Анка Штурм - Поезд ночных теней [litres]

– Что это всё значит?! – охнул Касим.

Дотронуться до вещей отважилась Пегс. Она подняла брюки мадам Флорет, а затем и блузку, от которой всё ещё шёл пар.

Флинн молчала. Она точно знала, что это значит: мадам Флорет попала в паровой шкаф Стуре. Высокая температура в нём выжгла из её тела весь холод и всю магию, и от неё ничего не осталось, кроме одежды.

– Я сказала Стуре, что ему нужно завязывать с изобретениями, – наконец выдавила Флинн, содрогаясь от ужаса. – Ты не тинкер, сказала я. У тебя нет для этого нужных знаний. Это может стоить жизни, сказала я, – задохнулась Флинн. – Но он меня не послушал.

Пегс взглянула на одежду в своих руках. Казалось, её вот-вот вырвет.

– Мадам Флорет была уже мертва, – тихо предположил Касим. – Я хочу сказать – её душа.

Флинн не ответила. Она вспомнила, как увидела мадам Флорет под поездом, её дикую ухмылку и безжизненные тёмные глаза. Вероятно, Касим прав, но это не делало ситуацию менее ужасной. С той ночи, когда пропал Йонте, Флинн ещё ни разу не было так скверно.

Они стояли оцепенев, ошеломлённые смертью человека.

У них за спиной хлопнула железная дверь, и в хозяйственный вагон вошёл повар Рейтфи.

– Что вы тут делаете? Машинист Генри нашёл все запасы еды в бывшем купе мадам Флорет. Бог знает, как они туда попали. Но в любом случае, я сейчас организую из них праздничное застолье. – Его взгляд упал на кучку тряпья у парового шкафа, и голос его оборвался.

Флинн беспомощно взглянула на него.

Когда Даниэль услышал, что случилось с мадам Флорет, он велел остановить поезд в лощине. Флинн испытывала настоятельную потребность поговорить с ним. Ей хотелось убедиться, что он действительно опять взрослый, услышать его спокойный голос – ей просто хотелось, чтобы он её утешил. Но у Даниэля не было на это времени. Едва взглянув на неё в хозяйственном вагоне, он тут же направился к паровозу.

Казалось, Флинн с Пегс и Касимом прождали в хозяйственном вагоне целую вечность. Они не могли оторвать глаз от пропитанной влажным паром одежды мадам Флорет. А затем в вагон вошёл Вильмау – взрослый, с редкими волосами и в своём розовом джемпере, который снова стал ему слишком тесен.

– Простите, – вырвалось у Флинн, едва он повернулся к ней. – Вы были правы: семь дней назад там была тень. Это мадам Флорет прокралась в поезд. Но я этого не знала. Я очень боялась, что меня поднимут на смех, если я подтвержу ваши слова. – Она сделала глубокий вдох – несмотря на разбитые окна, ей опять не хватало воздуха. – Если бы я их подтвердила, этой ночью ничего бы такого не случилось.

Вильмау озадаченно смотрел на неё. Руки его неловко дрогнули, словно он собирался потрепать её по плечу, но передумал.

– Со мной бы никто не согласился, – попытался он утешить её. – Вы, павлины, считаете меня параноиком, я прекрасно это знаю.

Флинн чувствовала себя страшно неловко и не знала, что на это ответить.

– Именно так мы и считаем, – деловым тоном сказал Касим. – Вы боитесь вести уроки, и у вас есть этот дурацкий список палочек. Без него вы бы производили впечатление более уверенного в себе человека.

Пегс сделала большие глаза.

– Касим! – прошипела она, пихнув его локтем в рёбра. – Ты дурак или совсем ослеп? Ему уже не десять лет!

Вильмау нервно отмахнулся, словно отгонял пчелу.

– Нет-нет, всё в порядке, – сказал он, хотя, судя по его лицу, в его жизни ничего не было в порядке уже много лет. – Я не хотел никому рассказывать, но, может быть, тебе это как-то поможет, Флинн Нахтигаль.

Флинн вздрогнула. Это прозвучало так, словно он собирался поведать ей что-то значительное, очень важное, какую-то тайну.

– Что вы хотите сказать? – затаив дыхание, спросила она.

Вильмау нервно потеребил пальцами джемпер.

– Твой брат, – тихо сказал он. – Йонте Нахтигаль. Появившись в поезде, он сразу же основал группу северных енотов. Под его предводительством они всем жутко досаждали. Они строили учителям всякие каверзы и мешали проводить уроки. Я до сих пор помню, как Йонте своими остротами и розыгрышами позорил меня перед всей школой. Такой маленький глупый мальчишка – а я не мог ему противостоять! Никогда прежде я не чувствовал себя настолько униженным, как в то время, когда в поезде был твой брат.

Не веря собственным ушам, Флинн как громом поражённая во все глаза смотрела на Вильмау. Ещё никто и никогда не отзывался о Йонте так плохо. Ну да, Обри Бейкер утверждает, что Йонте во Всемирном экспрессе чего-то боялся. И Фёдор считает Йонте идиотом. Но сейчас… эти слова из уст учителя… Флинн почувствовала, как от ужаса у неё закружилась голова.

Вильмау продолжил:

– Твой брат считал, что он остроумен и неотразим, а на самом деле он вёл себя ужасно. Не прошло и нескольких недель, как я уже стал бояться столкнуться с ним где-нибудь в поезде. Я ведь тоже всего лишь человек, понимаете? Он сделал меня трусом.

Флинн не шевелилась. Она оцепенела. Казалось, будто кто-то поменял одну реальность на другую, как два слайда в одном диапроекторе.

Пегс с Касимом выглядели ошеломлёнными.

– Вы уверены, что говорите о брате Флинн? – осторожно спросила Пегс. – Может, вы его с кем-то путаете? Ведь он был славным и жизнерадостным – правда, Флинн? Так ты нам рассказывала.

Флинн только и смогла что пожать плечами. Она не знала, что на это сказать. Она чувствовала себя вруньей – и в то же время так, словно её обманули с выигрышем в лотерею.

Вильмау шумно вздохнул.

– Ну, хватит об этом, – распорядился он. – Теперь подождём дальнейших указаний Даниэля.

Павлинов отослали в купе голодными и растерянными. Рейтфи вместо праздничного застолья приготовил поминальную трапезу, а Даниэль по радиосвязи отправил в центральное бюро Всемирного экспресса сообщение с просьбой дать совет. Поезд снова стоял, но на этот раз это напоминало затишье после бури. Над всеми двадцатью четырьмя вагонами нависла тишина.

Было раннее утро, но Флинн не могла сидеть в своём купе. Платья Пегс, её боа и постеры казались бесцветными и печальными. Как клоуны после представления.

– Может, Вильмау и прав, – вслух размышляла Пегс. – Может, Йонте раньше был милым, а потом билет и большое будущее вскружили ему голову. Понимаешь, что я хочу сказать? Он наверняка не делал ничего плохого сознательно. Просто немножко одурел от радости…

Флинн сбросила с себя старое пальто.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она и, захватив узкий бумеранг, вышла в коридор, не дожидаясь Пегс.

Вообще-то она думала так же: Йонте просто не мог быть таким негодяем, как рассказывал Вильмау. Скорее всего, Вильмау врёт. Йонте не был таким злым. Не может же быть, чтобы подающий надежды замечательный человек вдруг превратился в такого идиота, ведь так?