Феликс Розинер - Расскажи мне, музыка, сказку

Родная природа, народная сказка, быт, обряды и наивные, часто такие причудливые верования далеких предков — все это оживает для нас в музыке замечательных композиторов. Взгляни-ка прямо перед собой, — Тон-Тоныч вытянул руку, указывая Наташе в появившийся между деревьями просвет. — Видишь, там начинается крутой склон? Он ведет на голую, как будто выжженную вершину, где нет ничего, кроме бурых трав и чертополоха.

— Остановись, светозарная! — изменившимся голосом воскликнул Тон-Тоныч, и Наташа замерла. — Солнце давно уже село, восходит луна, облака закрывают ее; порывистый ветер шатает и треплет ветви, в заречной деревне воет он в трубах, беспокойные сны снятся людям, скотина в сараях не может угомониться, — переступает копытами и фыркает конь, пес в своей конуре дыбит шерсть, раздувает чуткие ноздри. Нехорошая ночь, душная летняя нехорошая ночь... Этой ночью слетаются ведьмы на шабаш — сюда, на Лысую гору...

Слышишь ли? Едва наступила полночь, и вот уже летят они с разных сторон...

...Наташа прислушалась — воющие звуки наполняли лес. То раздавалась музыка, и была она подобна свисту ветра, рассеченного быстрым полетом. Будто кругами, взвиваясь ввысь и спускаясь к земле, мчался кто-то в темном пространстве.

— То ведьмы и колдуньи, намазавшись тайным зельем, оседлав кто помело, кто полено, взмывают в воздух и несутся среди облаков над лесом, над полем, над спящей деревней. Слышишь их дикую скачку? Все больше и больше прибывает этой погани. Здесь, на Лысой горе, собрались черти, упыри, бесы, и вот вся нечистая сила пускается в пляс.

И вправду, звуки скачки и свистящего полета сменились иными — началась плясовая. Разнузданное веселье, топот и грозный, пугающий клич — все слилось в этой пляске, которая чем дальше, тем больше усиливалась и убыстрялась, завлекая в свой дикий ритм новые круги танцующих ведьм и бесов. И вдруг... Слышны далекие мерные удары.

— Это деревенский колокол. Ночь уходит. Мгновенье — и шабаш умолк, и будто сдуло всех с Лысой горы. Снова она пустая, голая, мрачно и безжизненно возвышается над окрестным лесом. Люди ни за что не пойдут на гору, которая пользуется такой дурной славой, а ведьмы и прочая нечисть опять появятся здесь лишь через год, в начале следующего лета...

Перекликались птицы; потрескивали под ногами сучья: путники уходили все дальше в сторону от горы.

— Музыка, которую ты слышала,—говорил Наташе Тон-Тоныч, — так и называется: «Ночь на Лысой горе». Написал ее композитор Модест Петрович Мусоргский. Он и Римский-Корсаков жили в одно и то же время, и были они большими друзьями.

Ну, а знакома ли тебе, синеглазая, музыка композитора Лядова? — спросил Тон-Тоныч.

— Знакома, — сказала Наташа.—Я часто слышала «Музыкальную табакерку» Лядова. В старину были такие коробочки-табакерки с невидимым музыкальным устройством. Ну, как в часах, разные колесики крутятся, есть там пружинки и молоточек, который стучит по звучащим пластинкам. Откроешь табакерку — и начинается музыка. Только она как будто стеклянная, неживая. И когда я слышу «Музыкальную табакерку», мне всегда кажется, будто под эту музыку танцуют, но только не люди, а куклы.

— Верно, — согласился Тон-Тоныч. — Ведь Анатолий Константинович Лядов в своей маленькой шутке и хотел показать, как звучит механическая музыка. Но сочинял он музыку и совсем иную...

Как раз в этот момент Ученый Кот, который постоянно держался чуть впереди, мягкими прыжками стал удаляться от них все дальше и скрылся из виду.

— А ну-ка, ну-ка, — заспешил и Тон-Тоныч. — Кажется, мы у цели.

Они ускорили шаги, и через несколько мгновений, раздвинув густой кустарник, вышли к воде. Перед ними было не очень большое круглое озеро, настолько круглое и ровное по краям, что Наташе хотелось сравнить его с блюдцем. Но блюдце-то — мелкое, а это казалось бездонным. Вода в нем была темна, неподвижна и выглядела даже не как вода, а как что-то густое, тяжелое...

Старые ивы с матовой, будто тусклое позеленевшее серебро, листвой окружали низкий берег. Вода кое-где цвела, и тут и там над темной поверхностью белели светильники лилий. Тихо-тихо, как движение тумана, как тень на тронутых слабым ветром листьях, зазвучала музыка... Завораживающая мелодия появилась было и смолкла, растворившись в протяжных звуках, словно, негромко плеснув, канула она в глубину...

Но нет, снова слышно зыбкое звучание — в нем и колыхание водорослей, и игра теней на неподвижной глади. Из спокойных, протяжных звуков возникли и короткие, как чьи-то вздохи, мотивы, и почудилось Наташе, что это вздыхают подводные девы: поднялись они из бездонных глубин и теперь покачиваются на склоненных к воде ветвях...

Музыка смолкла — и опять тишина, и опять недвижимо озеро. Красиво оно, круглое и ровное, но ощущала Наташа, стоя на его берегу, какое-то томительное чувство: место диковатое, озеро таинственное, и кто знает, что скрывают холодные глубокие воды...

— Волшебное озеро,—вполголоса произнес Тон-Тоныч.— Мало кому известна дорога к нему. И если бы не Ученый Кот, мы бы ни за что не смогли отыскать в глухом лесу это заповедное место. Но мой коллега Нестор временами наведывается в здешние края. Неподалеку живет его двоюродный брат— Кот-баюн. Слыхала ли ты про Кикимору?

— Ничего не слыхала, — ответила Наташа. — Ни про Кикимору, ни про Кота-баюна. Кто они такие?

— О Кикиморах рассказывают всякое. Маленькие, быстрые, незаметные, живут они около людей, прячутся по щелям, да по углам, то во дворе, то в доме. Вот едва к ночи улягутся все в избе, начинаются тут и там возня, писк и шорох. Кто-нибудь подумает, что это мыши запечные вышли на разбой, но другие-то догадаются: Кикимора озорничает. Шур-шур, шур-шур, и вдруг — бац! — глиняный горшок свалился с печной приступочки. Пискнул кто-то — и тихо. А потом опять — шур-шур...

Оставила девица неубранной пряжу на ночь, а утром — батюшки! — вся пряжа перепутана, вся кудель поразбросана!.. Очень нравится Кикиморам с пряжей возиться, это их самое любимое развлечение. Но любят они и попугать людей: мужик спит на печи, а Кикимора — прыг! — человек и закричит, проснется в холодном поту от страха: такое ему приснилось,— лучше и не вспоминать.

А еще так рассказывают про Кикимору: «Живет-растет Кикимора у кудесника в каменных горах. От утра до вечера тешит Кикимору Кот-баюн — говорит сказки заморские. Со вечера до бела света качают Кикимору во хрустальчатой колыбельке»., .

...Слушает Наташа про Кикимору, и слышит — музыка звучит. Затаенная музыка, тихая, мрачноватая. Наверно, подумала Наташа, такие же мрачноватые те каменные горы, где живет кудесник-старик, который умеет предсказывать судьбу, ворожить и колдовать. А вот и колыбельная слышится, — это, не иначе, Кот-баюн поет ее маленькой Кикиморе. У колыбельной мелодия причудливая, как будто и вправду кто-то мурлыкает. А это что за стеклянный звон раздается? Ну конечно же,—то хрустальная колыбелька покачивается взад-вперед!..