Сельма Лагерлёф - Путешествие Нильса с дикими гусями

– Вот и хорошо, – сказала Акка. – Засыпь яму и сгреби снова песок, так чтобы никто не заметил, что его раскапывали.

Мальчик исполнил приказание, но когда поднялся на скалу, то, к своему изумлению, увидел, что Акка, а за ней и остальные шестеро диких гусей торжественно шествуют ему навстречу. Поравнявшись с ним, они несколько раз кивнули, и вид у них был такой серьёзный, что Нильс снял колпачок и поклонился.

– Видишь ли, – начала предводительница, – мы, старые гуси, говорили между собой о том, что если б ты служил у людей и сделал им столько добра, сколько нам, то они не отпустили бы тебя без награды.

– Не я помогал вам, – возразил мальчик, – а вы меня всё время оберегали.

– Мы также думаем, – невозмутимо продолжала Акка, – что человек, сопровождавший нас в путешествии, не должен уйти от нас таким же бедняком, каким пришёл.

– То, что я узнал от вас за год и чему научился, дороже золота, дороже любого богатства! – искренне воскликнул Нильс.

– Раз это золото лежит здесь столько лет, то, видно, у него нет хозяина, – сказала Акка. – И я думаю, что ты можешь взять его себе.

– Но разве не вам самим понадобилось сокровище? – удивился мальчик.

– Да, понадобилось, но лишь для того, чтобы наградить тебя: пусть твои родители думают, что всё это время ты служил пастухом у щедрых и достойных хозяев.

Мальчик оглянулся, бросил взгляд на море, а потом посмотрел прямо в глаза Акке.

– Выходит, вы прощаетесь со мной, раз награждаете за труды… А ведь я и не думал покидать стаю.

– Конечно, пока мы будем в Швеции, ты останешься с нами. Но я хотела показать, где находится клад, пока ещё для этого нам не пришлось делать большой крюк.

– Вы не поняли: я вовсе не хочу с вами расставаться и не прочь полететь и за море.

Тут все гуси вытянули длинные шеи, от удивления приоткрыли клювы.

– Это для меня неожиданность, – заявила Акка, придя в себя. – Но прежде чем ты примешь окончательное решение, послушаем, что скажет Горго. Ещё в Лапландии мы условились, что он слетает на твою родину, в Сконе, и постарается повлиять на гнома, чтобы изменил поставленные тебе условия.

– Совершенно верно, – начал своё повествование орёл. – Но, как я уже сказал, мне не удалось выполнить поручение. Дом Хольгера Нильссона я нашёл без труда и, покружившись над ним часа два, увидел гнома, который пробирался между строениями. Я схватил его и унёс в поле, где мы смогли свободно поговорить, а там сказал, что меня послала Акка Кебнекайсе спросить, не может ли он смягчить Нильсу Хольгерссону условия. «Я охотно бы согласился, – ответил гном, – так как слышал, что Нильс очень изменился и в путешествии вёл себя достойно, но это не в моей власти». Тогда я рассердился и пригрозил, что выцарапаю ему глаза, если не пойдёт на уступки. «Делай со мной что хочешь, – заметил гном, – но что касается Нильса Хольгерссона, всё останется по-прежнему. Впрочем, передай, что хорошо бы ему поскорее вернуться домой вместе со своим гусем. Там у них неладно. Хольгер Нильссон дал денег взаймы своему брату, которому всегда доверял, а у того дело прогорело, и долг вернуть он никак не может. Кроме того, Хольгер купил лошадь, да она с первого же дня захромала, так что толку от неё никакого. Да скажи ещё Нильсу, что родители уже продали двух коров и им придётся бросить хозяйство, если кто-нибудь не поможет».

Услышав это, Нильс помрачнел и стиснул пальцы так, что раздался хруст.

– Какой же этот гном жестокий! – заплакал мальчик. – Поставил такие условия, что я не могу вернуться домой и помочь родителям! Но он всё равно не заставит меня предать друга. Мне жаль родителей – они достойные люди и скорее откажутся от моей помощи, чем допустят, чтобы их сын возвратился домой с нечистой совестью.

В первые дни ноября гуси, миновав горную гряду, оказались в Сконе, после того как несколько недель провели на обширных равнинах вместе с другими стаями.

Что касается Нильса Хольгерссона, то настроение у него было хуже некуда: мальчик хоть и бодрился, но всё же никак не мог примириться с судьбой: «Если б мы уже покинули Сконе и оказались за морем, то, наверное, было бы легче: я знал бы, что надеяться не на что, и чувствовал себя спокойнее».

Но вот в одно прекрасное утро гуси снялись с места и полетели к югу.

«Теперь уже недалеко до дома», – думал Нильс, с волнением вглядываясь в мелькавшие картины.

А ландшафт внизу стремительно менялся: бурные речки нарушали однообразие равнины; озёра и болота сменялись степями, поросшими вереском, и полями; горные цепи с ущельями – живописными долинами.

Гусята во время пути то и дело спрашивали старших в стае:

– Каково там, за морем? Каково за морем?

– Погодите, погодите! Скоро узнаете! – отвечали гуси, которые уже несколько раз совершали перелёт.

Когда стая пролетела горы и леса, сверкавшие между ними озёра, скалы и холмы, гусята восхищённо спрашивали:

– И в целом свете так? В целом свете так?

– Погодите, погодите! Скоро увидите, каков он, белый свет, – успокаивали их старые мудрые гуси.

И вот наконец стая пролетела над горами и очутилась в Сконе, а старая предводительница воскликнула:

– Смотрите вниз! Оглянитесь кругом. Вот так будет за морем!

Стая летела всё дальше: вот уже и луга показались с пасущимися стадами. Акка вела своих подопечных над Сконе не случайно. Нильс не сразу понял, что мудрая гусыня специально пролетела в этот день через всю провинцию Сконе, чтобы он знал: места, где он вырос, ничуть не хуже любых других на свете. Впрочем, в этом не было особенной надобности: стоило Нильсу увидеть знакомые места, как его неудержимо потянуло домой.

Стоял пасмурный, хмурый день. Гуси паслись на просторных нивах, когда к Нильсу подошла Акка.

– Похоже, погода улучшается, – сказала старая гусыня. – Пожалуй, завтра можно совершить перелёт через Балтийское море.

– Да, – коротко ответил мальчик.

Ему спазмом сдавило горло, и он не мог говорить. Нильс до сих пор надеялся, что здесь, в родных местах, он каким-то волшебным образом сможет освободиться от чар.

– Мы ведь совсем недалеко от твоего дома. Я думала, ты захочешь побывать у родителей – ведь ты давно их не видел.

– Мне всё равно, – ответил мальчик, но голос его дрогнул – было ясно, что он обрадовался предложению гусыни.