Феликс Зальтен - Дети Бемби

— Ты ничего не изменишь, моя девочка, — оказала Фалина.

— Так устроен лес, и ты должна смириться.

— Ты меня не убедила, — возразила Гурри.

— Жизнь тебя убедит, — заключила Фалина.

Снова начались жестокие холода. День за днем шел снег. Дул ледяной ветер. Мороз жег огнем.

Егерь редко обходил участок. Еще реже гремела огненная рука; каждый раз она настигала какого-нибудь разбойника, потому что охота была запрещена. И каким-то образом все узнали, что опасность миновала. Лани бесстрашно гуляли днем. Зайцы беззаботно прыгали или спокойно лежали в своих снежных норках. Фазаны без опаски сидели в глубоком снегу, не задумываясь приходили к кормушкам столько раз, сколько им хотелось.

Лани смело приближались к стожкам с сеном. Их гнали холод и невозможность добыть пишу. Зайцы тоже приходили сюда и наедались до отвала.

Дикие звери редко показывались на глаза. Королям было очень стыдно, ведь они потеряли свои рога. Они ни с кем не разговаривали, словно боялись, что их могут упрекнуть в чем-то нехорошем. Короли уже не были гордецами, при встрече вели себя скромно и миролюбиво. Ночью они бесшумно бродили по лесу.

Короли общались друг с другом. Никто больше не помышлял о соперничестве. Они мирно бродили бок о бок. Королевы гуляли отдельно без каких-либо сокровенных желаний. Некоторые из них поодиночке, только в сопровождении детей. Остальные ходили группой.

Короли и королевы обдирали стволы молодых и средних деревьев. Деревьям это очень вредило. Некоторые из них не могли залечить свои раны. Они высыхали и стояли голыми, в то время как другие весной снова зеленели. Однако, королевских высочеств это мало трогало.

Бэмби не было видно. Он не показывался на глаза всю зиму. Он тоже потерял рога. Правда, несмотря на это, Бэмби ходил с гордо поднятой головой; однако было похоже, что именно гордость повелела ему избегать своих близких и всех остальных, пока он будет ходить без рогов. То тут, то там попадался замерзший заяц или лежавшая в снегу холодная, одеревеневшая лань. Тогда на них садилась стая ворон и через два-три дня от погибших ничего не оставалось.

Белочка, очнувшись от зимней спячки, изредка спускалась с верхушки дерева на землю, искала свои запасы и не могла их найти, после чего снова залезала в свою узкую норку и засыпала. Спячка частично заменяла ей еду.

Всех обитателей леса мало-помалу стало тревожить какое-то зловещее предчувствие. Никто не знал почему, но каждого угнетало беспокойство. В лесу все было по-старому. Никто не трогал фазанов, зайцы или лежали в норах, или самозабвенно играли друг с другом. Они не ощущали всеобщего страха. Но вдруг зайцы бросили свои игры и испуганно залезли обратно в норки. Было неизвестно, откуда и почему возник этот страх, но он день ото дня нарастал и никто не мог с ним ничего поделать. Приятное чувство безопасности во время запрета на охоту исчезло.

— Нет нам покоя, — с грустью говорила Фалина.

Гено молчал, он по-прежнему дрожал.

— Я хочу, чтобы отец был с нами! — вскричала Гурри.

Она всеми силами сопротивлялась страху, который заползал ей в сердце. Напрасно! Гурри растерялась и стала вторить матери:

— Конечно, хоть на какое-то время покой необходим. — Отдохнуть все-таки тоже надо было бы…

— Сколько можно, с нас вполне хватило бы морозов и скудной пищи, — сказала Фалина.

— Еще как хватило бы, — хныкал Гено.

— Холода и нехватка еды мне не мешают, — объяснила Гурри, — если бы можно было жить спокойно, я бы отдохнула несмотря ни на что!

Это был первый случай, когда Гурри приуныла. Из-за этого Гено, а еще больше Фалина и вовсе пали духом. Им не хватало ее утешений. Теперь они поняли, как сильно ее слова их поддерживали, как трудно переносить им ее уныние.

И все-таки опасения Гурри сбылись. Они все дрожали от Страха и все оказались правы. Неопределенное, тупое чувство страха, которое всех угнетало, получило ужасное подтверждение. Где-то в сокровенном уголке леса на забрызганной кровью земле лежала разорванная в клочья взрослая лань. Это было беспримерное преступление. По-видимому, она долгое время спасалась бегством, обессилела и была убита преследователем. Это была необычная смерть. Перепуганные сороки, сойки и вороны в ужасе разносили повсюду это страшное известие.

Кто же был убийцей? Все знали, что это не лис, не куница, ни один из тех чужаков, которых Он сбивает с дерева, — никто из них! Все они довольствовались мелкой добычей. Никто не знал убийцу, никто не видел его. Именно поэтому все были объяты непомерным ужасом.

А злодей пребывал далеко от этих мест. Он жил в деревне и принадлежал бургомистру. Это был коренастый волкодав по имени Неро. Его хозяин был болен. Неро остался без присмотра и гулял в одиночестве. Сначала это были безобидные прогулки в дальние поля. Там не было никакой живности, которая могла бы соблазнить порядочного пса на неблаговидный поступок. Он валялся в снегу, хватал пастью снег, играл с ним и, наконец, надышавшись свежим воздухом и почувствовав приятную истому от усталости, убегал домой.

Спустя некоторое время, войдя во вкус, Неро стал делать вылазки все дальше и дальше. Так он добрался до леса, в котором еще ни разу не был; ведь бургомистр вместе с ним туда не ходил. Здесь его ожидало много новых впечатлений. Самые разные запахи возбуждали его. Но он еще не знал, что они означали. В течение многих дней он часами бегал по лесу. Его любопытство росло, возбуждение тоже. Правда, пока это был безобидный пес, который никому не собирался причинить зло. Ни одно живое существо не перебежало ему дорогу, не показалось на глаза. Забавляясь, он лишь безо воякой цели бегал по многочисленным следам. Но его присутствие приводило в ужас всех обитателей леса. Хотя они его не видели, но их охватывал панический страх. Возможно этот страх еще больше усиливался именно оттого, что его никто не видел и было неизвестно, кого они так боятся. И в самом деле, лани угадали насколько он опасен, прежде чем он сам осознал, куда его влечет азарт.

Старая лань, которую он убил, разбудила в нем жажду крови. Неро совершенно случайно оказался рядом с этой чрезвычайно пугливой самкой, когда она вскочила и бросилась бежать. Неро воспринял это как приглашение и помчался вслед за ней. Некоторое время он помышлял только о том, как бы ему догнать беглянку. Он точно не знал, кто бежит впереди, полагал, что это собака и радовался новому товарищу. Ветер дул ему навстречу со стороны старой самки и вместе с запахом вселял в него уверенность, что перед ним не ему подобный, а кто-то совсем другой, отчего желание познакомиться с ним приобретало новый смысл. Теперь в нем проснулся охотничий азарт, чувство, которое никогда не посещало его в течение всех трех лет жизни, было упоительным. Неро лихорадило. Все запреты, привитые дрессировкой, были забыты.