Стивен Батлер - Заколдованный родственник [litres]

– НАСТОЯЩИЙ бриллиантовый вставной зуб!

– НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – ахнула Зингри, потянувшись к нему.

– Чистая правда! – ответил я и надел шнурок на шею. – Он волшебный. Эти зубы помогли вернуть Катастрофуса Киля из мёртвых. Он был всего лишь кучкой костей, пока снова их не заполучил.

– Но у него был полный набор зубов, – хмыкнула Зингри, пытаясь делать вид, что на неё это не произвело особого впечатления. – Всего один зуб не может быть таким уж волшебным.

Я показал ей язык, и она рассмеялась.

– Наверное, так и есть, – признал я. – Но, по-моему, это всё равно потрясающе.

– Определённо, – кивнула Зингри. – Нужно завтра построить снегоблина и воткнуть ему в рот этот зуб!

– Что? – удивился я. – Зачем?

– Вдруг он оживёт! – засмеялась Зингри. – У нас будет снежный слуга, который все праздники будет носить нам жаркое и крекеры из ушной серы!

– Ха-ха! Может, ты и пра…

Меня перебило рычание Хоггита. Посмотрев вниз, я увидел, что красное свечение между чешуйками дракончика потускнело и стало зелёным.

– Гррррррр.

– Что с тобой, малыш? – спросил я и положил руку ему на макушку. Он был холодным!

Карликовые угольные дракончики светятся зелёным, только когда ощущают опасность. Это один из предупредительных сигналов, которыми они пользуются в дикой природе, где живут в стаях.

– Что-то не так, – прошептал я Зингри.

– Не-а! – фыркнула она и кинула мне обратно подушку. – Ты просто всё ещё не отошёл от сегодняшнего пира.

Хоггит снова зарычал, на этот раз громче.

– Он никогда так не делает, – как можно тише сказал я. – Только если…

– ТСС! – вскинулась Зингри. Глаза у неё раскрылись шире, а шерсть на шее и плечах встала дыбом. Она протянула руку и зажала мне рот ладонью.

Мы оба услышали…

Обои снова забормотали.

Как можно тише мы с Зингри выбрались из кровати и на цыпочках прокрались в дальний угол комнаты. Голоса доносились отсюда, из-за стопки книг прапрапрадедушки Абрахама.

– Ни звука, – одними губами сказал я Зингри.

Мы оба беззвучно убрали книги, чтобы увидеть, что происходит за ними.

Там на зачарованных обоях извивалась зубастая росянка. Она подёргивала уродливыми листьями и размахивала усиками; движения были так похожи на змеиные, что у меня по коже побежали мурашки, хотя это и был всего лишь рисунок.

– Оно бродит по отелю, – прошептал жуткий цветок. – Таится и плетёт коварные планы.

Я покосился на Зингри.

– Сломанный нос Малуни! – прошипела росянка. – Останови губителя в буре, незнакомца во вьюге… Или конец отелю… Все волшебные существа будут повержены!

У меня перехватило дыхание. Что всё это значит?

Я нажал кнопку на подлокотнике кресла, и оно медленно затряслось, проваливаясь в пол спальни.

Тихое жужжание, с которым оно двигалось по путям на стене библиотеки, внезапно показалось мне громче выстрелов, и я поморщился. Кресло со стуком опустилось на пол.

– Смотри! – Я указал Зингри на двери библиотеки. Теперь они были закрыты, и стекло в них затянулось льдом, но сквозь него всё равно можно было различить оранжевое свечение и приземистую фигуру, пересекающую вестибюль на другой стороне.

– Будь осторожен, – тихо сказала Зингри, когда мы выбрались из кресла и на цыпочках крались к дверям.

Я осторожно повернул замёрзшую дверную ручку, а потом прижался к узкой щели и осмотрел вестибюль.

Благодаря тому, что во мне есть капелька тролльей крови, обычно я вижу в темноте так же хорошо, как и днём; но эта темнота была особенной, как та, которой бабуля Отрыжуля наполняет свою комнату. Сегодня тени были пропитаны странной магией.

– Что ты видишь? – прошептала мне на ухо Зингри.

Всё под главной лестницей было окутано тьмой. И только несколько полосок лунного света лились из окна.

– Эм… – Я всмотрелся в темноту тролльим зрением, но не заметил ничего необычного. Дом-фургон Малуни был по-прежнему туго обмотан крепкой паутиной Нэнси, а на нём мирно спали курицы. Я видел бледное сияние свеч в окнах фургона и слышал бормотание Плакуньи. Она всё ещё была там…

– Она не сбежала, – прошептал я Зингри. – Малуни заперта в своём доме.

– Тогда кого мы только что видели? – спросила Зингри и тоже прижалась к щели.

– Не знаю, – прошептал я, сильнее вглядываясь в темноту между сугробами и ползучими колючками. – Может, обои ошиблись?

Внезапно что-то стремительно промчалось в воздухе, пересекло полосы лунного света и приземлилось на каменной стойке, громко каркнув и отряхнув снег с крыльев. Это была сорока гнома-кочевника.

Сначала я хотел окликнуть её, спросить, не видела ли она что-нибудь подозрительное, но тут она повернула голову к самой густой тени и прохрипела:

– Безопасно! Никого нет!

В тот же момент маленький фонарь, который я видел через замёрзшее стекло, снова ожил и засветился, и гном-кочевник вышел из укрытия под лестницей.

– Давай-ка с этим покончим, – проворчала сорока, щёлкая когтями по покрытой инеем стойке регистрации.

Сердце у меня забилось в сто раз быстрее. Что происходит?

– Терпение, Джиндабим! – сказал голос, которого я никогда раньше не слышал. Он раздавался из-под глиняной маски гнома-кочевника. – Всё нужно сделать как следует.

Я почувствовал, как Зингри от удивления схватила меня за плечо. Гномы-кочевники не умеют говорить. Все это знают. Именно поэтому они держат при себе животное-фамильяра, которое говорит за них. Это был вовсе не гном-кочевник!

– Давай их всех пр-р-роучим, – каркнула сорока.

– Уже недолго осталось, Джин, – засмеялся не-гном-кочевник. Он поднял фонарь, и я заметил, как в отверстии в его маске сверкнул зелёный глаз. – Скоро мы отомстим.

С этими словами он стянул с себя глиняную маску.

– Не могу дождаться! – захохотала сорока.

Незнакомец вышел из тени, и я увидел бледное лицо с повязкой на правом глазу. У него были тёмные волосы. Он поднял голову и ухмыльнулся птице. Это был мальчик!

Я ахнул, втянув морозный воздух, и мне пришлось зажать рукой рот и нос, чтобы не выдать себя кашлем.

– Это человек! – прошептал я Зингри.

– О какой мести он говорит? – спросила она. – Что происходит, Фрэнки?

Я приоткрыл дверь чуть шире. Бледнолицый мальчик посмотрел вверх, на портрет над стойкой, и злобно засмеялся.

– Вот и ты, тупомозглый старик! – глумливо сказал он, глядя на прапрапрадедушку Абрахама. – Уверен, ты не ожидал снова меня увидеть.

– Какая жалость, что он откинул копыта, – с отвратительным карканьем сказала Джиндабим. – Я бы выклевала эти глаза, если бы он всё ещё ковылял по свету.