Галина Карпенко - Клятва на мечах

Алёша прикладывает часы к уху.

— Они звонят только тогда, когда открываются?

— Только тогда.

Алёша больше не задаёт вопросов.

— Возьмите, — говорит он, возвращая часы. — Спасибо.

* * *

— Мне он не нравится: вялый, безучастный, — сказал главный врач, когда они вернулись в кабинет. — Может быть, положить к нему соседа?

— У нас сейчас нет в отделении детей…

— А взрослого?

— Я подумаю…

Думать Борису Сергеевичу долго не пришлось.

Дежурство у Бориса Сергеевича прошло без огорчений. Можно наконец передохнуть, почитать.

Впереди ещё долгая ночь.

Борис Сергеевич устроился в кресле, раскрыл журнал. И вдруг стук в окно.

Что за чертовщина? Кто это лохматый за стеклом? Чей там чёрный нос?

— Шляются тут, безобразничают! — раздался голос санитарки.

Чёрный нос исчез.

— Впустите их! — распорядился Борис Сергеевич.

Перед ним в больничном коридоре стоял Василий Кижаев.

Борис Сергеевич не сомневался, что это именно он.

— Собаку, пожалуйста, оставь здесь. Никто её не тронет! Оставь, оставь. Идём со мной.

* * *

Кижаев едва успевал за доктором.

— Смотри! В щёлку!

На дверной шторке загнут уголок. Кижаев увидел кровать, на тумбочке стакан с берёзовыми ветками.

— Алексей уже спит, — сказал Борис Сергеевич. — Но я надеюсь, ты ещё придёшь?

Борис Сергеевич не сразу отпустил Кижаева. Он привёл его к себе в дежурку.

С Кижаевым непременно надо поговорить обстоятельно, Кижаев ему может помочь, если поймёт, чего от него хотят.

— Алексей мне о тебе много рассказывал. Ты учишься с ним в одном классе?

— Ага… — ответил Кижаев.

Он нетерпеливо поглядывал на дверь и на вопросы больше не отвечал. Борис Сергеевич не выдержал:

— Если то, что я говорю, не имеет к тебе отношения, то можешь идти!.. Можешь идти! — повторил Борис Сергеевич.

Кижаев мгновенно сорвался с места.

«Почему я так на него понадеялся, на этого Кижаева? — досадовал Борис Сергеевич. — Что он может понять? Любопытный мальчишка. Изображает разведчика — и только. А мой подопечный в него влюблён. Я сам в школе ходил следом за одним дылдой. Завидовал — он выжимает штангу, а я нет. Возможно, это такой же случай».

А Кижаев, путаясь в халате, спешил в раздевалку. Санитарка, приговаривая: «Стой смирно, не рвись!» — развязала ему на халате тесёмочки, и он, нахлобучив кое-как шапку, вырвался из её рук.

Первым делом он освободил из тёмного тамбура Буяна:

— Айда!

С Буяном они наперегонки побежали по сугробам. Скорее, скорее!

На дороге Василий отдышался, но не оглядывался. Кто его знает, этого доктора? Может, он про то, что на горе было, хотел выспросить? А чего выспрашивать?

Василий в школе да со своими дружками бойкий, а тут испугался.

Хорошо хоть, на Бодрова удалось поглядеть.

Бодров спал, когда Василий глядел на него в щёлочку. Но всё равно он его видел.

Нет, теперь дудки! Теперь он больше не попадётся на глаза этому доктору!

Буян бежал по знакомой дороге, помахивая хвостом. Он, наверное, тоже перетрусил в тёмном больничном тамбуре и сейчас подпрыгивал перед хозяином, ластился и даже лаял на радостях.

* * *

Дома, уже лёжа в постели, Василий припомнил всё, что ему говорил доктор.

«Алексей уже молодцом, — говорил доктор, — только скучает».

«А то нет! Конечно, скучает. В больнице кто хочешь соскучится». Василий дня бы в ней не прожил. Как бы его ни умасливали, чем бы ни заманивали.

Непонятные, беспокойные сны тревожили в ту ночь Василия Кижаева.

Перед уходом с дежурства Борис Сергеевич зашел к своему подопечному.

Подопечный расправлялся с манной кашей.

— Добрый день! Как дела?

— Очень хорошо! Очень хорошие дела! — Алёша, улыбаясь, поглядывал на окно.

Что там в окне?

* * *

В окне красовался приклеенный снаружи призыв: «Скорей здоровей!» Под буквами, написанными красным карандашом, два перекрещённых меча.

Алёша ждал, когда же Борис Сергеевич подойдёт к окну и спросит: как это понять?

Но этого не произошло.

— Давай-ка я тебя послушаю! — И как ни в чём не бывало он приложил к Алёшиной груди стетоскоп. — Повернись!.. Отлично! Задержи дыхание…

Пока Алёша сидел к нему спиной, Борис Сергеевич, конечно, смотрел в окно. Алёша не подозревал такой хитрости.

— Дыши! Дыши!.. — повторял Борис Сергеевич.

— Вы ещё долго будете меня слушать?

Алёша знает, что нужно молчать, когда Борис Сергеевич слушает его сердце. Но сегодня, сегодня… Неужели он ничего не увидит?

— Хватит! — Борис Сергеевич похлопывает Алёшу по спине. — Одевайся!

А сам присаживается к тумбочке и что-то пишет.

Как долго он пишет!

— Держи!

На вырванной страничке из блокнота — два перекрещённых меча!

Алёша готов вскочить! Он готов встать на голову вверх ногами.

— Спокойно, спокойно, — говорит Борис Сергеевич. — Я его пущу, твоего Василия, если он изволит прийти.

— Он изволит, он изволит! — торопится уверить Алёша.

— Посмотрим. На всякий случай я выпишу ему пропуск, но только при условии… — Борис Сергеевич старается быть строгим. — Прежде всего ты обязан не нарушать нашего с тобою режима.

— Я не буду нарушать!..

— Изволь после обеда спать.

— Я буду спать. Я… знаете что, я попрошу за обедом добавочку, — обещает Алёша и лукаво улыбается.

— Проверю.

Борис Сергеевич смотрит на пустые тарелки, за которыми пришла после завтрака санитарка.

— Он у нас сегодня золотой, — говорит она.

— Прекрасно! Я, кажется, разрешу навестить его некоему посетителю, если тот будет точным, — говорит Борис Сергеевич. У него всё-таки сомнение, поэтому и оговорка.

— Он очень точный! Он даже в школу приходит раньше всех. Ещё никого-никого нет. Вы знаете, он…

— Не размахивай руками! — останавливает Алёшу Борис Сергеевич. — Я всё понял. Я обещал, и я выпишу пропуск.

Разве есть ещё на свете такой доктор?!

— Два меча — это клятва! — говорит Алёша. — Если вы мне поклялись, я буду верить вам всю жизнь!

Борис Сергеевич понимает свою ответственность за клятву. Он от неё не отступит. Ну, а если Кижаев забудет про два меча? Заиграется с ребятами и не придёт?

* * *

Борис Сергеевич ждал Кижаева весь следующий день. Он даже спрашивал у санитарки — не приходил ли мальчик с собакой? Уже под вечер он зашёл в палату.

Алёша встретил его как заговорщик:

— Он приходил!

— А пропуск?

— Он приходил без всякого пропуска…

На окне вместо призыва «Скорей здоровей!» красовался собачий портрет. С внутренней стороны тоже белела бумажка.

— Можно? — спросил Борис Сергеевич и, получив Алёшино разрешение, попытался ознакомиться с ответным посланием.

— Очень крепко приклеено, — сказал Алёша. — Екатерина Гавриловна приклеила его клеем.