Нина Семушина - Те, которых не бывает [litres]

– Я так понимаю, нет. Она говорит, что даже мою жизнь не раз меняла, чтоб я к кому-то вовремя доехал, но я, конечно, не помню. Хотя было бы смешно, если бы мне вечером перед сменой звонила и говорила, к примеру: «Валерий, повтори вот это вот и вот то, тебе с утра роды принимать». И надеюсь, что я сам где-то в несостоявшемся мире, ну, никогда не умирал. Но если даже… ну… она не скажет. Зато пару раз помогала сгонять в уже закрывшийся магазин.

Валера надолго замолчал. Аня домыла окно и спрыгнула на пол, слишком лёгкая и весёлая для воскресного осеннего утра, как будто она не работала санитаркой, а, например, играла её в кино. Аня протёрла подоконник, села на него и свесила ноги на улицу. Хм. Рыжая, из кардиологии? Асю она видела не раз, но познакомиться с ней по-человечески не успела. И честно говоря, не стремилась.

– А остальные?

– Ну… кудрявый, Ян, плохие сны меняет на хорошие. В университете учится, на филфаке, такой Казанова. Но вообще он ничего так парень. Есть Игорь Иваныч, он вообще инженер, но вроде друида, отвечает за парк на трамвайном кольце. Он крутой мужик, умный очень. Максимилиан Генрихович… с ним вообще непонятно ничего. То мне кажется, что уж он-то нормальный человек, то вдруг он будто мысли читает. Но может, он просто специалист хороший, я не знаю. Я его как-то спросил, мол, человек ли Аська. Он и говорит: ты ж сам её мне привёз, человеческая у неё лёгочная гипертензия? Вполне, говорю, человеческая. Ну а чего, говорит, спрашиваешь тогда. Так что чёрт их знает, кто они – болеют вполне как люди. Выглядят вроде тоже. Аська говорила, что есть ещё, но я их не знаю. И хорошо – потому что я со всеми обычно по работе знакомлюсь. И если я их не знаю, то, значит, у них всё хорошо.

– Ясно. Будешь яблоко? Мама с дачи привезла. – Аня дотянулась до сумки, стоявшей на прикроватной тумбочке, извлекла одно, большое и красное, и кинула Валере. – А Сашу ты знаешь?

– Какую Шашу? – прочавкал в ответ Валера.

– Никакую, неважно. – Аня тоже достала яблоко и взвесила на ладони. За дверью палаты уже раздавались шаги, голоса, проехала в столовую тележка с завтраком. Нехотя, медленно и лениво, но неизбежно наступал новый день. Гулко хлопнула входная дверь отделения.

– Где Иванова? – Голос Максимилиана Генриховича уже летел по коридору, знаменуя собой конец прекрасной эпохи. – Интересно, почему она моет окна у вас в отделении, когда работает у меня.

Спустя менее чем минуту Макс воздвигся в дверном проёме и скептически разглядывал Аню и Валеру, сидящих на подоконнике, и сияющее свежевымытое окно.

– Анна, а вам не пора инструменты стерилизовать? – поинтересовался доктор, недовольно оглядывая палату. – Вы что, решили все окна в отделении сестринского ухода перемыть?

– Окна мы уже перемыли, а инструменты я уже простерилизовала. Ночью. Днём я сегодня вообще-то не работаю. – Аня криво усмехнулась, но, увидев, как у Максимилиана Генриховича вытягивается лицо, миролюбиво добавила: – Хотите яблоко?

В медицинское училище Аню приняли в конце августа – экзамен она сдавала в гулкой свежевыкрашенной аудитории в гордом одиночестве. Вид Аня в строгом костюме и на костылях имела героический и слегка безумный, но сдала хорошо – прямо-таки удивительно хорошо, по мнению комиссии.

На крыльце её ждали Андрей и мама с букетом георгинов, а также Максимилиан Генрихович – он стоял в отдалении, безостановочно курил и на вопрос, зачем он вообще пришёл, ответил, что на экзаменах людям обычно нужна удача. Аня разозлилась. Как только сняли гипс, она устроилась санитаркой в реанимацию краснокирпичной больницы – чтобы случайно опять чего-нибудь не сломать. Маме она сообщила, что карьеру в медицине надо начинать с азов, поэтому нет, в школу преподавать она больше не пойдёт, а что у санитаров зарплата маленькая – ну, что делать.

О внеочередном экзамене доктор в заклеенных изолентой очках, видимо, просто с кем-то договорился, тем более что большой толпы желающих учиться в медучилище не наблюдалось. Путешествия во времени, о которых говорил Саша, доктор продолжал отрицать. Аня быстро поняла, что говорить с ним о людях, которых она про себя окрестила супергероями-неудачниками, бессмысленно.

– Если бы в мире существовали чудеса, у меня не было бы работы, – мрачно отвечал Максимилиан Генрихович.

Аня пожимала плечами и шла дальше работать, благо работа находилась всегда. Не в реанимации – значит, где-нибудь ещё.

Валера познакомился с Аней в кабинете у Макса всего месяц назад, но уже настолько привык, что казалось, она была здесь всегда. От Яна и Аси фельдшер уже знал драматическую историю про удачу и Максимилиана Генриховича, но не особенно в неё верил. Рациональный Валера предпочитал впускать в свою жизнь необъяснимое только тогда, когда точно не получалось ни объяснить, ни игнорировать. Да и Аня никак не производила впечатление несчастной и уж тем более неудачницы.

Училась Аня хорошо, хотя на контрольных ей привычно не везло. Но судя по тому, что все её конечности были целы, а пациенты Максимилиана Генриховича не начали драматически ухудшаться, небесную канцелярию устраивало такое положение дел. Или, думала Аня, судьба просто закрыла на неё глаза.

…Октябрь перевалил за середину. На деревьях не осталось ни одного зелёного листа. С железнодорожной станции доносились жалобные, как птичьи крики, гудки электричек. Город вспоминал свои сны и улыбался им. Аня сидела на подоконнике, болтала ногами и ела яблоко.

Невидимый Ян Малинин, летевший, очевидно, к брату, над крышей соседнего дома вошёл в левый штопор – своеобразная у этого парня была утренняя зарядка – и, пытаясь выровняться, задел ботинком антенну. Он тихо порадовался про себя, что на этот раз это произошло хотя бы не на глазах у Сашки, и пообещал себе взять в библиотеке учебник физики и прочитать наконец, что такое угловая скорость.

Сашка неподвижно стоял у больничного забора, курил и смотрел, не отрываясь, на окно четвёртого этажа.

Школьная раздевалка в воскресенье была пуста. Только солнце чертило на полу свои классики при помощи оконной рамы, и зонтики висели на крючках, как ещё не распустившиеся бутоны. Вчера солнечно было, вот дети зонтики-то и позабывали. А зря, ведь через двадцать минут погода испортится, и гулять им под дождём до самого первого снега.

Пойдёт дождь, неприкаянный и серый, как помоечный кот Васька, что живёт за школой. Ох, надо бы ему колбасы купить: сегодня-то вопрос с его питанием решится, но через неделю «Докторская» подорожает на целых пятнадцать рублей. А сосисок молочных в магазине и вовсе до декабря не будет… Но Ваське осталось недолго жить при школе: с третьей четверти в школу переведётся в 7 «В» новенькая по имени Тоня и заберёт его домой. Мама, конечно, поскандалит, но привыкнет. Хотя валерьянкой в квартире пахнуть будет ещё долго – к Васькиному удовольствию.