Людвиг Бехштейн - Новые сказки [2-е издание]

Перед самой свадьбой красавица-невеста выпросила у жениха милость для доброго повара, который так хорошо обходился с мальчиком-замарашкой. Повара посвятили в рыцари и сделали стольником принца; на свадебном пиру он уже не стряпал сам, как то бывало прежде, а с достоинством, украшенный орденами и звездой, собственноручно подавал кушанья новобрачным.

удем неразлучны! — сказали друг другу портной и сапожник и отправились странствовать.

У сапожника были деньги, портной же был гол, как сокол. Оба они влюбились в одну и ту же девушку, по имени Лизочка, и каждый из них мечтал жениться на ней, как только заработает копейку, и сам станет мастером. Сапожник, по имени Петр, был злой и низкий человек; портной же, по имени Ганс, добродушный и доверчивый малый. Сначала Ганс не решался пойти странствовать с Петром, так как у него не было денег. Петр питал злобу против Ганса за то, что Лизочка чаще поглядывала на Ганса, чем на него, побоялся оставить его дома и сказал:

— Не церемонься, у меня денег достаточно, я буду платить за тебя, если бы даже у нас и не нашлось работы. Пить и есть мы будем хорошо, три раза в день. Разве это тебе не нравится?

— Есть и пить досыта, — это мне нравится! — ответил Ганс.

Оба связали свои котомки и отправились в путь. Девять дней шли они и все не находили работы. Петру не представлялось ничего подходящего, и он уговаривал Ганса идти дальше, хотя тому и предлагали кой-какую работу. Однако, на десятый день Петр заговорил так:

— Ганс, денег у меня становится все меньше и меньше; чтобы нам их еще хватило на некоторое время, придется есть и пить только два раза в день.

— Ох, ох! — вздыхал Ганс, — значит голод уже набивается к нам в товарищи? Зачем это я пошел с тобой! Голодать-то я мог бы и дома!

Петр, покупавший во время пути все запасы, наедался втихомолку, так как денег у него было достаточно; Ганс же ел и пил только два раза в день, и Петр радовался, когда у его товарища ворчало и бурчало в животе.

Прошло еще девять дней, а работа все не находилась. Тогда Петр сказал:

— Милый Ганс, моим деньгам скоро приходит конец. Право, их никак не хватит на четыре трапезы ежедневно: две для тебя и две для меня. Мой кошелек захворал чахоткой. Посмотри-ка, он худ, как червяк. С сегодняшнего дня мы можем есть только раз в день.

— Ах, ах, Петруша, — завопил Ганс, — этого я не перенесу! Я и то уж так исхудал и стал таким прозрачным, что от меня и тени-то больше не падает. Что же будет в конце концов?

— Затяни потуже свой ремень, — смеялся Петр, — приучай себя к лишениям!

— Мне кажется, что я уж и так довольно приучен к ним, — жаловался портной.

Но что же было делать? Пришлось терпеть. Ганс мужественно переносил голод, при этом каждый поймет, что телом он становился все худее и худее. Он так исхудал, что его кости стучали одна о другую, и лицо покрылось смертельной бледностью. А работы все не находилось, все мастера к тому еще говорили:

— Иди с Богом, выходец с того света! Как может такой несчастный сшить что-либо прочное, когда его собственный скелет трещит по всем швам? Положим, что портные должны быть люди худенькие и тоненькие, — это так, — но все же не такие тонкие, чтобы их вместо нитки можно было протянуть сквозь игольное ушко! Это уж не дело!

Ганс обливался горючими слезами, когда ему приходилось слышать такие слова, а мерзкий Петр ликовал втайне. Когда же прошло еще девять дней, и Ганс с голоду чуть не растянулся посреди дороги, лукавый Петр заговорил такие речи:

— Друг ты мой закадычный, как мне ни жаль и как мне ни больно, но приходится объявить тебе, что источник моих средств совсем иссяк, — теперь насчет еды и питья из булочной и из гостиницы надо позабыть.

— Боже мой! — вскричал Ганс, — ничего не есть и не пить! Да у меня мутится рассудок! Кто же это выдержит? Ах, я, несчастный, зачем я пошел с тобой? Горе тебе, ты соблазнил меня!

— Господи, да что же ты сейчас выходишь из себя! — воскликнул Петр. — Точно и правда, питья не найдется повсюду с избытком!

— Да где же? Что же пить? — кричал Ганс, у которого язык засох.

— Везде! Воду, друг мой, воду! — говорил Петр с усмешкой. — Вода очень полезна, она делает кровь жиже, она исцеляет от многих болезней, она укрепляет члены. Ведь и я должен пить воду.

— Да вода-то не еда, — жалобно говорил Ганс, — воздухом я тоже питаться не могу, достань мне что-нибудь поесть, а не то, придет мой конец.

— Ну, хорошо, я пойду к булочнику и на последние гроши куплю булочку, ее мы честно поделим между собою, — сказал лукавый Петр, велел Гансу присесть на камешек, а сам пошел в булочную.

Там он купил четыре булочки, тотчас же сел три из них выпил водочки и отправился к Гансу.

— Однако, Петр! — сказал голодный портной, — долго же ты не приходил. Дай мне поесть, мне уж делается дурно.

— А я ждал, пока булка остыла, — солгал Петр. — Есть горячий хлеб на голодный желудок нехорошо. Вот тебе твоя половинка.

— Петр, от тебя пахнет водкой! — сказал Ганс.

— Неужели? — спросил Петр. — Это возможно: верно, несколько капель водки попало на мою одежду, когда стоявший рядом со мной пролил ее по неосторожности на меня.

Как голодный волк бросился Ганс на свою булку, утолил жажду водой и пошел дальше со своим вероломным товарищем. Оба почти не говорили друг с другом. Когда настал вечер и они проходили через одну деревню, Петр опять зашел в булочную, наелся там досыта и принес булку. Ганс думал, что он поделится булкой, но Петр спрятал ее в карман.

Когда они вошли в лес, лежавший за деревней, Ганс сказал:

— Ну-ка, Петр, вынимай свою булку. Я страшно голоден.

— А я нисколько, — коротко ответил Петр.

— Нет?! — вскричал испуганно Ганс, остановился, и ноги его затряслись от слабости. — Варвар ты этакий!

— Обжора ты этакий! — засмеялся Петр. — Булка, которую я спрятал, как ты правильно заметил, принадлежит мне, и ты не получишь от нее ни крошки за то, что называешь меня варваром.

— Так я умру с голоду! — вскричал Ганс вне себя от отчаяния.

— Никто и не пожалеет о тебе, — сказал на это Петр.

— Но я молю тебя, ради Бога! — отчаянно просил Ганс.

— О чем?

— Дай половину… твоей булки… — лепетал Ганс, заикаясь.

— Даром только смерть дается, — за булку я сам заплатил последние гроши. Сколько бы денег еще оставалось у меня, если бы я не потащил тебя с собою и не кормил все время.

— Да ведь ты же сам уговаривал меня идти с тобой! — еле проговорил Ганс; страх и голод так ослабили его, что слова не шли с языка, прилипшего к гортани.