Элинор Фарджон - Седьмая принцесса

Подойдя поближе, он тоже осмотрел корову.

— Я скупаю скот, — сказал он. — Сколько вы хотите?

— Ой, простите, — ответила Джейн Лили. — Вот только продала!

— И за сколько же?

Джейн назвала цену.

И вдруг, к собственному удивлению, Чердон произнёс:

— Заплачу на фунт больше.

— Вы очень добры, господин фермер, — сказала Джейн. — Но ведь она продана.

Добрым Роберта Чердона назвали впервые в жизни!

— А деньги вам отдали? — спросил он.

— Нет, но скоро принесут.

— Значит, сделка пока недействительна. Продайте мне — получите больше.

— Но мы уже договорились, господин фермер, я пообещала… Нельзя же нарушать данное слово, правда? Но вам всё равно большое спасибо!

— У вас отличная корова, а платят за неё слишком мало, — продолжал Роберт Чердон. — Я вас тут прежде не видел, — неожиданно произнёс он.

— Вы, верно, видели моего отца. Я дочка Джона Лили из Камстока. Отец теперь болен, денег в доме вовсе нет, вот я и привела Красулю на ярмарку. А вон и её новый хозяин идет. Вроде добрый человек, не обидит мою коровушку. Ну, прощай, Красуля. — И девушка поцеловала корову меж рогов. Говорила она весело, а глядела печально — у Чердона снова сжалось сердце. На миг он возненавидел корову, которой достался столь нежный поцелуй. Подошёл покупатель и, отсчитав деньги, отдал Джейн. Она сунула их в карман, попрощалась и ушла. Чердон глядел ей вслед. Что ж, и ему прикажете сказать: «Прощай, краса моя»? Нет, он эту девушку так не отпустит! Повернувшись к новому хозяину коровы, он презрительно сказал:

— Ну и доходягу ты купил! У тебя что, глаз нету? — и перечислил опечаленному покупателю все недостатки Красули.

В тот же вечер фермер Чердон постучался к Джону Лили. Дверь распахнулась, и на пороге показалась Джейн. Она сбежала по крутым ступенькам, но всё ещё не узнавала гостя — лицо его было в тени, а ей прямо в глаза било закатное солнце. И вот она уже возле Чердона.

— Это вы… — сказала Джейн и протянула руку.

Никто и никогда не приветствовал Роберта Чердона так нежно, никто прежде не радовался его приходу. Он пожал руку Джейн, и вдруг, приметив что-то у него за спиной, она вскрикнула и взволнованно, по-детски, сжала его пальцы.

— Забирайте вашу Красулю, мисс Лили, — сказал фермер. — Она вернулась домой.

— Но почему?

— Я перекупил её. Она снова ваша. Ведите в хлев.

Джейн онемела от счастья. И бросилась обнимать Красулю. Но Чердон больше не ревновал к корове, Красуля теперь стала его полноправным заместителем.

Отведя корову в хлев, Джейн стала уговаривать Чердона зайти в дом и познакомиться с её отцом.

— Я уже рассказала батюшке, как вы были добры ко мне поутру, на ярмарке. Но не смогла объяснить, кто вы, ведь я не знаю вашего имени. Зайдите! Батюшка отблагодарит вас лучше моего.

Чердон твердо знал, что лишь сама Джейн может отблагодарить его так, как он рассчитывает. Но в дом он всё же зашёл. Джон Лили глядел на них, откинувшись на подушки, а Джейн торопливо рассказывала, как добр, как бесконечно добр к ним новый знакомец. Старик пробормотал «спасибо», собрался было сказать ещё что-то, но Чердон оборвал его и вскоре ушёл. Джона Лили он отлично знал. Да и старик, верно, знал фермера и его дурную славу. Джейн проводила Чердона до ворот.

— Не знаю, что и сказать вам, — произнесла она просто. — Надо бы вернуть вам деньги за корову. Но мы продали её как раз из-за денег.

— А мне они и не нужны, — ответил Чердон. Кстати, корову он выторговал задешево — на фунт дешевле, чем продала её Джейн.

— Тогда, быть может, вы хотите забрать её к себе на ферму?

— Поживём — увидим, — сказал Роберт Чердон.

— Забирайте, как захотите, — ответила Джейн. — И большое вам спасибо за доброту вашу.

Спустя три месяца, когда Джон Лили умер, Чердон и в самом деле забрал Красулю к себе на ферму. Деревенские высыпали на улицу и изумлённо глазели на Джейн — счастливую невесту Роберта Чердона. Жених вёз её в церковь, и девушка прямо сияла от счастья! Удивительно! Бывают же чудеса на белом свете! Не впервой бедным девушкам выходить за богачей, да только радости в том мало — не сияют они, не румянятся, точно розы в июне!

А Джейн сияла от счастья целый год — весь недолгий год, что была женой Роберта Чердона.

Для чужих людей муж по-прежнему был жесток и неумолим, зато дома всё старался угодить жене, чтоб расцвела она улыбкой, чтоб сказала:

— Как ты добр!

Он вскоре обнаружил, что её радость — а его прихоть! — обходится ему совсем дёшево, задаром. Ведь жена радовалась любой мелочи, и дорогое слово легко слетало с её губ, когда муж приносил найденную в траве землянику. Порой он всё же выкладывал на ярмарке денежки за цветастый платок и пакетик сладостей. Чердон радовал жену чем мог, носил ей подарки — она, бедняжка, и не подозревала, каков он на самом деле. А на исходе года Джейн родила ему дочку да и умерла в родах. Свою короткую замужнюю жизнь она знала мужа лишь добрым и иначе никогда не называла.

Роберт Чердон нарёк дочку Джейн — в честь матери, но кликал её непременно Маленькая Джейн. Он так напирал на слово «маленькая», точно большая Джейн была жива, и ему надо было их как-то различать. Так, верно, ему мечталось…

— Как спалось Маленькой Джейн? — спрашивал он поутру у няньки.

— А где Маленькая Джейн? — спрашивал он садовника, когда дочка гуляла.

И через несколько лет люди тоже стали называть девочку Маленькая Джейн. Слова слились в одно длинное слово.

Недоброжелатели предвидели, что фермер невзлюбит ребенка за смерть матери. Но девочка с первых дней заняла место покойницы в его сердце, и ему снова захотелось делать добро. Впрочем, сам он понял это, лишь когда малышка заговорила. Вначале же он просто просиживал часами возле её колыбели или привязывал дочь себе на спину — как носят младенцев женщины-индианки — и обходил с нею свои угодья. Отец был немногословен, но, глядя на дочку, ощущая в руках её хрупкое тельце, он вспоминал снова и снова: «Ты и твои детки…» Как много, оказывается, кроется за простыми словами!

— Па-па! — произнесла однажды девочка. Это было её первое слово. А после ещё слова, много-много слов пробились, словно молодые побеги из земли, согретой весенним солнышком. Первые слова ребёнка — настоящее чудо, но прежде фермеру Чердону не приходилось об этом задумываться. Теперь же дочкин лепет радовал его, как первые колоски на поле. Чуткое ухо отца ловило всё новые и новые слова, они удивительным образом складывались в знакомые сочетания, но теперь в них пела иная музыка, теперь они светились иным светом. Однажды в июне, незадолго до дочкиного двухлетия, Чердон нашёл на лугу первую землянику и принёс Маленькой Джейн — совсем как её матери когда-то. Девочка схватила свёрнутый листок, в котором катались красные шарики, и восторженно сказала: