей, про которые мы вам довольно подробно рассказывали, состоит из трех так называемых «миров». Та часть, в которой живут люди, располагается в Среднем мире. Под ним находится подвал, это Нижний мир. Туда никто из обитателей Балагана (кроме Эдьиэйки, конечно) еще не спускался. Неизвестно, как и что там, сколько уровней и все такое. Некоторые утверждают, что там холодно, некоторые, наоборот, что жарко. Для чего подвал, то есть Нижний мир, понадобился Балагану, неизвестно. Наверное, чтобы пугать им непослушных детей. И чтобы была загадка.

Ну и крыша, о которой мы вскользь упоминали в самом начале – это, само собой, Верхний мир. Растет ли на ней трава и пасутся ли там небесные коровы и лошади, тоже пока неизвестно. Никто из детей еще не пытался взобраться на крышу. Трудно представить, как это выглядит, но знающие люди пишут, что там целых девять этажей. Может ли такое быть?

Все это написано в любимой книжке Кусеныша, с которой он не расстается. В этой книжке все про Балаган, и ничего про Францию.

– Ты уверен, что Лик не спрятался в подвале или забрался на крышу? – спросили его однажды вечером ребята.

– Уверен, – твердо ответил Кусеныш. Ему можно было верить. Он никогда не лгал. Не умел. – Я сам видел, как он вышел в дверь, спустился по крыльцу и пошел по улице.

– А ты видел, в какую сторону он пошел? – продолжал расспросы Абаашикка.

Кусеныш неопределенно махнул рукой в сторону ветеринарной клиники, куда ребята ходили недавно тайком от него.

– На объявления никто не откликается, как будто его никто никогда не видел, – вздохнул Левушка.

– Может, все-таки стоит проверить подвал? – задумчиво вопрошал Абаашикка сам себя. – На крышу-то взобраться все равно не сможем. Где ключи от подвала? На кухне?

– Ты что?! – испугались все. – Туда нельзя.

– Мне все равно! – решительно заявил Абаашикка, направляясь на кухню. – Кто со мной?

Левушка неуверенно подался вперед, внутренне протестуя.

– Все, я иду к Эдьиэйке, – не терпящим возражений тоном сказал Кусеныш. – Если тебе, Абаашикка, все равно, то мне тоже все равно, что вы потом назовете меня ябедой. Туда нельзя.

– Пожалуй, он прав… – легко согласился Левушка, заметно обрадовавшись.

Абаашикка разочарованно присвистнул. Затем лицо его просияло. Он бросился к своей тумбочке, и покопавшись в ней, достал какой-то продолговатый предмет.

– Ладно, я пойду один. У меня есть фонарик. – Он помахал им перед носом ребят, щелкая выключателем. – Кусеныш! Тебе не обязательно ходить к Эдьиэйке. Я мигом вернусь! Никто не узнает. Я припас для тебя настоящие солдатские погоны. – Абаашикка достал из тумбочки пластмассовую коробку, в которой хранил свои сокровища. Никому не позволено было прикасаться к вещам, которые там бережно хранились. Иногда перед сном он разрешал желающим ненадолго полюбоваться на: большую свинцовую пулю, тяжелую стреляную гильзу, неполную колоду карт с солдатами и офицерами какой-то иностранной армии, металлическую авторучку, пишущую исчезающими чернилами, пару настоящих морских ракушек. Теперь Абаашикка достал из шкатулки черные погоны с золотистыми буковками, которые удачно выменял в школе на кусок толстой оловянной проволоки, найденный летом на улице.

Он протянул сокровище Кусенышу. Все наблюдали за ними, замерев. Кусеныш облизнулся и сглотнул слюну. Он даже зажмурился и постоял так, кусая губы.

– Нет, я все-таки пойду, – решил он наконец, мотнув головой и неотрывно пожирая взглядом предмет своих вожделений. Он чуть не заплакал от огорчения. – Я должен пойти. Я не могу не пойти. Убери это. – Он глубоко вздохнул, отвел глаза от сокровища и вдруг улыбнулся, как будто избавился от какой-то тяжести. Потом почти весело прибавил. – К тому же, если я не пойду, пойдет Туораах, а его не удержишь. Так что бесполезно, Абаашикка.