Келли Маккалоу - Дитя огня и волшебная корона [litres]

– Совсем не помню, – ответил я. – А что было дальше?

– Мы с другими родителями остановили драку. Однако мне пришлось буквально тащить тебя домой. Ты рвался и хотел догнать и наказать обидчиков. Ты злился и твердил, что это неправильно. Знаешь, какой урок я извлекла?

Я покачал головой:

– Без понятия.

– Я в тебя верю.

– А?

– У тебя храброе сердце, Кальван, – улыбнулась мама. – Вот чувство самосохранения, возможно, паршивое, но сердце храброе. Поэтому я отдала тебя в Демократическую школу.

– Ничего не понимаю. Я думал, что из-за конфликтов с учителями в прежних школах.

– Из-за этого тоже, но в основном из-за характера. Ты не сможешь прогибаться, будучи уверен, что прав. Это принесёт пользу, когда ты вырастешь, но сейчас это опасно.

– Что? Почему?

– Потому что мир заточен против маленьких бунтарей, не желающих прогибаться под взрослых. Школа создана не для того, чтобы воспитывать академиков. Её сверхзадача – лепить людей по шаблону. Но ты не прогибаешься. Большинство учебных заведений не готовы принять независимость. А ты недостаточно силён, чтобы с ними справиться. – Она снова улыбнулась. – По крайней мере, пока.

– Серьёзно?

– Абсолютно, – кивнула она. – Причина в твоей искренности. В мире нет ничего сильнее. Не знаю, каким ты станешь, когда вырастешь, но верю, что удивительным. Единственное, чему тебе стоит научиться, – это слушать своё сердце.

Я не знал, что ответить. Внутри разливалось тепло, и я чувствовал, как щёки начинают пылать.

– Спасибо, мам. Я… просто спасибо.

– Не за что, Кальван. Возможно, это не совсем то, что ты бы хотел услышать, но мне важно, чтобы ты это услышал. Теперь более конкретная просьба: помоги найти на чердаке вулканский костюм твоего прадедушки. Он много значил для бабушки, и я очень хочу его отыскать.

Она мечтательно улыбнулась, явно предаваясь приятным воспоминаниям:

– Дедушка был очень хорош собой. И рост у тебя примерно такой же. Думаю, ты будешь просто фантастически выглядеть в его красном наряде. – Улыбка перешла в усмешку. – Мы должны его найти! У нас много времени, ведь тебе не надо торопиться в школу. А я даже не попытаюсь сесть сегодня за руль. – Она кивнула на окно.

Следующие несколько часов мама, Спаркс и я провели на чердаке. Предыдущий владелец дома хотел сделать из него отдельную квартиру и даже навёл там порядок. Но он не заботился о деталях: отсутствовала дверь в ванную комнату, не было розеток, выключателей, облицовки окон. Поэтому мы использовали чердак как кладовку.

Когда бабушка Элиза умерла, все её вещи просто собрали и перенесли на чердак. Каждый раз, когда Оскар предлагал что-то изменить, мама отдалялась, уходила в прострацию и пребывала в таком состоянии несколько недель. Поэтому вещи пылились здесь годами. Мы перекопали огромный ворох вещей, пытаясь отыскать деревянную коробку, которую описала мама. Она утверждала, что коробка напоминает китайскую шкатулку, но ничего подобного не попадалось.

Костюм как в воду канул. Зато отыскалось много других сокровищ из маминого детства. В какой-то момент Спаркс прошептал, что на некоторые стоит взглянуть ещё разок, но не сейчас, когда они вряд ли пригодятся.

К обеду мы сдались. Если Оскар и находился где-то неподалёку, то явно избегал нашего общества и не вышел из подвала. Мы потеплее оделись и прошли несколько кварталов до любимого мексиканского ресторанчика. Намело огромные сугробы, было очень холодно, однако ресторан работал, благо семья, которая им управляла, жила в доме через переулок.

Это был первый из множества морозных дней. Получив власть, зима разгулялась не на шутку. Над Сент-Полом повисла огромная тёмно-синяя туча. При этом зима на остальной территории страны оказалась рекордно тёплой. Синоптики без умолку твердили о полярном вихре и арктической вспышке . Может, в этом и крылась доля правды, но мы со Спарксом знали, что истинной причиной стал гнев Короля Зимы.

Мы потратили уйму времени, пытаясь понять, как правильно поступить с Оскаром, его контролем над Северной Короной и этой штукой из подвала. Дэйв всегда находился рядом. Снова и снова мы размышляли о том, что в конце пути ожидает только холод и пустота. Спустя некоторое время я стал спать спокойнее, но слишком часто с включённым светом. Мы топтались на месте, а до Рождества оставалось всего ничего.

Портрет мальчика с кроликом. Вторник, двадцатое декабря. Последний день перед зимними каникулами. Мы со Спарксом, окружённые реквизитом, сидим под главной сценой школы и очень переживаем за завтрашний день.

– День зимнего солнцестояния особенный, – сообщил Спаркс. – Самая длинная ночь в году и пик сил зимы. Опасное время для таких, как мы, – рождённых под огненной стихией. Будь у меня выбор, я бы сбежал на юг как минимум неделю назад. Но раз я тут застрял, то предлагаю залечь на дно на неделю или две, пока давление не спадёт, и притвориться, будто не знаем, что твой отчим – Король Зимы.

Я замотал головой:

– У меня каникулы. Большую часть дня дом будет в нашем распоряжении. Впервые в этом году появится идеальная возможность проникнуть в подвал незаметно.

Моё беспокойство росло. Казалось, что очень скоро должно что-то произойти и нужно успеть вовремя это что-то предотвратить.

– Мы должны использовать любой шанс.

Спаркс поднял лапу:

– Как? То, что мы знаем, не вселяет надежды на возможность победы. Ребёнок-маг и на три четверти обессиленный огненный заяц вряд ли одолеют Короля Зимы на пике славы на родной земле.

– Давай расширим круг поисков.

– Опять же, как?

– Не знаю! – огрызнулся я.

– Зато я знаю.

Голос звучал тихо и спокойно, но я отлично знал, что за этим скрываются холод и злость.

– Джош?

В ответ зашевелилась грубая пенопластовая горгулья. Она вдруг стала переливаться, как лунный свет на морской глади, и превратилась в мальчика. Он сидел, закинув ногу на ногу.

– Я не выпускал вас из виду с того дня, когда вы застукали меня за рисованием.

Меня затопило чувство стыда.

– Мне правда жаль. Спаркс хотел, чтоб я увидел в картинах магию. Я тогда плохо осознавал, что нарушаю чьи-то личные границы. Я уже не смогу забыть картину, где ты с синяком. Искренне сожалею. Врежь мне, если хочешь…

При других обстоятельствах я бы прикусил язык. Но сейчас чувство вины пересилило самосохранение.

Джош пожал плечами:

– Ерунда. Когда я стану взрослым, то предъявлю эту картину всему проклятому миру. Эту и все остальные, потому что они и похуже поступали. Пока я не могу этого сделать, но пусть все знают, что за люди мои родители.

Его голос всё ещё звучал спокойно, тихо и очень сердито. Я не знал, что ответить. Наши отношения с Оскаром были плохими, но…