А Богуш - Черепашки-ниндзя и Чародей Зеленого Острова

— Вы плохо выглядите,— заметил незнакомец, вглядываясь в меня.

— Кружится голова... Здесь очень душно,— нервно откликнулся я, пытаясь скрыть свое заме­шательство.

Но он, точно не слыша, нагнулся ко мне и, воз­дев длинный палец, таинственно проговорил:

— Они настоящие, ясно?

Глаза его странно расширились. Он шепотом предложил:

— Хотите узнать их историю?

Вагон качало, было шумно, и я, подумав, что ослышался, переспросил. Мой собеседник утверди­тельно кивнул:

— Да, историю их жизни. Точнее сказать, жизни этого старика.

— Вы... Вы хотите сказать, его юности? — Вопрос мой, впрочем, тоже был за гранью разум­ного.

— В ту пору ему исполнилось двадцать пять... Я ждал продолжения, словно речь шла о живых людях, и незнакомец, заметив мое нетерпение, просиял.

Вот та невероятная история, что я от него услы­шал.

— Я помню все до мельчайших подробностей, — начал он свое повествование. — Я прекрасно помню тот день, когда брат превратился в это, — он ткнул пальцем в картину.— Мы с братом жили тогда в родительском доме, в центре большой столицы. Отец был торговцем и держал лавку.

Незадолго до этого случая в парке выстроили знаменитую огромную башню. И вот мой братец взял за привычку каждый день любоваться с нее видом на город. Должен заметить, что брат мой во­обще отличался некоторой чудаковатостью: он был страстный охотник до всего новомодного и ино­странного... Этот бинокль он приобрел в одной ан­тикварной лавке — за огромные деньги. Прежде он якобы принадлежал какому-то чужеземному капи­тану.

Говоря «мой братец», незнакомец указывал на картину, словно бы рядом с нами сидел живой чело­век. Я понял, что он не отделяет своего реально су­ществовавшего брата от старика на картине. Мало того, он обращался к картине, как к реальному че­ловеку. Но что самое удивительное, и сам я ни на мгновенье не подвергал эту связь сомнению. Вид­но, оба мы существовали в тот вечер в ином, фанта­стическом мире, черепахи!

— Вам доводилось когда-нибудь подниматься на эту башню? Нет? Ах, как жаль! Чудесное здание. Можно было только дивиться — что за кудесник его построил. По слухам, проектировал башню ка­кой-то итальянский архитектор. Должен сказать, что в те времена в парке много было любопытных аттракционов: человек-паук, танец с мечами, ба­лансирование на мяче, уличные фокусники. Да, и еще Лабиринт, где легко можно было заблудиться в хитросплетениях зеленых проходов. А в центре парка возвышалась гигантская башня, сложенная из кирпича. Поистине, то было удивительное соору­жение — высотой более восьмидесяти метров, увенчанное восьмигранной крышей, походившей на китайскую шляпу. Из любой точки города, где бы вы ни находились, было видно это красное чу­дище.

Итак, весной мой брат приобрел бинокль. Собы­тия начали разворачиваться вскоре после того. Брат стал каким-то странным. Отец всерьез беспо­коился, что он повредился в рассудке; я, как вы понимаете, тоже переживал за своего горячо любимого брата. Он почти ничего не ел, дома больше отмалчивался, запершись у себя, часами предавал­ся раздумьям. Брат похудел, щеки ввалились, лицо у него приобрело нездоровый оттенок, и только глаза лихорадочно блестели.

Каждый день он до самого вечера не появлялся дома, точно ходил на службу. Сколько мы ни пыта­ли его, брат не говорил нам, где бывает. Матушка со слезами умоляла открыть, что его гложет, но толку так и не добилась. Это продолжалось около месяца.

Вконец отчаявшись, я решил выследить, где про­падает мой братец. Матушка тоже просила меня об этом.

...День был унылый, пасмурный, как сегодня. И вот вскоре после обеда по уже укоренившейся привычке брат куда-то собрался: надел черный костюм и вышел, прихватив бинокль. Я крался сле­дом, стараясь не попасться ему на глаза. Неожиданно брат на ходу вскочил в трамвай, следовавший в направлении парка. Дожидаться следующего ва­гона было бессмысленно; я сел в машину и велел держаться за трамваем, в который сел мой брат.

Братец сошел. Я тоже отпустил машину, соблю­дая осторожность, тенью последовал за братом. И как вы думаете, куда мы пришли? К храму в пар­ке. Брат миновал ворота, не останавливаясь, про­шел мимо храма, мимо павильончиков с аттракцио­нами, теснившихся за храмовыми постройками, и, проталкиваясь сквозь толпу, подошел к той самой башне. Уплатив за вход, он скрылся в ее недрах, а я буквально остолбенел от изумления: мы и предста­вить себе не могли, что именно здесь пропадает мой брат! В ту пору я был совсем юн и, конечно, вообра­зил, что его околдовал злой дух башни.

Сам я только раз поднимался на башню, да и то вместе с отцом: отчего-то она вызывала у меня непонятное отвращение; но поскольку именно там скрылся брат, я без колебаний устремился следом.

...Я поднимался по узкой каменной лестнице, на один виток отставая от брата. Внутри было мрачно и сыро, как в склепе. На стенах висели жутковатые, изображавшие батальные сцены картины, написан­ные маслом,— тогда еще довольно большая ред­кость. Словно залитые брызжущей кровью, полот­на зловеще алели в тусклом свете, сочившемся че­рез оконца. Спиральная, как раковина улитки, лестница виток за витком вела вверх. Под самой крышей была открытая площадка, огороженная перилами. Выйдя из сумрака на яркий свет, я не­вольно зажмурился.

Облака плыли прямо над головой; казалось, я могу достать их рукой. Внизу беспорядочно лепи­лись друг к другу крыши домов, вдали темнел форт, за ним виднелся залив. Прямо под собой я увидел маленький, как кукольный домик, храм; среди крохотных коробочек-павильонов сновали человечки, у которых сверху различимы были лишь ноги и головы.

Несколько посетителей, негромко переговари­ваясь, восхищенно любовались раскинувшимся видом. Брат стоял поодаль и не отрываясь, смотрел в бинокль на храм. Поразительной красоты было зрелище! Фигура брата в черном бархатном одея­нии отчетливо вырисовывалась на фоне серых об­лаков: он стоял задумчивый, отрешенный от всего земного, словно святой на картине европейского живописца. Я не решался окликнуть его...

Однако, памятуя матушкин наказ, я все же осме­лился приблизиться и робко спросить: «Братец, куда ты смотришь?» Брат резко обернулся, и на лице его промелькнуло неприязненное выражение. Он не ответил. Но я не унимался: «Братец, ты ве­дешь себя очень странно. Отец и матушка просто места себе не находят от беспокойства, все гадают, что с тобой происходит. А ты, оказывается, ходишь сюда! Зачем, брат? Братец, ради всего святого, откройся мне, мне-то можешь довериться, прав­да?»

Брат упорно молчал, но я тоже не отступал, и он, наконец, сдался. Однако ответ его поверг меня в еще большую растерянность, ибо история оказа­лась совершенно немыслимой.