Людвиг Бехштейн - Новые сказки [2-е издание]

— Долг платежом красен, — продолжал Петр свою речь. — Булка мне так же дорога, как собственные глаза, их у меня два, значит, за полбулки следует платить одним глазом.

— Великий Боже! Как ты наказываешь меня за то, что я пошел с этим человеком! — простонал Ганс; бедняга портной уж и не мог говорить громко, протянул руку за булкой, сел ее, а Петр вынул ему глаз.

На другой день повторилась та же печальная история. Петр опять купил булку и за половину ее требовал другой глаз.

— Да ведь тогда я ослепну, — горевал портной, — ведь тогда я совсем не в состоянии буду работать!

— Кто слеп, — утешал его Петр с тихой усмешкой, — тому хорошо живется. Он не видит больше, сколько зла, фальши и вероломства на свете. Ему работать больше не приходится, у него всегда есть извинение, да и бедному слепому самый скупой человек подает милостыню.

У Ганса не было больше сил возражать на эту дьявольскую речь. Чтобы не умереть с голоду, он дозволил все сотворить над собой и отдал второй глаз своему ужасному товарищу. И когда все было кончено, Ганс надеялся, что Петр теперь поведет его, но тот сказал:

— Ну, а теперь счастливо оставаться, мой достойный, глупый Ганс! До этого я хотел довести тебя. Теперь ты нищий. Я же пойду обратно домой и женюсь на Лизочке. Посмотрим, что станется с тобой! — И Петр пошел прочь, Ганс же от физической боли и душевного горя совершенно лишился чувств, упал и лежал посреди дороги, как мертвый.

Вот шли этой дорогой три странника, но не двуногие, а четвероногие, это были: медведь, волк и лисица. Они обнюхали лежавшего в обмороке Ганса, и медведь зарычал:

— Это животное, называемое человеком, околело! По вкусу оно вам? Мне его не надо.

— Я только-что закусил свеженьким барашком, я больше не голоден, да притом человек этот худ и тверд, как бревно! — сказал волк.

— Этот герой видно был портным, — острила лиса, — но мне приятнее сесть жирного гуся, чем тощего портного. Вот, если бы тут лежал скорняк, который снимает наши шубы, то я уж не оставила бы его лежать спокойно, а этот пусть лежит. К тому же он слепой, так, конечно, не пристрелил ни одной лисицы.

Во время этого разговора портной пришел в себя, догадался, кто находился около него, и сдерживал, сколько мог, дыхание; между тем трое зверей уютно расположились отдохнуть тут же на зеленой лужайке.

— Ослепнуть это большое несчастье, — рассуждала лиса, — как и для нас, благородных животных, так и для скверных двуногих, называющих себя людьми и воображающих много о своем уме, а сами так глупы, что ничего не знают. Знали бы они то, что я знаю, так не было бы у них слепых.

— Ого! — вскричал волк. — И я кое-что знаю, да про себя разумею. Вот, если бы животные из ближней столицы, называемые людьми, знали это, они не страдали бы от жгучей жажды, от которой страдают теперь, и не платили бы по целому дукату за стакан воды.

— Гм, гм! — зарычал медведь. — Наш брат тоже не глуп. Мне тоже известна одна тайна. Откроем друг другу свои тайны, но поклянемся душой и телом никому и никогда не выдавать их.

— Нет, этого никто не смеет и не захочет сделать! — свято обещала лиса.

— В этом мы торжественно подаем другу другу правую лапу! — подтвердил волк.

— Хорошо! — сказал Мишка и протянул свою волосатую лапищу; когда же прочие звери ударили по ней своими лапами, то, шутки ради, медведь так пожимал и тряс их, что те поднимали страшный вой, чем пугали слепого портного.

— Я знаю, — начала лиса после того, как медведь вдоволь посмеялся над ее чувствительностью, — я знаю, что именно сегодня и есть та особенная целебная ночь, когда небесная целительная роса падает на все травы. Стоит слепому потереть глаза этой росой, как он становится зрячим; даже, если он лишен глазного яблока, у него вырастает новое.

— Это прекрасная тайна, — сказал волк, — но и моей тайной нельзя пренебрегать. Уже давно в нашей столице нет воды ни в одном колодце, и если это долго так будет, то — или все жители погибнут, или им придется покинуть город. А между тем под самым городом течет масса воды, а никто этого и не знает. На базарной площади мостовая состоит из плитняка, если поднять его, то из почвы забьет фонтан воды, вышиною с целую башню. Как рады были бы жители, если бы у них снова появилась вода! Но не смейте никто выдать им эту тайну, а не то, я выкушу вам всякому язык!

— Никто им ничего не скажет, серый приятель! — зарычал Мишка и заговорил: — Слушайте только, что я знаю: вот уже прошло семь лет с тех пор, как хворает дочь короля, и ни один доктор не может помочь ей, потому что никто не понимает причины ее болезни, хотя все и воображают о себе, что они чрезвычайно умны. Болезнь королевской дочери так ухудшилась, что король уже обещал отдать ее в жены тому, кто ее вылечит, он ведь рад был бы видеть ее живой и здоровой. Однако, тут никто не поможет, я один знаю, в чем дело.

— Ты подстрекаешь наше любопытство, милостивый государь, господин Топтыгин! — сказал волк, а Мишка зарычал:

— Имейте терпение! Неужели вы не можете немножко обождать?

Тут медведь фыркнул хорошенько и продолжал:

— Однажды принцесса должна была положить золотую монету в церковную кружку. Принцесса была еще молода, боязлива, робка, сконфузилась при виде стольких людей и в замешательстве бросила монету так неловко, что та упала мимо и закатилась в щель. После этого она и захворала и избавится от своей болезни лишь тогда, когда эта монета будет найдена и брошена в церковную кружку. Тут лечение самое пустое: стоит только кому-нибудь вынуть монету из щели и отдать ее королевской дочери, чтобы она положила ее в кружку.

Так все звери сообщили друг другу свои тайны, поднялись с лужайки и пошли каждый своей дорогой. Мишка почувствовал, как откуда-то понесло запахом меда, а оба другие хищника почуяли запах курятинки, и все отправились добывать себе завтрак.

Ганс очень обрадовался, узнав тайны зверей. Скорей помазал он росой, которая падала с неба, свои глаза; оба новые, светлые глазные яблока выросли у него на месте потерянных глаз, и он снова увидел сверкающие золотые звезды и темные вершины леса. Наступило утро, Ганс увидел и дорогу и тропинку и пошел вперед. В деревнях удалось ему выпросить еду и питье, так что он утолил и жажду и голод, мучившие его. Пришел он наконец в тот город, где люди так страдали от недостатка воды, что пили только вино, молоко и даже водку.

Ганс завернул в одну гостиницу и попросил у хозяйки дать ему стакан воды. Хозяйка выпучила на него глаза и стала браниться:

— Извольте полюбоваться на ловкача! У него гроша нет, чтобы заплатить за вино, а он вздумал раскутиться и пить воду! Не воображает ли этот мусью с протертыми локтями, что вода течет так ни за что, ни про что, и что ее можно иметь даром? Пусть воображает, что вода течет ему по усам, а в рот не попадает; вина или водки он может получить, а воды у меня нет.