Джоан Роулинг - Икабог [litres]

Убедившись, что все замки, засовы и цепочки надёжно закрыты, старуха сняла с девочки мешок.

Щурясь на свету, Дейзи осмотрелась. Она оказалась в узком коридоре с засаленными стенами лицом к лицу с уродливой старухой во всём чёрном, с громадной волосатой бородавкой на кончике носа.

– Джон! – крикнула старуха, не сводя глаз с девочки.

Мальчик, чуть постарше Дейзи, с плоской, хитроватой физиономией, запыхавшись, вбежал в коридор и предстал перед старухой, щёлкая суставами пальцев.

– Иди и скажи девчонкам, чтобы достали ещё один тюфяк! – приказала старуха.

– Пусть сходит кто помоложе! – нагло отвечал Джон. – Я ещё не завтракал.

В мгновение ока Ма Хрюч взмахнула своей тяжёлой клюкой с серебряным набалдашником и обрушила её на голову мальчишке. Дейзи ожидала жуткого удара и хруста черепа, но мальчишка ловко увернулся, и массивная серебряная рукоятка просвистела прямо у него над головой. Судя по всему, годы суровых тренировок не прошли бесследно.

– Ладно-ладно, – проворчал он и поскакал вверх по лестнице.

Ма Хрюч повернулась к Дейзи.

– Как тебя зовут? – прокаркала она.

– Дейзи, – ответила девочка.

– Врёшь, – сказала старуха. – Твоё имя Джейн.

Дейзи ещё не знала, что всем детям, поступавшим в этот дом на воспитание, старуха первым делом давала новые имена. И всем одинаковые. Каждая девочка становилась Джейн, а мальчик Джоном.

А по тому, как новый воспитанник или воспитанница реагировали на перемену имени, Ма Хрюч делала вывод о характере ребёнка: насколько трудно будет сломить его волю к сопротивлению.

Совсем маленькие сразу соглашались отзываться на новые имена и скоро забывали свои настоящие. Бедные бездомные сиротки, голодные и продрогшие, были готовы на всё, лишь бы иметь кусок хлеба и крышу над головой.

Бывало и так, что ребёнок оказывался упрямым и не принимал новое имя без борьбы. С первого взгляда Ма Хрюч поняла, что эта девочка из таких упрямых. У новой подопечной, хотя и худенькой, но сильной, был независимый, гордый вид, а маленькие кулачки крепко сжаты.

– Меня зовут Дейзи, – повторила она. – Дейзи Давтейл. Так меня назвала мама. В честь своего любимого цветка.

– Твоя мать мертва, – фыркнула Ма Хрюч.

Как правило, все её дети были сиротами. Так она им и говорила. Пусть знают, что бежать им не к кому и некуда.

– Вы правы, – кивнула Дейзи. Её сердечко бешено заколотилось. – Моя мама умерла.

– И твой отец тоже, – прошамкала старая ведьма.

У Дейзи закружилась голова, и ей показалось, что стены и старуха поплыли у неё перед глазами. Она почти сутки ничего не ела. Не говоря об ужасе, который ей пришлось пережить в фургоне с мешком на голове. И всё-таки она нашла в себе силы, чтобы спокойно и твёрдо сказать:

– Мой папа жив. И меня зовут Дейзи Давтейл. Мой отец живёт в Тортвилле.

Вера в то, что отец жив, – единственное, что у неё оставалось. Не будь этой веры, весь мир провалился бы в чёрную пропасть. Навсегда.

– Ты ошибаешься, – повторила старуха, замахиваясь на неё тростью. – Твой отец мёртв, как этот серебряный набалдашник, а тебя зовут Джейн!

– Меня зовут… – начала Дейзи, но тут старухина трость засвистела в воздухе.

Дейзи успела увернуться, как это сделал мальчик по имени Джон, – и серебряный набалдашник пролетел прямо у неё над головой. Однако в следующее мгновение трость рванулась в другую сторону, больно ударив девочку по уху, отбросив к стене.

– Попробуем ещё раз, – сказала Ма Хрюч. – Повторяй за мной: мой отец мёртв и моё имя Джейн.

– Нет! – крикнула Дейзи и, не дожидаясь, пока старуха снова замахнётся тростью, нырнула ей под руку и со всех ног бросилась вглубь дома, надеясь, что задняя дверь не заперта и ей удастся выбежать во двор.

На кухне она увидела двух бледных, испуганных ребятишек, которые накладывали себе в тарелки какую-то зеленоватую бурду. Дверь чёрного хода оказалась тоже заперта на многие замки и цепочки. Дейзи повернула назад, снова прошмыгнула под рукой у старухи и, увернувшись от удара, бросилась вверх по лестнице. В спальне наверху ещё более перепуганные и бледные дети старательно застилали свои постели ветхими, дырявыми одеялами и простынями. Ма Хрюч поднималась по лестнице следом за Дейзи.

– Повторяй, – говорила она, – мой отец мёртв и моё имя Джейн!

– Нет! – крикнула Дейзи. – Мой папа жив. И меня зовут Дейзи Давтейл!

Тут ей попался на глаза люк в потолке, который, очевидно, вёл на чердак. Она толкнула дверцу – и из люка выпала верёвочная лестница. В мгновение ока Дейзи вскарабкалась по ней наверх, втащила за собой лестницу и захлопнула дверцу. Теперь она была в безопасности. Старой ведьме с клюкой до неё не добраться. Ма Хрюч злобно верещала внизу, приказав Джону, дежурить возле чердачного люка и следить, чтобы Дейзи не сбежала.

Позднее Дейзи узнала, что дети, названные одинаковыми именами, во избежание путаницы давали друг другу прозвища. У мальчика, которого старуха поставила караулить возле люка, было прозвище Джон-Тумак. Потому что он всегда обижал малышей. Этот Джон-Тумак был в своём роде заместителем старухи.

– Эй, ты, – крикнул он Дейзи, – там на чердаке перемёрли с голода куча непослушных детей. Если хорошенько поищешь, найдёшь их скелеты!

Чердак был такой низкий, что Дейзи приходилось ползать по нему на четвереньках, и ужасно грязный. Зато там обнаружился крохотный глазок под самой крышей, через который пробивались весёлые солнечные лучи. Заглянув в него, девочка увидела синее небо и панораму Вин-о-Града.

В отличие от Тортвилля, где все здания в основном были сахарно-белыми, дома Вин-о-Града строили из тёмно-серого камня. Внизу двое приятелей, шатаясь, брели по улице, горланя нескладную пьяную песню:

Почти целый час Дейзи просидела, прильнув к крошечному глазку. Потом Ма Хрюч принялась стучать клюкой в чердачный люк:

– Ну, как тебя зовут?

– Дейзи Давтейл!

Каждый час старуха возвращалась, стучала палкой в люк, задавая один и тот же вопрос. И получала один и тот же ответ.