Аннет Схап - Лампёшка

Ей не хочется думать о чудовищах, её голову распирает от всего того, о чём ей не хочется думать. Но на улице стемнело, за окном ничего не видать — как тут удержишься? Лампёшка сдаётся и начинает думать. О своей собственной кровати. О том, как вокруг маяка шепчет море. И как храпит по ночам отец. Лампёшка теребит неподдающиеся шнурки и так сильно не думает об этом, что ей кажется, будто она всё это слышит. А может, так оно и есть?

Она слышит, как в глубине дома кто-то храпит.

Или рычит.

— Мама? Это же не чудовище, правда?

Мама смеётся.

— Чудовище? Нет, конечно, что за глупости?! Почему тогда оно не сожрало Марту и тех двоих, что несли гроб?

«А кто, собственно, лежал в том гробу?» — задумывается Лампёшка. Может быть, девочка, такая же, как она? А сама она — следующее лакомство для чудовища, для монстра, который питается только девочками? Когтистого и клыкастого, с мохнатыми лапами… с шестью мохнатыми лапами… и без капли жалости… Что только не приходит ей на ум!

Лампёшка дёргает всё сильнее, но шнурки не развязываются. Узелка в темноте не видно, руки дрожат. И пахнет в комнате теперь как-то иначе. Похоже на дохлую протухшую рыбу.

Так пахло от единственного чудовища, которое она видела своими глазами. Его поймал один рыбак, и поглазеть на улов сбежалось полгорода: клубок чёрных змей на верхней палубе, посерёдке — два больших мёртвых глаза. В толпе ужасались — «ах», «ой!», «фу!», — а воздух темнел от мух.

А что, если это чудовище не издохло? Что, если у этих мёртвых рук есть мышцы… и они утянут её за собой, в ночную мглу?

— Довольно, Эмилия! — вмешивается мама. Если мама зовёт её Эмилией, значит, шутки кончились. — Хватит. Разувайся, мой ноги и немедленно спать.

— Да, но, мама, я и вправду что-то слышала.

— Глупости! Чудовищ не бывает.

Рычание перерастает в хриплый лай. Где-то далеко. Или уже ближе?

Лампёшка боится мыть ноги. Боится раздеваться. Даже в постель лечь боится. Вместо этого она заползает под кровать — в одном башмаке и в одном носке. Если оно всё-таки проникнет в комнату, то, глядишь, и не найдёт её.

Лампёшка не спит. Опять.

Она лежит на холодном полу, поворачивается к своему страху то одним боком, то другим, и прислушивается. Лай приближается, и вдруг уже рядом, в коридоре, — тяжёлая поступь чьих-то лап, цокот длинных когтей. Грозные звуки уже у самой двери, девочка съёживается, отползает в дальний угол и прижимается спиной к стене.

Ну почему она не проверила, запирается ли дверь? Так сюда может ворваться кто угодно! Но лапы удаляются, цокот исчезает в глубине коридора. Снова воцаряется тишина.

Лампёшка отправляется искать ракушки — на пляже у себя в голове. Ей попадаются прекрасные: розовые, зелёные, мокрые и блестящие. Она смывает с них песок и кладёт на валун сушиться на солнце.

Когда на валуне уже не остаётся места, она наконец засыпает.

— Вот тебе и на! — восклицает чей-то голос, и Лампёшка просыпается. Пространство под кроватью залито бледным утренним светом. У кровати топчутся чьи-то ноги, на них чулки в рубчик и чёрные туфли.

— Вот тебе и на! — повторяет голос. — Так это мне всё-таки приснилось? Или нет?

Ноги подходят к окну, кто-то трясёт раму за ручку. Окно не открывается.

«Чьи же это ноги? — думает Лампёшка. — И почему я не дома? Ах, да! Ах, да — Марта».

— Что ж, может, оно и к лучшему, — говорит Марта.

Она подходит к стулу, на котором лежит Лампёшкина наволочка, и вытряхивает её. Девочка видит, как её одежда вываливается на пол. Один носок клубочком откатывается подальше.

— Всё-таки нет… — бормочет Марта. — Девочка всё же была. Но где она тогда? Не может же быть, чтобы её… В первую же ночь? Нет, не может быть…

— Здесь я, — подаёт голос Лампёшка и выползает из-под кровати.

Боже, как же Марта пугается! Словно Лампёшка — змея или крокодил какой. Или чудовище. Марта хватается за сердце и ловит ртом воздух.

— Это всего лишь я, — успокаивает её девочка.

— А вот этого я не люблю! — сердито отвечает женщина. — Когда прячутся и выползают из углов. В этом доме лучше так не делать, ясно? — Она порывисто подходит к Лампёшке и окидывает взглядом её платье. — Ты что, на полу спала? Прямо в одежде? Ну и ну!

«Мне было страшно, — хочет ответить Лампёшка. — Я что-то слышала в коридоре». Ей хочется спросить: здесь правда живёт чудовище? Его не держат на привязи? Оно меня съест — для этого меня сюда взяли, да? На языке вертится миллион вопросов. Но в утреннем свете такие разговоры кажутся нелепыми. И взгляд у Марты уж очень суровый, едва ли не грознее вчерашнего. И глаза по-прежнему красные.

— А другой одежды у тебя нет?

— Есть.

Лампёшка указывает на валяющуюся на полу кучку. Марта выуживает из неё пару вещей — платье и сорочку.

— М-да… Это, конечно, никуда не годится. Сошью тебе что-нибудь. Ох, можно подумать, у меня и без того дел мало!

Она берёт Лампёшку за подбородок, поворачивает её лицо к свету и рассматривает щёку. Девочка чувствует, что краснеет, хочет отвернуться. Щека ноет сильнее, чем вчера, так всегда бывает.

— Прочла я то письмо, — говорит Марта. — Я просила совершенно о другом, но так уж они, видно, порешили. Со мной, конечно, никто не посоветовался… как обычно. — Она вздыхает. — Не уверена я, что это правильное решение… м-м-м… Амалия. Тебя ведь так зовут?

— Эмилия! — испуганно восклицает Лампёшка. — Меня зовут Эмилия.

Амалия! Ещё чего не хватало.

— Хорошо, пусть так. Мы завтракаем на кухне, Эми-лия. — Марта поворачивается к двери. — Ты собак боишься?

— Э… — колеблется Лампёшка. — А они большие?

Очень большие. Когда девочка заходит на кухню, они подбегают к ней, спотыкаясь и пуская слюни, и лают, обдувая её тёплым собачьим дыханием. Лампёшка, крепко зажмурившись, даёт им понюхать свои ладони. Псы легко могли бы их откусить, но не откусывают. Здоровенный парень, которого она вчера видела в саду, оттягивает их за ошейники и шлёпает по мощным головам. Его они тоже не кусают, а лижут ему руки, с облегчением видит Лампёшка. Псы позволяют ему себя отпихнуть, отходят, клацая когтями, к камину и лениво разваливаются на ковре. Так это они так цокали в коридоре прошлой ночью? Самые обыкновенные собаки, самые обыкновенные звери? Не чудища?

— Это мой сын Ленни. — Марта слегка подталкивает парня к Лампёшке. — Пожми ей руку, Ленни. — Парень, заливаясь краской, не двигается с места, и Марта повторяет просьбу, на этот раз погромче. — Ну же, не робей!

Ленни намного выше и крупнее матери, но взгляд у него как у ребёнка. На его щеках уже пробивается щетина, но он страшно застенчив и боится даже поднять на девочку глаза. Тогда Лампёшка сама берёт его большую руку и слегка пожимает её: