Лине Кобербёль - Дар змеи

Вардо продолжал держать меня за волосы, так что голова моя была откинута назад. Поэтому, когда я швырнула флейту, бросок был немного неловок. Но флейта все же описала в воздухе медленную дугу, ударилась об одну из скамей и упала на каменный пол в нескольких шагах от Сецуана.

Местер Вардо злобно вскрикнул и приставил иглу мне под подбородок.

— Не прикасайся к флейте! — велел он Сецуану. — И подойди сюда! Сейчас же!

Сецуан переступил через флейту, словно ее там не было. Он остановился в нескольких шагах от Наставника.

— На колени! — воскликнул Местер Вардо. — Тогда я отпущу ее.

Сецуан встал на колени. Местер Вардо отпустил меня. А потом ударил Сецуана тыльной стороной руки, так что игла оставила длинную кровавую царапину на щеке моего отца.

Сецуан не произнес ни слова. Они так смотрели друг на друга, что ни один из них не замечал меня. Я отступила на несколько шагов. Потом, обогнув их, подползла к флейте.

Ни один из них по-прежнему не смотрел на меня. Дрожащими пальцами подняла я флейту и заиграла; звуки были какие-то судорожные, они срывались на писк, их вообще никак нельзя было назвать звуками.

Но этого хватило.

Местер Вардо круто повернулся ко мне и обеими руками закрыл уши. А Сецуан, бросившись вперед, рванул Наставника за ноги так, что тот упал. Оба покатились средь скамей, и несколько мгновений я не видела, что происходило. Потом сперва перевернулась одна скамья, затем другая. Сецуан лежал теперь внизу, и руки отца обвивали запястье Наставника — ту руку в перчатке, что держала иглу… Другой рукой Вардо сжимал горло Сецуана, и непохоже было, что мой отец побеждает. И вот одна-единственная мысль пришла мне на ум.

Я подняла флейту, словно дубинку, и ударила Вардо по голове так крепко, как только смогла.

Наставник рухнул на Сецуана, но тот по-прежнему лежал и не сбросил его с себя. В конце концов я сама схватила Вардо за плечо и повалила его в сторону, чтобы помочь отцу подняться.

Я не смогла заставить Сецуана встать. Только сесть, прислонившись к одной из опрокинутых скамей.

— Оставь меня, Дина! — сказал он, задыхаясь. — Мне надо только полежать… немного отдохнуть. — Он поглядел на съежившегося Вардо. — Что ты с ним сделала?

— Ударила его. Флейтой!

Я по-прежнему стояла, держа ее в руке.

— Хорошо! — только и вымолвил он.

Я протянула ему флейту.

— Я не могла придумать ничего другого. Надеюсь, она не разбилась.

Он слабо покачал головой.

— Сохрани ее, — сказал он. — Теперь она твоя!

— Моя?

— Если ты хочешь.

Он неуверенно поглядел на меня.

— Я не знаю.

Он закрыл глаза.

— Возьми ее или оставь, — устало произнес он. — Эта флейта замечательная! И не надо наигрывать на ней сны или мечты. Просто играй.

Вардо зашевелился. Неужто мне снова бить его по голове? Или связать его чем-нибудь? Быть может, чулком? Я скинула башмак и начала скатывать вниз чулок.

— Что ты делаешь? — спросил Сецуан.

— Я свяжу его.

— Нет! — Слово прозвучало резко. — Не трогай его!

— Почему?

Он не ответил. С большой предосторожностью схватил он руку Вардо с иглой и прижал ее верх к его шее под подбородком. Игла вонзилась, и судорога пробежала по телу наполовину впавшего в беспамятство Наставника. Но то была лишь маленькая круглая ранка, глубиной не более дюйма. Она слегка кровоточила, но куда слабее, чем ссадина на щеке Сецуана.

— Зачем ты это сделал? — спросила я.

— Чтоб он больше ничего не сделал тебе.

Я уставилась на него.

— О чем ты?

Поначалу он смолчал. Он еще задыхался, но понемногу приходил в себя.

— Дина! — сказал он. — Ты все-таки не хочешь флейту? Я ведь никогда раньше ничего не дарил тебе.

— Ну, если тебе кажется, что она должна быть моей… А с чем останешься ты?

Ведь флейта была частью его самого, как мне казалось, и я вообще не могла себе представить его без нее.

Он покачал головой.

— Она мне наверняка больше не понадобится, — ответил он. — Где Нико? Скоро ли придет кто-нибудь?

Почему он так задыхается? И что он имел в виду, говоря, что флейта ему больше не понадобится?

— Отец… что-то неладно?

Он кивнул.

— Не смей прикасаться к этой игле, ты слышишь меня, Дина? Ни в коем случае не прикасайся к ней и даже к Наставнику!.. Даже потом… Даже потом!..

Только теперь до меня дошло, что он имел в виду.

Яд!

На иголке был яд!

— Милая Дина… — пробормотал мой отец, — ты оплакивала Скюгге! Станешь ли ты оплакивать и меня?

Я уже плакала. Но, по-моему, он этого не видел.

— Не могу ли я… не могу ли я что-нибудь сделать?

— Оставайся со мной, — пробормотал он. — Еще немного. Но не касайся меня!

Некоторое время он молчал, все старался справиться с дыханием.

— Дина… если понадобится… вспомни: Морской Змей — всего лишь пресмыкающееся. А в моем роду… мы знаем толк в змеях.

Неужто он говорил в забытьи? Почему он говорит о змеях теперь?

— У меня он есть? — вдруг спросила я. — Есть у меня Дар Змеи?

Он с трудом открыл глаза и посмотрел на меня. Смотрел долго.

— Нет! — ответил он потом.

Больше он ничего не сказал. Никогда — ничего. Потому что немного погодя он умер.

Я сидела на холодном каменном полу неподалеку от Сецуана и Наставника Вардо. Солнечный луч прополз еще дальше по каменному полу и упал на одну из плоских могильных плит с надписью: «Эдвина Драконис». И еще: «Да будет святая Магда милостива к душе ее».

Я даже не знала, верила ли я в святую Магду. Когда маму спрашивали, верит ли она, она говорила, что это такой вопрос, который каждому приходится решать самому. Но если святая Магда существует, надеюсь, она будет милостива к душе Сецуана.

Я перестала плакать. Больше нельзя…

Но мне по-прежнему казалось, будто кто-то всадил мне в живот нож. Чудно, если нечто не существует и причиняет такую боль.

Когда по другую сторону запертой двери раздались шум и крики, я только закрыла глаза. А что я могла поделать?!

Треск расколотого топором дерева и звуки шагов за моей спиной. А я лишь сидела и ждала.

— Дина? Дина, с тобой беда?

То был Давин. Я обернулась. Давин, и Нико, и множество других, грязных, заросших бородами людей. Некоторые из них по-прежнему в кандалах, другие с обрывками цепей на лодыжках.

— Со мной все хорошо! — ответила я и встала. — Можно мне теперь домой? Я очень хочу!

Я слышала — и это чистая правда, — будто какой-то человек сочинил из всего этого сказку. Сказку о флейтисте, который играл так чудесно, что сердце Князя растаяло, все мечи были вложены в ножны, а ко всем детям вернулись радость и свобода. Красивая сказка! И я хотела бы, чтобы так все и кончилось.