Патрик Несс - Голос монстра [litres]

– Я слушаю.

– Жизнь пишется не словами , – начал монстр, – а делами. Не важно, какие мысли у тебя в голове. Важно, что ты делаешь .

Повисла долгая тишина, пока Конор пытался восстановить дыхание.

– Так что же мне делать? – наконец спросил он.

– То же самое, что ты только что сделал , – ответил монстр. – Говорить правду .

– Всего-то?

– Думаешь, это просто? – Две огромные брови монстра поднялись. – Ты был готов умереть, лишь бы этого избежать .

Конор посмотрел на свои руки и наконец разжал кулаки.

– Потому что в моей голове жила такая неправильная мысль …

– Это всего лишь мысль , – сказал монстр, – одна из миллиона. А не дело .

У Конора вырвался длинный, все еще прерывистый вздох.

Но он уже не задыхался. Ночной кошмар не переполнял его, не сжимал его грудь, не тащил его вниз.

Сказать по правде, он больше не ощущал никакого кошмара.

– Я так устал… – прошептал Конор, закрывая лицо руками. – Так устал от всего этого.

– Тогда поспи , – посоветовал монстр. – У тебя есть на это время .

– Правда? – пробормотал Конор, вдруг ощутив, что глаза слипаются.

Монстр продолжил менять форму ладоней, делая гнездо из вороха листьев, в котором лежал Конор, еще удобнее.

– Я хочу увидеть маму, – запротестовал было мальчик.

– Увидишь, – сказал монстр. – Обещаю.

Конор открыл глаза.

– А ты там будешь?

– Буду, – подтвердил монстр. – Там я явлюсь тебе в последний раз .

Конор почувствовал, как уплывает из реальности – его подхватил поток сна, настолько сильный, что мальчик не смог ему противиться.

Но перед тем как уснуть, Конор вспомнил про один вопрос, вдруг возникший в его голове.

– Почему ты все время приходишь в двенадцать ноль семь? – спросил он.

И уснул прежде, чем монстр ответил.

– Ох, слава богу!

Слова просочились в сознание Конора еще до того, как он толком проснулся.

– Конор! – услышал он, а затем отчетливее: – Конор!

Бабушкин голос.

Он открыл глаза и медленно сел. Спустилась ночь. Сколько же он спал? Он огляделся. Он все еще был на холме за домом, он лежал, устроившись, как в гнездышке, в корнях тисового дерева, что возвышалось над ним. Конор посмотрел наверх. И увидел обыкновенное дерево.

Но мальчик мог поклясться, что в то же время было в нем что-то особенное.

– КОНОР!

Бабушка бежала к нему от церкви, оставив у дороги свою машину с непогашенными фарами и работающим двигателем. Пока бабушка спешила к Конору, он успел подняться. На ее лице он заметил досаду, облегчение и что-то еще, что-то, из-за чего у него внутри все сжалось.

– О, слава богу! Слава БОГУ! – прокричала она, добежав до внука.

А потом сделала удивительную вещь.

Обняла его так крепко, что они оба чуть не упали. Им удалось удержаться лишь благодаря тому, что Конор схватился за ствол тиса. Потом она отпустила его и начала ругаться не на шутку .

– Где ты БЫЛ? – практически вопила она. – Я тебя ЧАСАМИ искала! БЕГАЛА ТУДА-СЮДА, Конор! И О ЧЕМ ТЫ ТОЛЬКО ДУМАЛ?

– Мне нужно было кое-что сделать, – начал Конор, но она уже тянула его за руку.

– Нет времени, – сказала она. – Нам пора идти. Надо идти сейчас же .

Бабушка отпустила его и со всех ног понеслась к машине, что одновременно и встревожило, и удивило Конора, и он почти на автомате бросился за ней, запрыгнул на пассажирское сиденье и даже не успел закрыть дверь, как машина, взвизгнув шинами, уже тронулась с места и помчалась.

Он не посмел спросить, отчего они так торопятся.

– Конор, – начала бабушка, пока автомобиль с пугающей скоростью летел по дороге. Только тогда он взглянул на нее и заметил, что ее глаза покраснели от слез и что ее бьет дрожь. – Конор, ты не можешь… – Дрожь усилилась, и мальчик увидел, что бабушка крепче вцепилась в руль.

– Бабуль… – начал он.

– Не надо, – остановила она. – Пожалуйста, не надо.

Какое-то время они неслись в тишине мимо знаков «Уступи дорогу», едва успевая их заметить. Конор проверил, пристегнут ли он.

– Бабуль… – снова позвал Конор, собираясь с духом, когда они перескочили ухаб.

Она все жала на газ.

– Прости меня, – тихо сказал он.

Она засмеялась, и смех ее был грустным и тихим. И покачала головой.

– Это все не важно, – сказала она. – Не важно.

– Не важно?

– Разумеется , не важно, – подтвердила она и снова заплакала. Но она была не из тех бабушек, что позволяют слезам помешать себе говорить. – Знаешь что, Конор, – сказала она, – а ведь мы с тобой не очень-то уживаемся.

– И правда, не особо, – ответил Конор.

– Мне тоже так кажется… – Бабушка так резко крутанула руль на повороте, что Конору пришлось схватиться за ручку двери, чтобы не упасть. – Но, знаешь, нам придется научиться, – проговорила она.

Конор сглотнул.

– Знаю.

В бабушкином голосе послышались тихие всхлипы.

– Знаешь, да? – спросила она. – Конечно же знаешь.

На подъезде к перекрестку она кашлянула, чтобы прочистить горло, быстро посмотрела по сторонам и поехала прямо на красный свет. Конор задался вопросом, сколько сейчас времени. Машин на дорогах практически не было.

– Но вот что я тебе скажу, внук… – начала бабушка. – Есть у нас кое-что общее.

– В самом деле? – спросил Конор, увидев, что вдалеке показалось здание больницы.

– О да, – сказала бабушка, еще сильнее нажимая на газ, и он заметил, что слезы продолжают течь по ее лицу.

– И что же это? – поинтересовался он.

Она выбрала первое же свободное место, что нашлось на парковке у больницы, заехала на бордюр и резко затормозила.

– Твоя мама, – произнесла она, пристально посмотрев на него. – Вот что у нас общее.

Конор ничего не сказал.

Но он понимал, что она имеет в виду. Его мама была ее дочерью. И самым важным человеком для них обоих.

Несомненно, значимая общность.

Определенно, хороший старт.

Бабушка заглушила двигатель и открыла свою дверь.

– Надо торопиться, – сказала она.

Бабушка ворвалась в мамину палату раньше Конора, на лице ее читался страшный вопрос. Но внутри оказалась медсестра, которая тут же ответила:

– Все в порядке. Вы вовремя.

Бабушка поднесла руки ко рту и простонала от облегчения.

– Вижу, вы его отыскали, – заметила медсестра, взглянув на Конора.

– Да, – коротко ответила бабушка.

Они вместе с Конором смотрели на больную. В палате было почти совсем темно, горела только небольшая лампа над маминой кроватью. Мама лежала с закрытыми глазами, и дыхание ее звучало так, будто у нее на груди покоилось что-то тяжелое. Медсестра вышла, чтобы не мешать, бабушка села на стул возле маминой кровати и склонилась к дочери, взяв ее за руку. Она крепко держала ее ладонь в своей, целуя и баюкая ее.