Народные сказки - Волшебный конь

Через эту дверь мы вошли в великолепную залу, отделанную с удивительной роскошью и вкусом. Но я не был расположен любоваться этой красотой: не медля ни минуты, я набросился на рассыпанное повсюду золото и драгоценные камни и стал наполнять ими приготовленные мешки. Дервиш последовал моему примеру, но собирал главным образом драгоценные камни, посоветовав и мне делать то же самое. Я бы охотно унёс все сокровища пещеры, но приходилось учитывать силы наших вьючных животных.

Наконец верблюды были нагружены; оставалось только закрыть пещеру и пуститься в обратный путь. Но, прежде чем выйти, мой товарищ вынул из золотой вазы какую-то маленькую коробочку из неизвестного мне дерева и спрятал её у себя на груди. Впрочем, заметив моё любопытство, он тут же сам показал мне, что в ней находится какая-то мазь.

При выходе из пещеры дервиш проделал ту же церемонию, что и вначале: снова разжёг потухший было костёр, покурил благовониями и произнёс свои заклинания, после чего дверь в скале исчезла. Затем мы поделили между собой верблюдов с их грузом и, выйдя на большую дорогу, разошлись в разные стороны – дервиш по направлению к Бальсоре, а я по дороге в Багдад. Но не успел я сделать и ста шагов, как мной снова овладела жадность.

«На что дервишу такое богатство? – рассуждал я. – Ведь он всегда может вернуться в пещеру и набрать себе столько золота, сколько сам захочет».

И, недолго думая, я остановил своих верблюдов и бросился догонять дервиша.

«Брат мой! – воскликнул я, остановив его. – Я совершенно упустил из виду одно обстоятельство. Сам посуди: ведь ты человек духовный и не привык заниматься делами и тем более управляться с таким большим количеством верблюдов. По-моему, тебе следовало бы уступить мне десять верблюдов: тебе достаточно будет возни и с остальными тридцатью».

«Пожалуй, ты прав, – сказал дервиш, – я в самом деле не подумал об этом. Ну что ж, если хочешь, можешь забрать с собой десять верблюдов – дарю тебе их от всего сердца».

Лёгкость, с которой дервиш расстался с такой значительной частью своего богатства, только ещё сильнее разожгла мою жадность, и я решился попытать счастья ещё раз. Поэтому, вместо того чтобы поблагодарить его за щедрый подарок, я обратился к нему со следующей лицемерной речью: «Прости, брат мой, но, по-моему, и тридцати верблюдов для тебя слишком много, тебе с ними ни за что не управиться; для меня же, если ты мне уступишь ещё десять верблюдов, это не составит никакого труда».

Слова мои, очевидно, показались дервишу вполне убедительными, так как он без всяких возражений уступил мне ещё десять верблюдов. Казалось бы, после этого я должен был быть вполне доволен, но – увы! – я был словно в горячке, при которой чем больше человек пьёт, тем сильнее разгорается жажда. И вот я снова принялся выпрашивать, пока наконец не заполучил от дервиша остальных двадцать верблюдов. Я бросился обнимать и целовать своего благодетеля и рассыпался в уверениях вечной благодарности, но тут мне вдруг вспомнилась коробочка с неизвестной мазью, которую дервиш взял в пещере. Мне пришло в голову, что она, быть может, ценнее всех наших сокровищ. Я, конечно, тотчас же воспылал желанием заполучить и её.

«Кстати, – заметил я с небрежным видом после того, как в последний раз обнял своего благодетеля, – что это за коробочка с мазью, которую ты вынул из вазы в пещере? По-моему, тебе бы следовало заодно подарить мне и её. Ведь тебе, как лицу духовному, даже неприлично держать при себе какие-то мази».

Дервиш и на этот раз не думал отказывать мне. Он вынул из-за пазухи коробочку и, подавая её мне, сказал: «Ты должен знать и свойства этой мази: если немного потереть ею вокруг левого глаза, то можно видеть все сокровища, скрытые в земле. Но боже сохрани потереть мазью правый глаз: в ту же минуту ты ослепнешь».

Мне, конечно, захотелось самому убедиться в чудесном свойстве мази, и я попросил дервиша потереть мне ею левый глаз. Тот согласился, и я действительно увидел множество подземелий, наполненных несметными сокровищами. Это ещё сильнее разожгло моё корыстолюбие, и внезапно мне в голову пришла мысль, что предостережение дервиша относительно правого глаза было лживо и что, напротив, это дало бы мне возможность завладеть всеми этими увиденными богатствами. Поэтому я стал просить дервиша натереть мне мазью и правый глаз.

«Несчастный! – воскликнул тот с негодованием. – Неужели корысть так овладела тобой, что ты даже готов на всю жизнь остаться слепым? Откажись от своего безумного желания и не сомневайся в словах человека, который уже дал тебе столько доказательств своего расположения».

Но я продолжал его упрашивать, и наконец он сказал с досадой: «Хорошо, пусть будет по-твоему; только помни, что ты будешь сам виноват в своём несчастье».

«Не беспокойся, я тебя упрекать не стану!» – воскликнул я насмешливо и поспешил подставить ему правый глаз. Дервиш исполнил моё желание. Но, увы, слова его оказались верными: когда я открыл глаза, меня окружал глубокий мрак. Легко представить себе моё отчаяние! Я плакал и кричал как полоумный, рвал на себе волосы и умолял дервиша сжалиться надо мною и вернуть мне зрение. Но тот сурово оттолкнул меня, промолвив: «Это только справедливое наказание за твою ненасытную жадность, и я ничем не могу помочь тебе. Моли бога: быть может, он сжалится над тобой и пошлёт тебе исцеление. Что же касается сокровищ, которые я тебе подарил, то ты оказался недостойным их, и я найду им другое, лучшее применение».

И с этими словами он, не обращая внимания на мои стоны и мольбы, удалился, погнав вперёд всех моих верблюдов, а я остался один, слепой и совершенно беспомощный.

Долго пролежал я среди пустыни, предаваясь своему горю, и, наверно, умер бы с голода, если бы на другой день меня не подобрал караван, возвращавшийся из Бальсоры, и не отвёз обратно в Багдад. С тех пор, лишённый всех средств к существованию, я принуждён просить подаяние у добрых людей, и, чтобы искупить свою вину, я прошу каждого, подающего мне милостыню, дать мне заодно и пощёчину. Такова моя история, о повелитель!

Когда слепой кончил свой рассказ, калиф сказал:

– Баба-Абдаллах, твой грех, конечно, велик, но так как ты осознал его и искренне в нём раскаиваешься, то отныне я освобождаю тебя от твоего обета. С сегодняшнего дня и до конца твоей жизни ты ежедневно будешь получать от меня четыре дирхама, которые тебе будут выплачиваться моим великим визирем.