Аннет Схап - Лампёшка

Мама тоже считает, что это плохая затея, и не умолкает весь вечер.

— Даже если ты что-то оттуда разглядишь, чем ты ему поможешь?

— Забудь ты о нём, в его годы у человека должна быть своя голова на плечах. Во всяком случае, у большинства людей так.

— Там кто-то есть, Эмилия, я и сама не знаю кто. Но кто-то есть, кто-то опасный.

— Ты же говорила, чудовищ не бывает, — возражает Лампёшка.

— Не бывает.

— Вот видишь!

— Я твоя мама, — строго говорит мама. — И я не желаю, чтобы ты туда ходила. Я тебе запрещаю, Эмилия!

Лампёшка встаёт и делает глубокий вдох.

— Да, но… знаешь что, мам… — говорит она. — Вообще-то ты умерла.

На это маме возразить нечего. Девочка чувствует, как мама медленно, понуро исчезает из её головы. На миг Лампёшке становится тоскливо и одиноко, но в этом нет ничего нового. Она просто здесь. Просто одна.

Поджав скрещённые ноги, Лампёшка садится на кровати и ждёт наступления темноты. Её пальцы играют с ключом.

— Ник! Ник!

Голос Марты эхом разносится по саду, привыкшему к тишине. Птицы испуганно вспархивают из кустов, вороны скрипуче передразнивают:

— Ник!

Утро ещё совсем раннее, солнце едва взошло. И уже столько шума.

Марта, прихрамывая, выходит на крыльцо и зовёт опять, громче.

— Я не шучу, Ник! Сюда! Быстро!

Её руки сжаты в кулаки: так бы и поколотила его. Да что ж такое, никогда его нет, когда нужна помощь! А она нужна прямо сейчас.

— Ник!!!

Наконец кусты раздвигаются, и из них появляется Ник — в длинном плаще, небритый, ещё сонный.

— Чего тебе?

— Чудовище… — голос Марты срывается. — Чудовище…

— Ах, женщина… — Ник пожимает плечами. — Чудовище… Ну сколько можно!

— Да я про девочку, дубина, послушай же! Та девочка, Эмилия, — она пропала, её нет в комнате, нигде нет, она…

— Сбежала. Так я и думал. Оно и к лучшему.

Ник зевает и разворачивается, чтобы уйти в сад.

— Сбежала? — Марта посылает ему в спину своё самое страшное проклятие. — Как? Перелетела через ограду? Все её вещи на месте — обувь, всё. Она наверху, я точно знаю. Она туда собиралась. Она у него. Понимаешь, у него!

— Вон оно что… — Ник чешет в затылке. — Ага…

Марта вздыхает. Ишь, стоит, руки развесил. Как же медленно до него доходит! Если она сейчас ничего не предпримет, ничего не скажет, он хотя бы палец о палец ударит? Хоть раз в жизни? Вряд ли. Никогда.

— Не понимаешь, что ли?

— Понимаю…

— Не понимаешь. Эту девочку нам прислали. Все знают, что она здесь: шериф, эта кошмарная тётка-учительница, вскоре и хозяин узнает. Она не может взять и исчезнуть — начнутся жуткие неприятности. Не можем мы её просто так… Мы должны… Это ведь будет ужас…

— Да и вообще-то… — медленно говорит Ник, — она лапушка.

— Да-да, лапушка, и этот монстр или кто там у нас наверху жрёт эту лапушку прямо сейчас — или уже обглодал её, он же совсем дикий, ты только погляди, погляди на мою ногу, я больше туда не пойду, я поклялась — ни в жизнь, но теперь придётся, а тебе придётся пойти со мной. Ты обязан, наконец, меня послушать и сделать, как я скажу!

Ей хочется схватить его, тряхануть как следует, наорать ему в ухо.

Но Ник говорит:

— Погоди, — разворачивается и уходит обратно в кусты. Движется довольно быстро по его меркам.

Марта плюхается на треснутую каменную скамейку. Долго стоять она не может, ногу саднит, и на душе так тревожно. Глупая, легкомысленная девчонка! Вообще-то она и правда лапушка, такая серьёзная и такая ласковая с Ленни. Неужто она там? Хотя где ей ещё быть? Разве ж это жизнь, когда в доме такое? Хоть бы Адмирал вернулся. Или нет. Может, лучше, чтобы он больше не возвращался, не увидел бы, как она, Марта, его подвела. И куда опять делся этот Ник? Никто ей не помогает, ни на кого нельзя положиться, придётся самой, только вот палку бы найти, крепкую палку…

Тут кусты раздвигаются, и из них выходит Ник. Решительными шагами он поднимается на крыльцо. На голове у него что-то вроде большой меховой шапки с болтающимся сзади полосатым хвостом. На ногах — высокие сапоги, в руках — длинное охотничье ружьё. Кивнув ей, он направляется к кухонной двери. Изумлённая Марта, выдохнув от облегчения, следует за ним.

Псы без Ленни наверх не пойдут, а Ленни боится, да и Марта ему запретила. Но и оставаться одному в кухне ему не хочется. Он болтается у кухонного стола, и хнычет, и ещё больше выматывает им душу. Ник кладёт руку ему на плечо.

— Послушай, Ленни, — говорит он, — мы охотники. Мы отправляемся на охоту. И ты тоже.

Ленни удивлённо переводит взгляд с Ника на мать. Охотники?

— Охотники, — повторяет Ник и вскидывает ружьё. — Бабах!

А-а-а! Ленни с серьёзным видом кивает. Бабах! Ник протягивает ему выбивалку для ковров, Ленни кладёт её себе на плечо.

— Бабах! — улыбается Ник.

— Какой ещё бабах?! — Марта и слышать об этом не желает. — Он не… Ему нельзя, Ник. Пойдём вдвоём.

«Бабах! Бабах!» — Ленни с восторгом палит по сторонам. Вокруг него кружат псы, гавкая и пуская слюни. Ник ободряюще кивает Марте.

— Ничего с ним не случится. Мне просто нужны собаки. — Он оборачивается к Ленни, взмахнув хвостом на шапке. — Эй, Ленни! Идём охотиться, охотиться на чудовище! Вперёд, в башню! — Марта ещё ни разу не слышала, чтобы он произносил столько слов подряд. — Только тс-с-с! Тихонько, Ленни. Охотники — они крадутся.

— Тс-с-с! — Ленни прижимает палец к губам и смотрит на собак. — Тс-с-с!

Псы тотчас умолкают.

«Надо же!» — думает Марта. Всегда-то они его слушаются. Он мало на что способен, её сын, но это он умеет. Она берёт метлу с самым толстым черенком и самыми жёсткими прутьями.

— Ник, — говорит она. — Ты ведь понимаешь, что пристрелить его мы не можем, да?

По коридору крадётся странный охотничий отряд. Худой мужчина в огромной меховой шапке, прихрамывающая женщина с метлой, два больших рыжих пса и громадный детина, бесшумно стреляющий во все стороны из пылевыбивалки. У лестницы, ведущей в башню, псы наконец догадываются, куда направляется отряд, воют, скулят и пятятся. Ленни тоже медлит. Туда? Нет, только не туда! Только не туда. Однажды, давно, он уже побывал там и видел то, о чём никогда, никогда больше не хочет вспоминать… Ну уж нет!

— Ленни, — шепчет Ник. — Мы охотники, помнишь?

Ленни с сомнением косится на него. Всё ещё охотники?

— Да, — кивает Ник. — Мы помогаем Эмилии. Той девочке — она наверху, в комнате. А мы…

— Ник, — шипит Марта. — Он боится! Он ведь ничего не соображает, ты же видишь!

Что творится у Ленни в голове? Никто не знает — говорить-то он не умеет. Но кое-что он всё же понимает. Ножницы, брызги, псы, милые псы, милая мама. А в последние несколько дней — ещё и милая девочка. Которая иногда ему помогает. Которая иногда его гладит. И она наверху? И он может ей помочь? Ему никогда не разрешают помогать, не разрешают ничего делать, ничего носить: осторожно, Ленни, не надо, Ленни. Иди к себе в уголок, повырезай что-нибудь и, пожалуйста, ничего не трогай. А теперь он может помочь! Это он понимает. И с широкой улыбкой на лице тянет псов за собой на лестницу. На помощь девочке! От радости он принимается выводить рулады.