Феликс Розинер - Расскажи мне, музыка, сказку

— Когда я вчера превратилась в птицу и замахала крыльями, мне так и хотелось пропищать что-нибудь по-птичьи, — стала говорить Наташа. — Вдруг слышу — петух кричит. А потом услыхала и «ку-ку» и щебет снегиря и не сразу даже поняла, что это оркестр играет. Мне казалось, что это мы, птицы, щебечем. И еще я слышала, как льдинки звенят и капли падают с сосулек. А когда я стала цветком, мне казалось, что я слышу, как распускаются лепестки. Только разве такое можно услышать?..

— О да, в музыке это можно услышать, — задумчиво и как-то даже торжественно произнес Ученый Кот.

— Значит, музыка все умеет, — тоже задумчиво сказала Наташа. — Она позволяет услышать, как растут цветы... как восходит солнце... и что люди чувствуют, даже если они жили давным-давно, как берендеи...

— Ты права, синеглазая. Может быть, на самом-то деле не было никогда ни Купавы, ни Мизгиря, ни царя Берендея, но разве ты не узнала их теперь так, как если бы они были живыми людьми?

— Мне все равно, были они или не были, — упрямо тряхнув головой, заявила Наташа. — Я их видела и слышала, и для меня они живые люди. И Снегурочка, хоть она и совсем сказочная, она тоже для меня живая.

— Я бы сказал, что она полусказочная, — возразил Ученый Кот. — Конечно, она была изо льда и из снега, но разве не стала такой же, как люди? Снегурочка — это образ прекрасной юной девушки, образ самой красоты. Задумчивая и веселая, как пение Леля, Снегурочка недаром любила людские песни: их красота была сродни ей.

— Мне все время казалось, что Лель и Снегурочка чем-то похожи друг на друга, — сказала Наташа.

— Этот пастушок не зря носит имя божества — покровителя влюбленных юношей и девушек. Так же как Снегурочку, пастуха Леля можно назвать полусказочным, потому что он — образ вечной, прекрасной юности. А вот царь Берендей — образ мудрой, спокойной старости. Если задуматься, то в истории о Снегурочке и рассказывается о том, что на свете превыше всего, — человеческие чувства, добро и красота.

Римский-Корсаков с этой мыслью и писал свою музыку, и потому каждый звук музыкальной сказки о Снегурочке полон тепла людского сердца, полон красот того прекрасного мира, что окружает нас...

Ученый Кот умолк. И тогда раздались глубокие звуки виолончели и царь Берендей запел: «Полна, полна чудес могучая природа...»

Наташа слушала и размышляла, и уже когда все вокруг нее стихло — даже ветерок перестал шевелить травинки и цветы, — она еще долго сидела молча и широко раскрытыми глазами смотрела куда-то очень далеко...

Так, неподвижно сидящей под елью, и застал Наташу Тон-Тоныч, который, таща свой портфель, вышел из-за деревьев. Откуда ни возьмись выпрыгнул Ученый Кот. Тон-Тоныч выглядел страшно довольным. Он с гордостью раскрыл портфель и показал Наташе боровички. Они действительно были хороши — крепенькие, толстенькие, один к одному. Но потом, когда Тон-Тоныч чуть в сторонке растянулся на траве, Наташа, не удержавшись, еще раз заглянула в портфель, что стоял поблизости от нее, взяла в руки пару грибов и увидала...

Увидала, что боровички были только сверху, под ними же... Она быстро сунула боровички обратно, хитро глянула на Тон-Тоныча и едва заметно улыбнулась. Ни словом не обмолвилась она о том, что же обнаружила под грибами.

Между тем коллеги по волшебным делам обсуждали дальнейшие планы. Говорил, правда, только Тон-Тоныч, но Ученый Кот внимательно прислушивался к его словам, а Тон-Тонычу, как всегда, достаточно было только посматривать на Нестора, чтобы безошибочно читать его мысли.

— Я ничуть не устал, а вы сидите тут на Красной горке довольно долго, так что мы могли бы теперь же отправиться в новые места. Где нам, уважаемый Нестор, стоило бы еще побывать сегодня? На Волшебном озере? Что же, я думаю, синеглазой это будет интересно. А ты не испугаешься, если мы повстречаемся со всякой нечистью? — обратился Тон-Тоныч к Наташе.

— Не испугаюсь, — успокоила его Наташа. — Ведь я же видела Лешего и ни чуточки не испугалась. Только я после черники почему-то есть хочу, — призналась она. Тон-Тоныч хлопнул себя по лбу и мгновенно сел.

— Ах, какой же я нехороший!.. Какой я невнимательный! Морю синеглазую голодом!.. — сокрушенно бормотал он, роясь в портфеле и разворачивая свертки со снедью.

С аппетитом поели (при этом Ученый Кот в мгновение ока уничтожил изрядный кусок колбасы) и в скором времени отправились в путь.

Обогнув Красную горку и пройдя редкий березнячок, вновь попали в глухой старый лес. Понизу он весь порос громадными папоротниками, в которых Наташа то и дело скрывалась по самую макушку. Никакой тропинки не было, но Ученый Кот, шедший по-прежнему впереди, уверенно выбирал нужную дорогу. Ему вообще было легче всех: тогда как его спутникам приходилось ступать по корягам, по торчащим из земли корням и обходить огромные поваленные стволы, Ученый Кот разом перемахивал через любое препятствие. Так что он частенько должен был ожидать остальных. Но никто не торопился. Тон-Тоныч с Наташей пробирались сквозь заросли и вели разговор. Тон-Тоныч только сейчас смог расспросить ее, как провела она вчерашнее утро, как добиралась в город и почему запоздала. Наташа с удовольствием вспоминала прошедший день. И особенно ей было приятно рассказывать о знакомстве с дедом Семеном.

Потом пошла беседа о берендеях. Тон-Тоныч удивление слушал, как Наташа говорила «ария Снегурочки», «дуэт Купавы и Мизгиря», «хор берендеев»... Когда же он поинтересовался, откуда Наташа так хорошо знает, что означают слова «ария», «дуэт», «ансамбль», она поведала ему о своих разговорах с Ученым Котом.

— Я бы каждый день могла его слушать, — призналась Наташа. — Он так интересно рассказывает про Мир Сказочного Волшебства. Слушала бы и слушала... А вечером бы опять отправлялась туда.

— Куда?

— Как куда? Туда, где сказка, где музыка, где оркестр, где поют...

— Каждый день? — переспросил Тон-Тоныч. — Видишь ли, каждый день — это, пожалуй, многовато. Но если хочешь знать, — тут он стал смотреть на Наташу серьезно и внимательно, — если хочешь знать, этот мир всегда существует рядом с тобой. Тот, кто умеет увидеть скрытое...

— ...и услышать безмолвное, — подхватила Наташа, — ощутить необычное и почувствовать небывалое...

— тот человек может оставаться в Мире Сказочного Волшебства, — закончил Тон-Тоныч. — И этот мир — все то, что окружает тебя. Все вокруг полно волшебных превращений. Какие только замки, дворцы, чудища и фигуры не увидишь, глядя на бегущие по небу облака! А посреди широкого поля не ждешь ли, что вот сейчас покажутся вдали всадники в высоких шлемах, в кольчугах, с мечами и копьями? Ведь музыка тогда только и рождается, тогда только и можно услышать ее во всей красоте и прелести, когда ощущаешь, что мир — необычен, что он состоит из бесконечной цепи чудес... И волшебники-музыканты видят и слышат мир именно таким. Композитор Римский-Корсаков, вспоминая о том, как сочинял музыку к сказке о Снегурочке, рассказывал: «Какой-нибудь толстый и корявый сук или пень, поросший мхом, казался мне лешим или его жилищем; лес «Волчинец» — заповедным лесом; голая Копытецкая горка — Ярилиной горою; тройное эхо, слышимое с нашего балкона, как бы голосами леших или других чудовищ».