Кай Майер - Мерле и Стеклянное Слово

А Мерле-то думала, что Юнипа вообще не умеет плакать.

Она сунула руку в карман платья и, вытащив магическое водяное зеркало, протянула его Лалапее.

— Вот. Оно, я думаю, твое. В нем этот призрак… Обещай, что отпустишь его на волю, если выберетесь отсюда целыми и невредимыми.

Лалапея, не глядя, взяла у нее зеркало. Ее взгляд был прикован к дочери.

— Не делай этого, Мерле.

Мерле обняла ее.

— Прощай. — Ее голос дрожал от слез, но она быстро взяла себя в руки. — Я всегда знала, что ты есть, где-то там.

Лицо Лалапеи побледнело и застыло. Она не могла поверить, что дочь, так недавно обретенная вновь, так скоро ее покинет.

— Это твое решение, Мерле. — Она нервно усмехнулась. — Все родители повторяют одну и ту же ошибку: не желают признавать, что их дети могут принимать собственные решения. Но, похоже, ты не оставляешь мне иного выхода.

Мерле смахнула слезы и в последний раз обняла мать. Потом попрощалась с Ункой и с остальными, избегая несчастного взгляда Юнипы, и наконец подошла к Серафину.

В глубине зеркального храма бесновался и вопил Сын Матери. Его крики становились все более яростными и нетерпеливыми.

Серафин обнял Мерле и поцеловал ее в лоб.

— Я не хочу, чтобы ты это делала.

Она усмехнулась.

— Я знаю.

— Но для тебя это ничего не значит?

— Нет… нет, я понимаю… нет.

— Не надо было нам входить в этот дом. Тогда ничего бы не случилось.

Мерле чувствовала исходившее от него тепло.

Если бы мы не спасли Королеву от египтян… кто знает, что случилось бы. Может, все было бы намного хуже.

— Но мы бы сохранили друг друга.

— Да. — Уголки ее губ трепетали, как крылья бабочки. — Это было бы прекрасно.

— Мне наплевать на весь свет.

Мерле покачала головой:

— Вовсе тебе не наплевать, и ты это знаешь. Даже Дарио так не считает. Он это сказал не всерьез. Он скоро передумает. Может быть, уже завтра. Когда-нибудь. В точности как ты. Боль пройдет. Она всегда проходит.

— Позволь уйти мне, — сказал Серафин настойчиво. — Если Королева может, пусть она перейдет в меня, пусть возьмет мою силу, чтобы пробудить свое тело!

— Почему я должна уступить тебе? Я же не уступила Юнипе!

— Потому что… тогда ты смогла бы остаться с Юнипой. Ведь она твоя подруга.

Она улыбнулась и ткнулась носом в его нос.

— Неплохая идея.

Потом легко поцеловала его в губы и отпрянула.

— Он правильно говорит, Мерле, — подавленно сказала Королева. Я могла бы переместиться в него.

«Нет», — мысленно отрезала Мерле и обернулась к Фермитраксу.

— Пора!

Огромные глаза обсидианового льва сверкали.

— Я буду слушаться тебя. До конца. Но ты должна знать, что это не мое желание.

— Ты не должен мне подчиняться, Фермитракс. Я просто обыкновенная девочка. Но ты все понимаешь, ведь так? Ты знаешь, что я права.

Фермитракс однажды был готов пожертвовать собой ради своего народа. Он должен ее понять.

Он повесил голову и молчал. Мерле взобралась ему на спину и, перегнувшись через парапет, заглянула в бездну. Она увидела, как Сын Матери медленно подбирается к статуе.

Приблизившись к лежащему на помосте трупу Секмет, он стал скрести по полу когтями. Зеркальный пол под водяной поверхностью растрескался на тысячи серебряных созвездий.

Мерле в последний раз оглянулась назад. Лев уже подошел к балюстраде и распростер крылья.

Юнипа не отрывала от нее заплаканных глаз. Казалось, она была готова броситься к ней, чтобы удержать Фермитракса. Мерле улыбнулась подруге и покачала головой.

— Нет, — прошептала она.

Унка, поддерживаемая двумя мальчиками, с трудом выпрямилась, несмотря на сломанную лодыжку. Раненая нога не позволила ей вмешаться в события. А ведь она появилась на свет вовсе без ног. В этом была особенно злая ирония судьбы.

Мальчики тоже провожали Мерле смущенными взглядами. Дарио сжимал зубы с такой силой, словно хотел разжевать железо. Тициан тщетно пытался сдержать единственную слезу, катившуюся по щеке.

С Лалапеей творилось что-то странное. Ее тело как бы замерло в миг перехода из человека в сфинкса.

Она не сводила глаз с дочери, и у Мерле впервые появилось ощущение, что Лалапея ей не чужая, не просто датская рука внутри водной глади. Это была ее мать. Наконец-то они обрели друг друга.

Фермитракс подошел к балюстраде. Дважды его крылья взметнулись и опустились, словно он проверял их на управляемость.

«Даже он тянет время», — растроганно подумала Мерле.

— Пора, — встревоженно произнесла Королева. — Не то он сейчас разрушит мое тело.

Передние лапы Фермитракса оторвались от пола.

За его спиной раздался крик. Кто-то звал Мерле по имени.

Внизу Сын Матери краем глаза заметил движение обсидианового льва на балюстраде. Из его пасти вырвался первобытный вопль, от которого задрожали зеркальные стены и вспенилась вода на полу.

Серафин бросился вслед за Фермитраксом. В тот миг, когда лев готов был подняться, мальчик тоже оттолкнулся, прыгнул вперед, обеими руками вцепился в шкуру и разом оседлал льва, оказавшись за спиной Мерле.

— Я с тобой! Все равно куда, но я — с тобой!

Лев не дрогнул, не оглянулся. Чудовище их заметило. И, несмотря на второго седока, Фермитракс круто спланировал вниз, прямо на Сына Матери. Тот испустил жуткий вопль. Нужно было положить этому конец. Любой ценой.

— Ты сошел с ума! — только и успела крикнуть на лету Мерле.

— В этом мы похожи! — отозвался Серафин сквозь свист ветра и шум бурлящей вокруг воды.

Мир погружался в грохот бури и сверкающего серебра.

Фермитракс целил в мощный череп Сына Матери. По сравнению с прародителем сфинксов лев казался маленьким, как насекомое. Но это рычащее насекомое, закаленное в лаве Каменного Света, полное решимости и бешеной энергии, являло собой впечатляющее зрелище.

Все остальные, сгрудившись наверху, у балюстрады, глядели вниз. Их лица посерели, как лед, растекавшийся вокруг потоками воды. То, что Сын Матери их обнаружил, уже не играло роли. Что бы ни случилось, от них уже ничего не зависело.

Огромный сфинкс отступил на шаг от статуи своей матери, обернулся и, раскрыв пасть, зарычал на Фермитракса. От его рыка сердце Железного Ока вздрогнуло, высокий зеркальный храм зашатался.

Вода на полу пенилась и бурлила, как в ведьмином котле. Огромное чудовище бесновалось, забыв о прежней осторожности и становясь все опаснее. Тысячелетия оно неподвижно пролежало в глубине Лагуны, Теперь, обретя невероятную энергию, оно могло бы одним ударом прихлопнуть Фермитракса.

Обсидиановый лев увернулся от многопалых лап и подлетел так близко к одной из стен, что Мерле смогла увидеть в зеркале себя и Серафина. Отражение все увеличивалось и увеличивалось и наконец пронеслось мимо, как цветное пятно, когда Фермитракс сделал резкий разворот и помчался обратно. Сфинкс яростно зарычал и попытался поймать льва в воздухе, как назойливого комара, но опять промахнулся. От виражей Фермитракса у Мерле и Серафина перехватило дыхание, но все же назойливый комар снова и снова жалил огромного сфинкса.