Лине Кобербёль - Дар змеи

Однако же не все мечи были вложены в ножны. И думается, не ко всем детям вернулись радость и свобода. Хотя кое-кто их получил.

Нико освободил всех узников, и некоторым из них больше хотелось отомстить, чем повернуться спиной к крепости и уйти. Когда мы вышли из часовни, везде шли схватки между узниками и стражами, и между стражами, которые решили уйти, и теми стражами, которые хотели остаться. Я видела даже узников, которые бились друг с другом. Дом Учения горел, а на пороге, прямо под вывеской «Обучение во всем!» лежал мертвый Наставник, и на княжеском дворе из окон вырывалось пламя, и позднее мы слышали, будто Князь Артос сгорел в своем собственном Рыцарском зале замка вместе с несколькими стражами и Наставниками, по-прежнему верными ему. О даме Лицеа мы ничего не слышали. Никто, похоже, не знал, сгорела она вместе с отцом или ей удалось спастись.

Даже не знаю, что было бы с нами, не будь узников, с которыми Нико и Давин делили острожную яму. У Маши голос был словно у ревущего быка, и это он, собрав нашу маленькую толпу, прокладывал путь сквозь страшную сутолоку двора, потому что желающих преградить ему путь было немного. Но добраться до подъемного моста мы так и не смогли.

— Лодка! — воскликнул Нико. — Посмотрим, не добудем ли мы лодку внизу!

На руках он держал девочку — маленькое светловолосое существо, что льнуло к нему, будто нежный вьюнок. Должно быть, то была Мира из дома на Серебряной улице.

Маша направился к лестнице, терявшейся внизу, в подвале. Оказалось, это лишь начало. Эта лестница вела все вниз и вниз, словно ей не было конца. Но все же мы спустились в пещеру, залитую водой. А на воде была лодка. Сецуан говорил, что здешний народ никогда не выходит в море.

— Получится что-нибудь? — спросила я Нико. — Я… о Морском Змее.

— Сейчас опаснее пробиваться через ворота, — ответил он. — Там, наверху, они обезумели и сами не ведают, кто друзья, а кто враги.

Маша и пятеро других мужчин сели на весла. И лодка скользнула по черной глади воды к проему пещеры. Я невольно присела, потому что острые верхушки скал летели нам навстречу, будто острые клыки, и казалось, нам не хватит места, чтобы там проплыть.

Но мы проплыли. И теперь мы были на воле, под высоким сводом голубого неба. Мы видели, как над нами, на вершине горы, полыхает пламя в Сагис-Крепости. Облака дыма из горящего замка были единственными тучами на небе.

— Что с ними случилось? — спросил Давин. — Как они погибли?

Понадобился какой-то миг, чтобы до меня дошло: он имел в виду Сецуана и Местера Вардо.

— Они… убили друг друга, — замешкавшись, ответила я, потому что хоть это и было правдой, все же и неправда в этом была. — Отравили друг друга ядом!

— Подходящая смерть! — пробормотал мой старший брат. — Подходящая смерть для ядовитого змея и Наставника!

Я покосилась на него и хотела тряхнуть его, прикрикнуть и рассказать, что это было ужасно. Но он был так бледен, изможден и избит, что я не стала ничего говорить. Он все-таки не хотел этого понять. Да и кто вообще захотел бы понять, что у меня в душе, там, где прежде был Сецуан? Осталась рана, мрачная тоска потери. Я тосковала оттого, что никогда больше не увижу Сецуана, никогда больше не услышу его голоса. Сколько всего Давин не знал! Сецуан не был ему отцом, но он был отцом мне! А однажды он пел мне и гладил мои волосы так, что кошмары исчезли… Что знал обо всем этом Давин?

Морская вода была такой же голубой, как небо над нами. Слабо веял ветерок. Если б не столб дыма за нами и не усилия гребцов, от которых, казалось, вот-вот лопнут мышцы, это походило бы на увеселительную прогулку. Но Маша, Герик и другие гребли до седьмого пота, а Мира спрятала личико на плече Нико и не хотела смотреть в воду.

— Сколько времени нам надо быть начеку? — спросила я, не желая упоминать имя Змея. Что если он услышит и явится поглядеть, кто о нем говорил?!

— Покуда не попадем в более мелкие воды, — ответил Маша. — Быть может, еще часок, если удастся удержать скорость.

Никто ничего не сказал. Я поймала себя на том, что, сидя в лодке, я то и дело смотрела в воду, но не видела больше ничего, кроме солнечных бликов и голубой глади. Серая цапля пролетела над нами на широких крыльях. Перед нами, там, где нос лодки еще не разрезал водную гладь, плясали над водным зеркалом комары и долгоножки.

Лодка поднялась…

Сперва я думала — над волной, ветер… Но стояло безветрие.

— Дьявол! — прошипел Маша. — Только не сейчас!

Затем лодка круто опустилась и рухнула на поверхность воды с таким грохотом, что доски днища затрещали и потоки воды обрушились через борта. Мира закричала и так тесно прижалась к Нико, что, казалось, вот-вот задушит его. А перед нами, на расстоянии не более длины весла, что-то поднялось. И все продолжало и продолжало подниматься. Выше! И выше! И выше! «Морской Змей — всего лишь пресмыкающееся!» — сказал Сецуан.

Быть может, это так. Точь-в-точь как дракон — всего-навсего ящерица!

Солнце сияло в горах, залитых светом. Шипастые рыбьи плавники колыхались, словно верхушки деревьев на ветру. Пасть Морского Змея была неизмерима. Да он может проглотить живьем человека. Однако же я не верила, что можно пережить семь дней в брюхе Змея.

— Нет у нас чего-нибудь бросить ему? — с отчаянием в голосе спросил Давин. — Теленка или чего-нибудь еще?

Никакого теленка у нас не было. Да и откуда он у нас?

— Разве что ты сам надумаешь прыгнуть ему в пасть! — огрызнулся Маша.

А потом уже никто ничего больше не произнес, потому что голова Змея, опустившись вниз, исчезла в глубине, и только пена да водоворот остались на том месте, где он был.

Неужто это правда? Неужто он исчез? Может, он вовсе не так опасен, как гласила людская молва?

Двукрылое насекомое, обитающее на поверхности тихих вод, взлетело. Но вот лодка поднялась вновь, еще выше, чем прежде. Она зловеще накренилась на один борт, и Маша прорычал, чтоб мы все вместе свесились на другой, перегнувшись через правый борт. Лодка выровнялась с глухим плеском и толчком, от которого лязгнули зубы.

— Течь! — вскричал Герик. — Лодка дала течь!

— Так заткни ее! — закричал ему в ответ Маша.

— Чем?

— Тряпкой, рубашкой, своим брюхом, мне все одно, черт побери, только заткни ее!

— Змей играет с нами! — угрюмо произнес Нико. — Ему даже не надо охотиться за нами, ему стоит лишь опрокинуть лодку, а потом собрать нас так, как ему угодно!

Мира плакала. Давин взял меня за руку. Его рука казалась теплой, но лишь потому, что моя была холодна как лед.

— А что если эту?.. — спросил он, кивнув в сторону флейты, которая по-прежнему была при мне. — Ты не можешь швырнуть ее через борт? Может, она обманет его хоть ненадолго?

Я невольно прижала флейту к себе и поняла, как горько мне потерять ее. И мне почудилось, будто я снова слышу голос Сецуана: «Морской Змей — всего лишь пресмыкающееся!»